Книга была написана на первородном эльфьем языке, имеющем весьма нетрадиционный склад. Взгляд на творение и историю мира глазами эльфов был весьма интересен и необычен.
Их религия, признающая единую богиню у всех народов – ну, кроме, может быть, гномов, которые, как подозревала Лэа, втайне поклонялись какому-то своему божку, – разделялась при таком внешнем единении на весьма многообразное количество культов со своими ритуалами и традициями.
«… дети Эаллон, себя эльфами именовавшие, по образу и подобию сотворенные девой-богиней, к царству возвеличенные на территории столь малой, от тех наделов непознанных в дар принесенной, что на востоке встают от…»
Лэа старательно пыталась вникнуть в текст, снова и снова прочитывая одно и то же предложение, но оно совершенно не желало укладываться в ее голове!
Наконец, поняв тщетность своих стараний, она отложила учебник и взяла в руки меч.
Лэа аккуратно щелкнула ногтем по лезвию, услышала, как знакомо зазвенела сталь и немного успокоилась.
Девушка изо всех сил старалась по-новому взглянуть на свое оружие, разобрать в нем какие-то тайные символы и знаки…
Но ее взгляд упорно выделял лишь те руны, которые масэтр Аллив обвел пальцами, прочитав имя Нэг Хаар.
Безусловно, ее меч скрывал в себе еще много тайн, сквозь глубину веков за ним тянулся шлейф тайн, лишь чуть приоткрытых серебристой дымкой.
Глаза у Лэа слипались.
Хватит на сегодня загадок. Она еще успеет постичь все его тайны, а сейчас ей нужно отдохнуть.
«Завтра будет трудный день, – с улыбкой думала она, закрыв глаза. – Но и очень веселый…»
Глава XIX: Кольцо с жемчужиной
День в Логе Анджа начинался в пять часов утра. Едва только солнце показывалось из-за горизонта, как кадеты вскакивали с кроватей и бежали на утреннее построение.
Когда Лэа покинула школу, она стала позволять себе неслыханную вещь: вставать в семь часов, вместо пяти. При этом она чувствовала себя преступницей, будто нарушала какой-то очень важный закон.
Но этим утром она проснулась ровно в пять часов, за пять минуты до удара гонга, который звал всех в трапезную.
«Старые привычки невозможно искоренить», – подумала Лэа, выходя во двор.
До того, как начнется сегодняшнее празднество, она должна будет поговорить с Радуглой.
Двор медленно наполнялся сонными кадетами. Самые младшие едва волочили ноги, те, что постарше, уже привыкшие к режиму, выглядели бодро. Некоторые даже подбегали к каменному колодцу, полному ледяной воды из подземного источника.
Лэа зябко поежилась. Эту часть процедуры она терпеть не могла. Но к ней ее приучил Лейс.
Грустная улыбка скользнула по губам.
Лейс научил ее всему…
– Вставай, соня! – Лейс дергал ее за руку, торчащую из-под одеяла. – А не то получишь нагоняй от масэтров.
Лэа еще глубже зарылась носом в подушку: ей мешал досыпать чей-то настойчивый голос.
– Вставай! – рыжий худенький подросток сдернул с нее одеяло, и Лэа сразу подскочила с ошалевшим видом.
– Ну, наконец-то… – обрадовался Лейс. – Буду знать теперь, как тебя будить!
– Лейс кир Маклайх! – возмутилась она, заворачиваясь в одеяло. – А ну выйди вон и дай мне одеться!
– Ты это будешь три часа делать! – ухмыльнулся Лейс. – Так что я просто отвернусь. И давай быстрее, я не хочу получить выговор из-за тебя!
Она спешно натянула рубашку и уже немного потертые кожаные штаны.
Вот уже месяц, как она здесь, а все не привыкнет к здешним порядкам.
Коридор заполнился гулом голосов и топотом спешащих ног.
– Скорее, – Лейс схватил ее за руку и потащил вон из комнаты, сквозь галдящую толпу кадетов.
Тесемки рубашки она уже завязывала на ходу.
Они проскочили через медленно бредущий сонный поток новеньких – ведь Лэа таковой себя уже не считала – и, срезав путь через восточное крыло замка, первыми очутились в холле.
Редкие кадеты еще только-только начинали забредать сюда.
– Сегодня тридцать первый день, – напомнил Лейс, когда они очутились, наконец, во дворе.
– О нет… – глаза Лэа наполнились ужасом, она попыталась вырваться. – Я не…
Но Лейс ее не дослушал, а подтолкнул к колодцу, от которого тянуло холодом и сыростью.
Небо еще было затянуто чуть подсвеченной на востоке серой мглой.
Глубокая осень на дворе тоже не особо радовала теплом.
– Я не смогу…
– Сможешь, – уверенно сказал Лейс. – Или тебе напомнить, что бывает с теми, кто отказывается?
– Сама помню, – проворчала Лэа, в голове которой тут же встал образ паренька, на которого масэтры раз за разом выливали тонны холодной воды.
Нет, конечно, он не падал замертво после таких нравоучений, ведь масэтры умели отпаивать кадетов драконьей желчью и отогревать барсучьим жиром.
Но, все равно, приятного в этом было мало.
Лейс уже успел набрать полное ведерко воды, цепь негромко звякнула, когда он поставил его наземь.
– Вперед, – подбодрил он ее.
Лэа вздохнула.
Напомнив самой себе, что отступать ей некуда, она схватила ведро и без раздумья вылила его себе на голову.
Ледяные иглы на мгновение пронзили кожу, рубашка прилипла к телу, и пронизывающий до костей ветер рванул волосы. Но длилось это всего мгновение, по телу почти сразу же разлился нестерпимый жар и сила, идущая изнутри.
– Ты молодец… – нежно сказал Лейс и достал неизвестно откуда чистую сухую рубашку. – Справилась…
Двор еще был пуст, поэтому Лэа быстро стянула с себя мокрую рубашку и надела на себя сухую.
У нее радостно блестели глаза.
– Чувствуешь? – улыбнулся Лейс. – Это не обычная вода. Масэтры подпитывают подземный источник настойками целебных трав. Я точно не знаю, какими именно, но разве это имеет значение?
Он вновь схватил ее за руку и повел обратно в замок.
– Идем. Кэнд выдаст тебе сегодня меч, я уверен…
Глаза Лэа разгорелись лихорадочно-счастливым огнем.
– Ты правда так думаешь? Сегодня он мне не откажет?
– Ты только что прошла испытание тха-нар. Оно не сложное, на первый взгляд, но, знаешь ли, здесь есть небольшой секрет… – Лейс понизил голос до шепота. – Как-то раз я слышал, Радугла говорила об этом Алливу, что на колодец наложены небольшие заклинания из остаточной магии, отнимающие волю и решимость у всех, кто к нему приблизится. И чтобы преодолеть это испытание, нужно быть сильным духом. Таким, чтобы заклинание не могло сломить тебя…
Наваждение мелькнуло и исчезло. Лэа была уверена: на колодец до сих наложены те заклинания, потому что желающих окунуться в его воды было мало.
Мало, слишком мало. С каждым днем сила воли падала. С каждым годом, десятилетием… конечно, она не была этому прямым свидетелем, но Кэнд не раз говорил ей об этом.
Лэа пересекла чуть освещенную восходящим солнцем зеленую лужайку и направилась на задний двор замка.
Вообще, на заднем дворе было мало интересного, в основном там высились загоны для драконов, склады для оружия, снаряжения и доспехов и многие другие столь же безынтересные сооружения, но Лэа знала: каждое утро Радугла отправляется туда, чтобы самолично накормить своего дракона.
Радугла была единственным масэтром, чей дракон был жив. Жизнь остальных масэтров была куда более длинной и опасной, чем могло показаться на первый взгляд, и далеко не всегда они сидели за крепостными стенами своего замка. Лэа слышала истории, что драконы всех масэтров погибли во время последней расовой войны. На чьей стороне были масэтры – Лэа не было известно. Правда, находились знатоки, утверждавшие, что они сражались на собственной стороне с целью захватить власть хотя бы в одном из королевств и вырваться, наконец, с этого каменистого острова. Лэа порядком смешили такие предположения. Еще по одной версии, все драконы масэтров были наделены магическими силами, как и Айси, и все они погибли, когда магия иссякла.