Прошло полтора года со дня восстановления русского суверенитета в Приморье, — и только 31 мая 1924 года Карахану, сменившему Иоффе на посту советского полпреда в Пекине, удалось заключить соглашение с пекинским правительством, тем самым поставив вашингтонские протоколы перед весьма колючим для них фактом.
Конечно, по сравнению с положением дореволюционной России в Китае соглашение 31 мая представляется шагом назад. Оно явственно отражает собою ущерб, понесенный за эти годы русской государственностью. Было бы бесплодно скрывать, что Россия возвращается в мир внешне ослабленной, истомленной страшным кризисом, ее поразившим. Естественно, что и новые договоры, фиксирующие ее государственно-правовое Воскресение, не могут в то же время не выражать и некоторой ущербленности ее прежнего могущества, ее былого авторитета. Но необходимо добавить, что в плане дипломатических дискуссий и официальных провозглашений эта ущербность, как мы уже видели, получает стройное принципиальное обоснование: — Советский Союз добровольно порывает с империалистическими навыками политики старой царской России и полагает в основу своей дипломатии начала высокой международной справедливости. Не меч, но мир несет с собой новая Россия…
Внутрикитайские осложнения несколько затормозили осуществление пекинского соглашения. Потребовались дополнительные переговоры советских представителей в Мукдене с маршалом Чжан Цзо-лином. Как известно, Россия согласилась на новую уступку (сокращение срока аренды КВжд на 20 лет), и, в результате, 3 октября 1924 года, при платонических протестах Русско-Азиатского Банка, дорога перешла фактически в совместное советско-китайское управление, а над посольством и консульствами СССР в Китае взвились национальные флаги Союза.
Вдумываясь в нападки русских врагов Советской России на ее китайскую политику, нетрудно вскрыть две линии этих нападок:
1) «Советская власть плохо защищает свои государственные интересы, предает их, допускает китаизацию Маньчжурии, отдает традиционные русские позиции в Китае. Большевики готовы на любые уступки ради «признания», готовы все отдать, от всего отказаться. На КВжд устанавливается китайское влияние, ущемляются русские права». И каждый факт соответствующего порядка злорадно подчеркивается и смакуется дальневосточной русской эмиграцией.
И наряду с этой линией атаки — другая:
2) «Советская власть усиливает свое влияние в Китае. «Организует пропаганду», повсюду «рассылает агитаторов», и в результате «Китай в опасности». Советская Россия «цепкими когтями» удерживает за собою Монголию, грозит из Урянхая пограничным китайским областям. Советская Россия в своих интересах стремится заручиться симпатиями широких масс китайского народа. На КВжд идет бурная советизация, развертываются различные советские организации, идет лихорадочная работа в этом направлении. Советская Россия хочет советизировать Маньчжурию, и если, мол, китайские власти не окажут ей решительного противодействия, она этого, быть может, и добьется». И мчатся мольбы к японцам, китайцам, консулам: — бдите!
Стоит прочесть пару любых номеров любой антисоветской русской газеты в Китае, чтобы найти в них оба вышеприведенные «аргумента». Обе категории выпадов в девственной неприкосновенности уживаются рядышком. И авторы их словно не замечают, что выпады эти, коренным образом противореча друг другу, взаимно нейтрализуются.
В самом деле: — что-нибудь уж одно. Либо русское влияние падает, либо оно возрастает. Либо Москва только и занимается тем, что предает свои интересы, либо она «ловко» внедряет свои когти за пределы своих границ. Либо Маньчжурия китаизируется, либо советизируется. И, наконец, нужно же выбрать определенную идеологию! — Либо бить челом японцам, консулам, Вашингтону, плакаться об утраченной «экстерриториальности» — и тогда нечего ластиться к представителям Китая, прикидываться большими китайцами, чем сами китайцы. Либо «заручиться» китайским подданством — но тогда проститься уже с Вашингтоном! (О, уж эти кандидаты в китайские граждане с вашингтонским камнем за пазухой!..).
И еще. Если китайское подданство, патриотизм чужого отечества, — то зачем крокодиловы слезы о русских интересах? А если печься о них, — то к чему вопить о Монголии, обличать советскую активность, неистово рычать по поводу «работы московских агентов»?..
Допустим, что после мукденского соглашения Китай действительно расширил сферу своего влияния на КВжд. Но огромная ошибка — утверждать, что это произошло непосредственно за счет русских прав. Русские права на дорогу перестали фактически осуществляться с тех пор, как «ушло» старое государство. До пекино-мукденского соглашения наличная Россия вообще не имела никакого доступа к дороге, была от нее отброшена. Имелись ею не уполномоченные, мнимые блюстители ее интересов в лице Русско-Азиатского Банка и стоящих за ним иностранцев. На службе у этой фикции находилось известное количество русских людей, оторванных от родины. Многие из них искренно стремились с нею воссоединиться, и этот факт придавал фикции известный положительный смысл. Но жестокая аберрация — полагать, что до мукденского соглашения Россия, как государство, присутствовала в Маньчжурии. Ее здесь не было вовсе. Теперь она появилась, возвратилась в новом облике, с новой программой, с меньшим могуществом и внешним блеском, чем прежде, но все же в лице своих подлинных представителей и во имя своих реальных интересов.
Не будь пекинского и мукденского соглашений, фикции все равно неизбежно таяли бы, рассеивались бы, и недаром все мы были свидетелями неуклонного, быстро крепчавшего наступления не только китайцев, но и японцев, французов и т. д. на фальшивую ситуацию, не имевшую за собой ничего, кроме распавшегося уже вашингтонского квартета. Возвращение России восстановило гибнущее равновесие.
Тем яснее внутренняя пустота и логическая порочность атак, ведущихся против дальневосточной политики Советской России.
Конечно, современная Россия (воплощенная в государственную форму СССР) способна отстаивать лишь свои интересы и отстаивать их по-своему. Можно считать ошибкой тот или другой конкретный шаг московского правительства. Следует подвергать деловой, «имманентной» критике его работу, его отдельные выступления. Но нельзя же обвинять его одновременно за то, что оно отрекается от защиты своих прав, и за то, что оно всеми доступными для него средствами стремится их удержать и даже расширить!..
Теперь — по существу нападок. Разумеется, оба взаимно уничтожающиеся упрека по адресу китайской политики Москвы одинаково несостоятельны. Советская Россия не собирается ни «захватывать» Китай, ни отрекаться от своих разумных интересов и справедливых прав, совместимых с достоинством китайского народа, хотя, быть может, и раздражающих крайних китайских шовинистов. Добросовестный взгляд на создавшееся положение обязан признать, что в невероятно тяжелой для русского дела атмосфере представители советской дипломатии употребляют все усилия, чтобы отстоять каждую пядь жизненных экономических интересов России в Маньчжурии. Им приходится очень трудно, ибо Россия государственно ослаблена, а Дальний Восток уже давно превратился в сложный, запутанный узел международных воздействий и давлений. Им приходится очень трудно и потому, что в большинстве случаев их противники и соперники технически вооружены совершеннее их. Но в пределах возможного они все же осуществляют свои задания. Советская Россия отказалась от политики милитаризма, да она все равно была бы и не в состоянии сейчас ее проводить. Ей остается использовать все методы дипломатического оружия, которыми она располагает. Всякое иное русское правительство при создавшейся обстановке было бы, во всяком случае, в не менее затруднительном положении.
Дело отнюдь не в «революционной пропаганде» и не в «агитаторах коминтерна». Дело в «общем духе» международной политики Советской России, в самом характере ее отношений ко всем «угнетенным», полуколониальным и колониальным народам. Эта политика, столь демонстративно противополагающая себя «империализму» цивилизованного мира, не только соответствует началам, провозглашенным октябрьской революцией, — она, при настоящих условиях, единственно отвечает и реальным интересам русского государства. Не следует ее догматизировать, возводить в фетиш, но нельзя отрицать ее целесообразности в данное время. Нужно уметь вдумываться в подлинный, жизненный смысл слов. К политической жизни далеко не всегда применима геометрическая аксиома, согласно коей прямая линия есть кратчайший путь. В политике чаще «вывозит кривая».
