Маккорд по той же причине, что и Сэм, особенно интересовался этим делом, единственным насильственным преступлением Валенте и единственным случаем, когда его обвинили и отправили в тюрьму. И, глядя на ежедневник, Сэм поняла, что Маккорд никак не сможет вернуться до половины шестого.
Разочарованно вздохнув, она села на вертящееся кресло, открыла средний ящик, вынула папку, записала все, что требовалось, но когда положила папку обратно, почувствовала себя на удивление опустошенной.
Сэм встала, оглядела чистенький, аккуратный кабинет, провела пальцем по столешнице. Сначала она подшучивала над его стремлением к порядку, но, по правде говоря, ей это ужасно нравилось. Она, выросшая с шестью братьями, все свое детство не могла пройти по комнате, чтобы не получить по голове подушкой… вернее, подушками, летящими со всех направлений.
Ее братья устраивали состязания на то, кто наделает больше гадостей. Если родителей не было дома, они соревновались, кто громче рыгнет или пукнет за столом… О Господи, как вспомнишь…
Они сбрасывали пахучие кроссовки в подсобном помещении, и ни один спортивный зал на земле не смердел хуже, чем эта комната. А уж их носки… нет, просто неописуемо. Когда они смотрели телевизор в этих самых носках, глаза Сэм так щипало от запаха, что по щекам катились слезы. Она пожаловалась на это лишь однажды, когда ей было восемь. Наутро, когда она проснулась, подушка была устлана вонючими носками.
Она рано выучилась притворяться, будто ничего не замечает, потому что стоило ей выдать себя, как мальчишки немедленно принимались ее изводить, делая назло.
Когда Сэм была маленькой, братья относились к ней как к ожившей говорящей, многофункциональной игрушке. Если они играли в бейсбол на пустой площадке по соседству с домом, непременно ставили ее на дальнюю часть поля, где она была их «границей далеко посланного мяча». Во время тренировок на заднем дворе Брайан и Том заставляли сестру поднимать руки, изображая штангу, и забивали в нее голы.
Они убили бы каждого, кто попробовал бы ее обидеть, но в то же время немилосердно издевались над ней, причем их шуточки далеко не всегда были забавными.
Отец Сэм считал, что спортсменам позволено все, в том числе невероятная неряшливость и любые проделки, но что еще можно ожидать от человека, дети которого называли его не папой а тренером? Через дом прошла целая армия домоправительниц, ни одна из которых не выдерживала больше года.
Мать Сэм постоянно спорила с мужем из-за воспитания мальчиков, но мужчин в доме было слишком много, и они без труда преодолевали ее слабое сопротивление. Кроме того, она обожала его и всех своих детей.
И сейчас Сэм, шагая к выходу, поняла, что аккуратность Маккорда импонирует ей. На пороге она остановилась и нежным взглядом окинула кабинет. По правде говоря, в Маккорде ей импонирует все. Даже уменьшительное имя и то звучит так приятно!
Добравшись до своего стола, она вдруг почувствовала, что голодна и не находит себе места. Неплохо бы убраться отсюда на время.
Рабочий день детектива длился с восьми утра до четырех дня. Шредер, Уомэк и Сэм работали каждый день допоздна, а иногда прихватывали и уик-энды. Сэм уже знала, что и сегодня останется здесь до ночи, тем более что Маккорда не будет до половины шестого. Она заработала право взять несколько свободных часов.
Она натянула куртку и взяла сумку, решив отправиться в «Бергдорф» на послерождественскую распродажу. Потом проверила, включен ли сотовый, и сунула его обратно в сумку. Маккорд был настолько предсказуем и точен, что можно было не волноваться насчет его возвращения до пяти тридцати.
В три часа Сэм направлялась к раздевалке, чтобы примерить потрясающее маленькое вязаное платье цвета клюквы с таким же жакетом, когда зазвонил телефон. Она вытащила его из сумочки и, к собственному удивлению, увидела высвеченный на экране телефонный номер кабинета Мака. Еще больше ее удивил напряженный, почти злой тон:
— Где тебя черти носят?
— Я решила взять несколько свободных часов. Я сейчас в мидтауне, на углу Пятой авеню и Пятьдесят седьмой улицы.
— Ты только сейчас приступила к своим обязанностям. Давай сюда.
— Что случилось? — спросила Сэм, сунув вязаное платье в руки растерявшейся продавщицы, как раз проходившей мимо.
— Скажу, когда приедешь. Где сводный список всех обвинений против Валенте, который ты делала сегодня утром?
— В моем столе, — бросила на бегу Сэм. — Сейчас буду.
Глава 59
Сэм приостановилась у своего стола ровно настолько, чтобы швырнуть сумочку в стол, стащить зимнюю куртку и пригладить волосы. Только потом она помчалась к кабинету Маккорда, распахнула дверь, но нерешительно замялась у порога.
Он стоял за столом, лицом к стене, сунув руки в карманы брюк, нагнув голову, словно рассматривал экран монитора на стойке… только вот экран был темным, а сам Маккорд — таким напряженным, что ремень кожаной наплечной кобуры врезался в спину, сминая ткань сорочки. Папка со сводным списком всех обвинений и арестов Валенте валялась открытая на столе. Кожаная куртка — «пилот» косо висела на спинке стула — еще один признак, что случилась какая-то неприятность.
— Что стряслось? — тихо спросила Сэм, решившая вторгнуться в его явно невеселые мысли.
— Закрой дверь, — бросил он.
Сэм, теряясь в догадках, закрыла дверь. Нет, что-то определенно неладно. Он никогда не закрывал дверь, когда оставался наедине с ней! Все находившиеся на третьем этаже могли заглянуть в кабинет, потому что верхняя половина стен, выходящих в общую комнату, была стеклянной, и Сэм понимала: Маккорд достаточно умный начальник, чтобы сообразить, что частые совещания с ней за закрытыми дверями будут замечены и неверно истолкованы. Начнутся сплетни, кривотолки, и злые языки ее не пощадят, а значит, все рабочие отношения с сотрудниками будут непоправимо испорчены.
Все еще не поворачиваясь к ней, Маккорд спросил:
— Тебе что-то говорит имя «Уильям Холмс»?
— Разумеется. Тот парень, которого убил Валенте.
— Что ты помнишь об этом деле, если судить по официальной информации, содержащейся в папке?
Дурное предчувствие Сэм все возрастало, тем более что он даже не оглянулся, когда она ответила:
— Жертва, Уильям Холмс, безоружный шестнадцатилетний юноша, не состоящий на учете в полиции, по неизвестной причине поссорился с Майклом Валенте в темном переулке. Во время ссоры Майкл Валенте, семнадцатилетний молодой человек, с длинным списком приводов и правонарушений, выстрелил в Холмса из полуавтоматического пистолета сорок пятого калибра, принадлежащего Валенте. Патрульный офицер Дуэйн Крейтс услышал выстрел и уже через несколько секунд оказался на месте преступления, но Холмс умер до прибытия «скорой». Офицер Крейтс немедленно арестовал Валенте.
— Продолжай, — хмуро буркнул он, когда она замолчала. — Хочу быть уверен, что мы с тобой прочитали одно и то же.
— В отчете медэксперт указал причину смерти: разрыв аорты пулей сорок пятого калибра. Баллистики подтвердили, что пуля вылетела из незарегистрированного полуавтоматического пистолета сорок пятого калибра, принадлежавшего Валенте. На оружии найдены отпечатки пальцев Валенте. Токсикологическая экспертиза не показала следов наркотиков или алкоголя в крови Холмса и Валенте.
Сэм замолчала, припоминая наиболее важные пункты дела, но на ум пришел только самый конец.
— Валенте защищал адвокат, назначенный судом, и сам преступник признал себя виновным. Судья принял в расчет возраст Валенте, но послал его в тюрьму вследствие ранее совершенных правонарушений и ничем не спровоцированной жестокости преступления.
Только тогда Маккорд повернулся, и Сэм даже сжалась, встретившись с жестким, сверкавшим злобой взглядом холодных голубых глаз.
— Хочешь знать, что случилось на самом деле?
— То есть как это — «на самом деле»?
— Сегодня я провел с Крейтсом не менее получаса. Он вышел в отставку и живет один, с бутылкой «Джека Дэниелса»в качестве компании и с воспоминаниями о «добрых старых временах в полиции». Когда я приехал, он уже был хорошо под газом и поэтому страшно обрадовался мне и возможности потолковать о своей истинной роли в аресте Валенте, потому что, по его словам, он «просто фанатеет от меня». Похоже, его доклад о смерти Холмса немного не соответствовал истине. Но как он поведал, именно этого потребовал капитан, а в «добрые старые времена» копы держались друг за друга и, следовательно, делали всяческие взаимные одолжения. Угадай, кто тогда был капитаном?