– Нет, нет! – закричала Лэа, глядя, как маленькое тельце сестры оседает на пол, прямо в лужицу собственной крови.

Лэа крепко стиснула девочку в объятиях, с ужасом наблюдая, как тухнут ее изумленные от случившегося глаза.

– О, милостивая Эаллон, пожалуйста, сжалься!..

Ее сознание отказывалось воспринять очевидный факт: девочка мертва. Стрела прошила ее насквозь, вонзившись под лопаткой и выйдя через легкое.

Человек выругался и пустил вторую стрелу, но пульсирующая в руке боль не давала как следует прицелиться, поэтому и вторая стрела пролетела мимо цели и угодила девчонке в лицо, разделив его на две половины, начиная бровью и заканчивая виском. Кровь мгновенно залила ей глаза. Еще не осознавая, что случилось, она прижала руки к лицу, залитому горячей влагой. На глаза ее упала рубиновая пелена.

Боль ворвалась в ее сознание огненными стрелами, резко и без предупреждения запущенными с катапульты.

…когда девчонка перестала шевелиться, он подошел и перевернул ее носком своего сапога. Лицо Лэа было похоже на разорванную кем-то пополам жуткую маску, пропитанную алой, еще бьющей фонтаном кровью. Стрела прошила переносицу насквозь, оставив на ее месте только лишь дробленую кость. Его проткнутая рука по сравнению с разорванным лицом девчонки была ничем.

– Убери их, – приказал человек в волчьей маске забившемуся в угол и дрожащему трактирщику. – И протри пол, кровь имеет свойство быстро впитываться.

Человек внимательно смотрел на Лэа, стараясь запечатлеть в своей памяти это лицо.

«Она запомнит меня, – подумал он. – Запомнит…».

– Нет!

Она наполовину выхватила меч из ножен, но успела окончательно проснуться.

– Это всего лишь сон, – сказала себе Лэа. И пообещала себе в миллионный раз: – Я найду тебя, Волк. Найду. Я сдеру с твоего лица маску и разорву твое лицо в клочья так, как ты это сделал со мной. Я отомщу тебе за смерть сестры и своих родителей. Я заставлю почувствовать тебя мою ненависть каждой клеточкой своего тела. Ты поймешь, что значит посвятить всю свою жизнь тому, чтобы исполнить священный ритуал мести.

Повторив как заклинание свою клятву, Лэа окончательно проснулась. Вокруг было темно. Ехать было еще рано, в такой темноте ее вороная кобыла Кариби переломает себе ноги. Она подкинула хвороста в умерший было костер, и, положив голову на колени и наблюдая за воскрешением пламени, привычным неосознанным движением провела по шраму – от виска к брови и обратно.

Ее подло использовали. Ей сказали, он будет там. Он будет находиться в той таверне, что стала могилой далорских заговорщиков. Лэа в ярости сжала кулаки. Ничего. Нельзя спешить и выдавать себя. Может, ей лучше будет соврать? Сказать, что она узнала его и убила? Вдруг это он подкинул ей ложную информацию? Если это так, то он потеряет бдительность и успокоится. И тогда, тогда ее месть настигнет его, и он получит по заслугам! Она не знала про него абсолютно ничего, но она его помнила. Ох, как же хорошо она его помнила!.. Она помнила его колючие зеленые глаза; его темные, частично скрытые под маской волосы, его прочную кожаную куртку и высокие ботинки с пряжками; его черного дерева лук и колчан из змеиной кожи, полный стрел с зазубренными наконечниками. Она помнила звериный оскал его бронзовой маски, его кожаные потертые перчатки. И, просыпаясь ночью в поту, она чувствовала каменную хватку его руки и слышала его издевательский тяжелый голос.

Лэа ненавидела луки и арбалеты. Она никогда не пользовалась ими – из принципа. А когда она видела у других наемников луки и стрелы, оснащенные зазубренными наконечниками, в душе у нее поднималась холодная ярость.

Лэа ун Лайт считала только Человека в Волчьей Маске виновным в том, что стала наемницей. Если бы в ту беззвездную ночь, когда она осталась ночевать в таверне, боясь в темноте идти домой, он не зашел, скрипнув почерневшей дверью в железной оковке, если бы он не обвел тяжелым взглядом полупустую таверну, если бы он не заплатил трактирщику за постой, если бы…

Она помнила и улыбающееся круглое личико своей любимой маленькой сестренки, ее звонкий смех, ее черные волосы… но вместе с тем она помнила приоткрытый рот Таир, из которого лилась кровь, ее слипшиеся и отливающие багрянцем в свете масляных ламп волосы, быстро натекшую пурпурную лужу и зазубренный наконечник стрелы, торчащий из ее легкого…

Хватит!!!

Она сказала себе, что забудет тот вечер, тот свинцовый, плещущийся сталью взгляд, в котором она увязла, как в паутине.

Злость и боль, которые она напрасно выжигала в себе много лет, вернулись. Ей никто не помог.

Когда он огляделся, трактирщик успел сбежать. Он сам выволок ее за волосы, бросив у ворот. Ему было наплевать. Богиня Эаллон, в которую Лэа ныне не верила, уготовила для нее очень горькую судьбу. Какая жестокая издевка, что она стала наемницей также, как он…

Она не помнила тех дней, когда балансировала на хрупкой границе жизни, когда ее подобрал караван проезжающей мимо купеческой гильдии, когда ее лечили травами и чарами, когда ее оставили в Храме Эаллон на попечение жрицам.

Именно тогда, впервые глянув на бледное лицо, рассеченное красным, едва схватившимся рубцом, на искривленную переносицу, которую жрицы долго и старательно собирали по крупинке, Лэа решила мстить. Конечно же, слепая ярость не была ей помощницей. Жрицы едва успели срастить края ее раны, как Лэа собралась в путь. Она прекрасно осознавала в свои четырнадцать, что на месть уйдут многие годы, что нельзя бросаться в погоню имея за плечами лишь ярость. Лэа никогда раньше не держала в руках оружия и не умела сражаться. Но она знала, где этому ее смогут научить. Биться на мечах, выпускать стрелу в цель с закрытыми глазами… стрелы… нет. Только не стрелы, тем более не арбалетные болты. Она не хочет видеть, как они прошивают людей насквозь. Ее оружие будет честным – это меч. Она найдет себе лучший, выкованный в подземных горных кузнях хаарских гномов меч, выкованный в недрах горы Хаар и закаленный в подземном источнике. Меч, рассекающий перышко в воздухе и способный разрезать веревки, опутывающие человека, не задев его даже кончиком острия. Она знала, что такие есть. Такие мечи гномы не продавали. Такие мечи они хранили в своих подземных городах. Но она сможет раздобыть такой. Она отправится в Хаар и докажет свое право владеть таким мечом… но это будет нескоро. Пока ее цель – научиться владеть мечом так, чтобы от одного ее вида его бросило в жар и холод. Ей надо найти учителя. Жрицы не стали удерживать ее, понимая, что Лэа одержима местью. Она собиралась в лучшую школу воинского мастерства во всей Элатее – В Логу Анджа, крепость, возвышавшуюся на северо-западе Холодного Моря, на Безымянном острове.

Она отправилась в ближайший город на взморье, чтобы отплыть с первым же парусным быстроходным судном.

В Логе Анджа было четырнадцать масэтров и сотня учеников, среди которых девчонкой была она одна. Из ста учеников едва ли единицы в десятилетия получали заветную татуировку в виде скрещенных клинков, перевитых драконьим языком. Эта татуировка означала воина сильного духом, сумевшего пройти школу Логи Анджа, показав себя достойным и не сломавшись. Такие воины были самыми сильными и искусными бойцами Элатеи.

Она одна пришла сюда, одержимая жаждой мести.

Она одна тренировалась дни и ночи напролет до полного изнеможения.

Она одна перешла с деревянного меча на стальной через месяц обучения.

Но когда она через год обучения вызвалась участвовать на турнире и победила учеников, отдавших Логе Анджа по пять лет жизни, тогда на нее обратил свой взор лучший из масэтров Логи Анджа – масэтр Кэнд, проведший всю свою жизнь в Логе Анджа и посвятивший ее выучке воинов. Масэтр Кэнд научил ее главному: терпению и хладнокровию.

– Встань! – его холодный голос вернул ее на землю. – Ты должна подавить свою ярость. Ты никогда не будешь хорошим воином, если будешь так реагировать на каждое брошенное вскользь слово. Я усложню задачу. Встань сюда.