Кэррим призадумался.

– Именно поэтому Лавовые драконы считаются высшей разновидностью драконов, не считая исчезнувшего вида, обладавшего некогда способностью к психокинезу, – заключил Дэкиста.

Они шли на кухню полакомиться остатками завтрака.

– Но почему же тогда…

Лэа страдальчески уставилась на принца. Этот спор ей порядком надоел. Более того – она не видела в нем смысла. По ее мнению, знать и использовать умения дракона себе во благо гораздо полезнее рассуждений о его возможностях скрытых.

Дэкиста был весьма наблюдателен, как, впрочем, и все масэтры. Он заметил недовольство и скуку Лэа, и мягко сменил тему.

– Я думаю, все масэтры ждут не дождутся, когда же ты поведаешь им о своих приключениях. Мы много слышали о них, но не уверены, что все услышанное нами правда.

– Не думаю, что мне выпадет такая возможность, – улыбнулась Лэа. – Рассказать об этом всем.

– Вообще-то выпадет, – Дэкиста тронул ее за плечо.

Они шли по коридорам замка по направлению к кухне, и уже отсюда, за несколько залов до нее, был слышан едва уловимый аромат жареного мяса, приправ, соусов, лука и молока.

Нет, особо кадетов не баловали едой, но, тем не менее, воинам было необходимо правильное полноценное питание.

– Вы что-то скрываете, масэтр Дэкиста! – с укоризной сказала Лэа.

– Ну, если честно… – признался масэтр. – Мы хотим устроить в Логе небольшой праздник.

– Вот как?! – воскликнула Лэа. – И почему я узнаю об этом последней?!

– Не только ты! – встрял Кэррим. – Я тоже не знал.

– Это сюрприз. Поэтому постарайся удивиться.

– Хорошо…

Они толкнули дубовую дверь с маленьким оконцем в центре, и кухня окутала их теплом и мягким туманным облаком.

Что-то кипело и булькало в огромных котлах, пузырилось на сковородках, пеклось в печах, и аромат стоял такой, что голова кружилась.

– А вот и вы! – откуда-то из недр кухни появилась сияющая Радугла, облаченная в грубый фартук и с огромной ложкой в руке.

– Я знала, что ты придешь, Дэкиста! И подозревала, что приведёшь с собой и Лэа с принцем!

– Ну, прости меня! – покаялся масэтр.

– Ничего, – отмахнулась Радугла. – Я уже приготовила нам всем поесть.

Она поманила их за собой пальцем.

Лэа проследовала за масэтрой мимо котлов, печей и столов, бочек и плит, полок и кадок с тестом. Казалось, будто здесь кормят никак не меньше тысячи человек, но никак не несколько сотен!

В самом конце кухне, где было не так жарко, стоял маленький деревянный стол, на котором аппетитно дымилась пшеничная каша, обильно сдобренная маслом, высилась горка свежего хлеба, лежала запеченная свинина, горка овощей и яблок, кувшин с молоком, с медовухой, и посреди всего этого великолепия находился небольшой румяный пирог, источавший сладкий запах.

Кэррим сглотнул.

– Садись, ешь… – Радугла ласково погладила его по голове, и оголодавший принц накинулся на еду, напрочь забыв про манеры.

– Садись, Лэа! Ты наша почетная гостья! – Радугла разлила медовуху в три холодных прозрачных кружки.

Лэа все никак не могла свыкнуться с мыслью, что некогда строгие кадеты, воспитывавшие в Логе ее характер, принимали ее за равную себе, раскрывая себя с той таинственной стороны, которую ей так хотелось постичь раньше.

Еда оказалась просто изумительной на вкус, медовуха еще лучше.

– Что за сюрприз вы мне готовите? – спросила у Радуглы Лэа.

– Ты ей рассказал! – масэтра шлепнула Дэкисту по голове рукой.

– Не удержался… – он отпил из кружки и вытер рукой усы.

– Небольшой праздник… – улыбнулась Радугла.

– Небольшой! – расхохотался Дэкиста. – Ну как же! А то ты Кэнда не знаешь… закатит такую пирушку!

– Он говорил, что будут только свои.

– Да за своих он считает всех учеников! Наверное, еще и соревнования какие-нибудь устроит… прыжки через горящие обручи, бег по лезвиям… хоть какая-то возможность развлечься!

Лэа слушала их болтовню заинтересовано.

– Это будет сегодня?

– Завтра, – Радугла вновь наполнила кружки медовухой. – Ему нужно еще немного времени.

– Да… – Лэа встала. – Спасибо за угощение, Радугла…

– Не за что… – масэтра махнула рукой. – Тебя проводить?..

– Не надо. Я хотела бы еще прогуляться по коридорам замка.

Она вышла из кухни, прошла через столовую и выскользнула в просторный холл, украшенный высеченной из камня статуей древнего воина.

Голова этой статуи терялась в тенистом сумраке сводов, что всегда было причиной пересудов у кадетов. Кто-то говорил, что воин безголовый. Другие твердили, что у статуи лицо масэтра Кэнда, а некоторые божились, что вместо головы у нее звериная морда.

Ни один из этих слухов не был правдив. Еще на первом году обучения Лэа вскарабкалась на статую, чтобы увидеть все самой. Обычная, воздетая к небу голова, грубой работы черты лица, кое-где сколы…

За статуей находилась дверь, ведущая в жилое кадетское крыло.

Поднявшись по винтовой лестнице, Лэа очутилась перед множественными ответвлениями коридоров.

Дорогу она помнила безошибочно.

Двенадцатая дверь справа…

Крепкий железный засов все еще стоял на ней.

Лэа толкнула дверь.

Ее комната не изменилась. Все такая же маленькая, залитая солнцем, с масляной лампой в углу и жесткой кроватью у стены. Солнце делило каменные плитки пола на золотистые слитки, разбросанные в шахматном порядке.

Лэа нагнулась и засунула руку под кровать, нащупывая вынимающуюся плитку. Внезапно она заволновалась. А что, если ее там уже нет?

Но она была на месте.

Поддев камень ногтями, Лэа вытащила его, засунув туда руку.

Ее пальцы сразу же нащупали покрытую толстым слоем пыли маленькую жестяную коробочку.

Лэа вытащила ее на свет и поднесла к глазам, разглядывая.

Нанесенный ею в шутку рисунок, изображающий череп и скрещенные кости хорошо сохранился. Она улыбнулась, вспомнив, с каким упоением рисовала его.

Коробочка была поцарапанной, сине-серой и немного помятой.

Лэа с волнением сняла крышку.

Сверху лежал кусочек ткани, бережно прикрывающий содержимое шкатулки.

Она убрала и его.

Под низом лежал небольшой узелок. Девушка развернула его.

Нежно-розовая в ярко-алую крапинку скорлупка порадовала глаз. Из этого яйца когда-то вылупилась Ирди.

Девушка вздохнула и отложила узелок в сторону.

Следующим были два локона, связанные вместе: иссиня-чёрный и ярко-рыжий.

По сердцу прошлись острые когти.

Они всегда будут вместе… а вот она… она не сможет больше увидеть его.

Руки задрожали, когда она достала последнюю вещь из шкатулки: маленький, во много раз сложенный пергамент.

Лэа осторожно развернула ее, и солнце осветило прекрасно нарисованные одним талантливым кадетом лица Лэа и Лейса, озаренные радостными улыбками.

Лейс, по-мальчишески вихрастый со взглядом хитро прищуренных глаз, и Лэа, с тонко поджатыми губами и холодным взглядом.

Ей вдруг стало немного стыдно за всю ту свою холодность и злость, что она когда-то вылила на Лейса.

Глаза заволокло туманной пеленой.

Лэа вдруг поняла, что так и не оплакала его. Закрывала свои мысли и запирала боль на замок. Но Лейс достоин этого! Всегда был достоин!

Она уже не пыталась сдержать слезы, которые градом текли по щекам.

Солнце освещало тонкий просвечивающий пергамент.

Она осторожно убрала его – не хватало еще, чтобы ее слезы залили то единственное, что у нее осталось.

Лэа утерла слезы.

Она бы все на свете отдала за то, чтобы вернуть его! Даже отказалась бы от мести… это вдруг показалось ей особенно важным.

Не в силах больше здесь находиться, Лэа вышла из комнаты, прихватив с собой шкатулку, и побрела по пустынным коридорам замка.

В холле она столкнулась с Хилеаньором.

– Вам не мешало бы устроить выходной кадетам…

– Хорошая идея, – одобрительно улыбнулся Хилеаньор.

Он ничуть не изменился с тех пор, как она покинула этот остров. Впрочем, об этом говорила не только она. Некоторые кадеты утверждали, что эльф был ровесником самой Алэтаны.