— Да, ладно, они-то дебилы купились, а ты-то как? — стыдит меня. — Знаешь, в таком состоянии Камиля способен остановить разве что танк! Зачем нам намеренно идти на амбразуру, мы просто немного схитрили. Расслабься, не собираюсь я тебя никуда отводить! А Камиль скоро напьется, встретит пару красоток и благополучно забудет о тебе!

Нервное перенапряжение понемногу спадает, будто из меня всё выкачали: и хорошее, и плохое. И кислород, и проблемы, и жизненную энергию. В целом, оставив после себя лишь вселенскую усталость.

Вечер продолжается в весьма тихой обстановке, за тем же столиком. Некоторое время после ошеломляющих событий я провожу в забитом состоянии, несколько ошарашенная, периодически поворачиваясь и высматривая тот страшный столик. В душе дико боюсь снова встретиться с кем-то из той компании парней. Чутко прислушиваюсь к разговорам неподалеку, особенно реагирую на мужскую речь. А один раз паранойя достигает апогея: со страха срываюсь с глубокого кресла, в котором эффектно пряталась всё это время, и шарахаюсь в сторону. А всё по причине того, что почувствовала нечаянное прикосновение парнишки, пробегавшего мимо и неловко задевшего мой локоть.

Одним слово, прекрасный вечер омрачен темными тучами. Вместо веселья, я продолжаю испытывать животный страх. Даже бодрящие напитки не помогают вернуть былой веселый настрой. Может быть, совсем чуть-чуть расслабляют. Несмотря на заверения Мами, что она спасёт от любой беды, мне сложно в это поверить: не будет же она драться с Камилем? А если решится, то, несомненно, потерпит фиаско. Кто вообще ему может помешать осуществить желаемое? Одна надежда: на забывчивость и плохую память парня…

Спустя час или полтора моего практически постоянного молчания, Мами просит об одной мааааааленькой услуге. Так неловко отказать ей, ведь я безмерно благодарна ей за постоянную помощь в общении с неадекватными, грубыми парнями и девушками университета. С большими сомнениями и опаской решаю взять паузу и обдумать просьбу, совсем не хочется впутываться в какую-либо авантюру, но и отказаться не могу. Причины, побудившие Мами пойти на ТАКОЕ дело, неизвестны, поэтому я немного шокирована. Искренне недоумеваю.

Направляюсь в уборную, по дороге пытаюсь сообразить, как поступить дальше. Туалеты для парней и девушек разные, но темно-бордовый коридор, ведущий туда, один для всех и он таинственно темен и мрачен. Атмосфера, витающая здесь, снова рождает во мне страх. Вот черт, знала ведь, лучше было взять с собой Мами!

Сквозь мрак неожиданно появляется мужская рука и хватает меня, с силой прижимая к стене. От страха хочу завизжать. Напавший человек тоже понимает это, поэтому накрывает мой рот ладонью.

Направляюсь в туалет, по дороге пытаясь сообразить, как поступить дальше. Вот черт, знала ведь, лучше было взять с собой Мами. Туалеты для парней и девушек разные, но темно-бордовый коридор, ведущий туда, один для всех, и он таинственно темен и мрачен. Сквозь мрак неожиданно появляется мужская рука и хватает меня, с силой прижимая к стене. От страха хочу завизжать, напавший человек тоже понимает это, накрывая мой рот ладонью.

От лютого ужаса хочу взвизгнуть в полноту легких, но ладонь, повелевая заткнуться, не позволяет осуществить намерение и открыть рот. Немой крик застывает в горле. Сердце испуганно ухает в груди, по спине проносится ледяной озноб из-за простого понимания того, кто может быть преследователем. В страхе замираю, затравленной жертвой, прижатой лопатками к стене. Отчаянно напрягаю зрение. Вглядываюсь сквозь полумрак красно-бордового коридора в черты незнакомца, опасаясь увидеть маньяка — Камиля. Постепенно глаза привыкают, и я начинаю различать знакомые черты лица. Черные брови, сдвинутые на переносице, пухлые губы и суженные от недовольства глаза, следом в ноздри проникает особый мужской аромат, который наполняет моё тело будоражащей энергией. Личность человека хорошо узнаваема, от понимания этого никак не легче, даже наоборот: он вызывает во мне неописуемое бешенство. Прекращаю бояться. Сердце еще сильнее сбоит, заходится, как сломанный прибор, то стучит, то замирает. Не понять его — предателя хозяйки.

Одно хорошо: весь страх трансформируется в злость и неприкрытую агрессию, буйствующую внутри. Кипит проклятое варево эмоций, требуя немедленного выхода из тела, в противном случае, грозится сделать кому-то плохо и больно. К примеру, Александру! Вообще, кто ему позволил ко мне прикасаться?

Моментально вспыхиваю, сразу позабыв о Камиле и о каких-либо проблемах. Теперь мучает только ярость.

Через секунду Александр выглядит уже настоящим психически больным, неадекватным человеком, который опасается чужих прикосновений. Наглец берет и внезапно одергивает ладонь от моего рта, в последующем активно вытирая ее о рубашку. Будто бы, бедный, имел несчастье прикоснуться к грязи. Я еще сильнее вспыхиваю, но усилием воли держусь. Терплю до последнего, крепко сцепив зубы.

— Что тебе от меня нужно? — стараюсь произнести ровно и без запинок, но в голосе отчетливо слышу свою полную эмоциональную нестабильность из-за этого кошмарного парня.

Как можно равнодушнее скрещиваю руки под грудью и жду продолжения «занимательного» разговора. А разговоры у нас всегда отменные!

Мимо проходит толпа подвыпивших парней, громко обсуждающих отдых, поэтому поговорить в таких условиях кажется весьма затруднительным.

Алмаз забывает о ладони, испачканной моим ртом (но я не забуду), и опирается ею о стену, намеренно наклоняясь поближе, чтобы я хорошенько расслышала и шепчет, дьявольское отродье, шепчет мне на ушко якобы нежные слова:

— Слушай сюда, милая девочка, — говорит спокойно, только с особым вниманием в упор сально разглядывает мой новый облик, оценивая, как девушку легкого поведения перед покупкой. На груди, почти вываливающейся из лифа, не прикрытого бюстгальтером, он особенно долго и намеренно останавливается.

— Меня достали пляски вокруг твоей якобы «невинной невинности» и то, как эти идиоты верят твоим красивым наивно хлопающим глазкам. Особенно после твоего танца, как можно поверить в этот бред?

Лишь ради своего излюбленного выражения, столь часто применяемого относительно моей невыносимой персоны, Алмаз отнимает взгляд от моей груди и смотрит прямо в лицо:

— У тебя на лбу написано: «Девица, не обремененная моральными принципами!» Не мозоль глаза, не появляйся передо мной, лучше прячься и бойся. И даже не приближайся к моей компании. Всё поняла?

— Предельно ясно. Абсолютно! — киваю головой, хотя внутри такое кипящее варево эмоций, удивительно, насколько хладнокровно действую и думаю.

Видимо, благодаря элите я приобрела поразительно крепкий иммунитет к оскорблениям.

— Будь добр, если всё сказал — уйди. Мне тоже не сильно нравится обниматься с тобой в темном коридоре! — толпа давно прошла и в коридоре относительно тихо. Он может убрать руку от стены, прекратить шептать мне в лицо мерзкие слова и отойти подальше. Но не делает. А по-прежнему наклоняется к моему лицу, распространяя свой чертов мужской аромат.

Я принимаю решение удалиться отсюда, ибо занятная беседа по душам, перетекающая в откровенные оскорбления, закончена, делаю попытку сдвинуться и отойти от стены, однако, парень неожиданно препятствует. Несмотря на мои слова схватывает за руку выше локтя и, сдавив, прижимает обратно к стене.

— Что ты… — удивляюсь тому, что он не дает мне уйти. — Прекрати меня лапать, маньяк!

— Ты ведь сама этого хочешь …моих прикосновений. Не лги сама себе и мне, а то не вижу, как смотришь на меня, роняя слюни. Думаешь, не чувствую твоё возбуждение? Посмотри на себя… сама невинность: вся мокрая, красная, тушь потекла. Очевидно, встреча со мной тебя завела.

Этот вывод его как-то особенно морально согревает, кардинально меняет его эмоциональный настрой, его губы растягиваются в понимающей и весьма довольной ухмылке. Что дико, разумеется, раздражает и выводит на ответные эмоции. Я гневно и резко отстраняю голову от стены и останавливаюсь так, что наши лица становятся еще ближе. Теперь не то, что дыхание друг друга чувствуем, едва не касаемся носами и губами.