Я хотел деликатно сделать вид, что не вижу его, но Лёха передал ребёнка матери, сказал ей два слова и подошёл ко мне, протягивая руку в знак приветствия. В том, что это именно его сын, у меня не было никаких сомнений: слишком был похож на него мелкий.

— Ты какими судьбами в этом районе? — спросил он, немного нервничая.

— Искал лекарство для матери.

— Её ещё не выписали?

— Нет, но думаю, что скоро. Возможно, на следующей неделе.

Напряжение между нами нарастало. Мать усадила ребёнка на санки, но малец начал капризничать и проситься к папе. Лёха повернулся назад, махнул ребёнку рукой и тот моментально умолк.

— Глебыч, приходи завтра на спарринг, —  предложил Крылов, как-то особенно тяжело вздохнув. — Поговорим, обсудим личное, а потом посидим где-нибудь.  Мы так редко виделись в последнее время…

— Приду, — ответил я ему, тем самым давая понять, что не осуждаю.

Да и кто я такой, чтобы это делать? Сам встрял по самые яйца.

Можно было бы списать собственный грешок перед таким же неидеальным другом, но мой поступок  ни хрена не равносильный. Да, у Лёхи есть вторая семья, но я, старый дурак, полез на его любимую дочь, которая младше меня почти в два раза.

Зал, в котором прошла не одна моя тренировка, остался прежним. Таким, как и двадцать лет назад: сырость, подвальное помещение, сбитый воздух и те же снаряжения. Только цвет стен изменился — из ядовито-зелёных превратился в оранжевый.

На тренировки мы с Лёхой ходили исправно — каждый день, не считая выходных. Мы оба горели спортом, кайфовали от самого процесса и с удовольствием ездили на соревнования. Где-то в квартире до сих пор остались мои многочисленные награды.

Я снимаю с себя уличную одежду, переодеваюсь в спортивную и выхожу в зал. Лёха усердно наносит удары по груше и не сразу меня замечает. Я совру, если скажу, что с возрастом он остался таким же. Налицо лишний вес и одышка. Впрочем, я тоже другой: стал крупнее и шире, но всё так же с удовольствием занимаюсь спортом.

— Исполнение хромает, Лёх, — обращаюсь я к товарищу и запрыгиваю на ринг, подтянувшись на руках.

Он смеётся и снимает перчатки. Лицо блестит от выступивших капель пота, а футболка полностью влажная. Я не опоздал на спарринг — кажется, это Лёха начал раньше меня.

— Здорово, Глеб! — он тоже забирается на ринг и крепко пожимает мою руку. — Сейчас Дмитрий Олегович подойдёт.

— Он ещё работает?

— А как же! Ежедневно тренирует ребят. Сдал только в последнее время... Он инфаркт перенёс года три назад, но продолжает ходить на работу. Я частенько к нему заезжаю поболтать.

Дмитрий Олегович в своё время стал для нас не только наставником и старшим товарищем, но и отцом. Благодаря его подготовке, я без особых проблем смог сдать вступительные испытания в пограничный институт.

Перебросившись парой фраз с Лёхой, я занимаюсь разминкой: массаж, растяжка мышц нижней части тела и спарринг с тенью.

— Ну что? Начнём? — спрашиваю товарища.

Он согласно кивает, усмехается и встаёт в позу. Спарринг — это нечто переходное между самостоятельной тренировкой и настоящим боем. Ты не обговариваешь заранее удары и их последовательность, ты просто начинаешь биться. Уровень мастерства возрастает в разы, когда вместо груши бьёшь реального человека, который, ко всему прочему, даёт сдачи.

—  Во-о-оу, Глебыч, —  уворачивается от взмаха кулаком Лёха. – Хорошо работаешь…

—  Не пасуй. Бей.

Рассеянность в боксе недопустима. В реальном поединке один пропущенный удар может решить исход всего боя. Лёха замахивается, а я ловко уворачиваюсь.

—  Ты будто и не делал перерыв.

—  У нас каждодневные адовые тренировки на службе, Лёх. Отжимания, бег, приседания и спарринги в том числе.

—  Круто! — он уворачивается от удара, но начинает дышать тяжелее. — Клянусь, я иногда тебе по-доброму завидую.

—  В чём?

—  Ну как в чём? Ты исполнил мою мечту.

—  Зато у тебя строительная фирма и семья. Блядь, да даже две, —  усмехаюсь я.

—  Подъёб засчитан.

Он теряет концентрацию, за что получает в челюсть. Лёхе требуется несколько секунд, чтобы прийти в себя, а затем мы опять продолжаем.

—  Алёна работала у меня секретарём. Пришла года четыре назад. Я сразу же обратил на неё внимание. Знаешь, двадцать лет трахать одну-единственную нереально… Как бы сильно ты её ни любил, рано или поздно приедается. Секс становится скучнее и больше походит на механику. Никакого удовольствия от этого ты уже не получаешь.

Он останавливается и отходит в угол ринга, пытаясь отдышаться. Я в это время делаю глоток воды и возвращаюсь в центр.

—  Она случайно забеременела. Хрен знает, как так вышло. Я предлагал денег на аборт, Алёна отказалась, уволилась и исчезла из моей жизни. Позвонила на шестом месяце беременности и сказала, что на сохранение попала. С тех пор я начал ей помогать. Мелкий родился три года назад. Костей назвали. Он смешной и на меня похож.

—  Но Марина не в курсе?

—  Упаси боже! Надеюсь, что ты ей не расскажешь… Глеб, ты вообще единственный человек на Земле, кто об этом знает. Я с Алёнкой больше не трахаюсь. Нас связывают исключительно родительские отношения.

—  Я не лезу в чужое грязное бельё.

— Не сомневаюсь, — облегчённо вздыхает он. — Меня пугает даже не жена, а то, что узнает дочь.

И тут пропускаю удар я. Лёха попадает мне чётко в нос. Перед глазами меркнет, боль разносится по всему лицу.

—  Ты в норме?

—  Ага. Продолжаем.

Мы вновь начинаем кружить друг над другом словно коршуны.

—  Ника… она у меня нежная и ранимая. Девочка-девочка. Видит мир исключительно в розовых тонах и, кажется, до сих пор верит в то, что Дед Мороз существует.

—  Ты её недооцениваешь. Девочке двадцать, а не пять.

—  Возможно, но ранить её мне не хочется больше всего на свете, — отвечает Крылов, тяжело дыша. — Я как лучше для неё хочу, а она наивно верит в любовь и прочую ерунду. Романа вон бросила из-за какого-то урода…

Второй удар приходится в ухо, и меня оглушает. Всё, что он рассказывает о дочери, априори вводит меня в неконтролируемый ступор. Какая уж тут концентрация...

—  Почему сразу урода?

—  Глеб, не лечи меня, а.

—  Может, им хорошо вместе? Просто. Блядь. Хорошо. Вместе. А с Романом было иначе.

Крылов хочет что-то ответить, но в зал проходит Дмитрий Олегович, и мы останавливаемся. Он и правда за последние годы сильно сдал. От здорового стокилограммового дядьки не осталось и следа. Тело худощавое, голову украшает седина, а лицо — заметные морщины.

—  О-о, какие люди! Без меня начали, парни? Не хотите почаёвничать у меня в подсобке?

За разговорами проходит не менее трёх часов. Тренер всё такой же отличный собеседник, шутник и балагур. Я словно возвращаюсь на двадцать лет назад: восхищаюсь им и, раскрыв рот, слушаю каждое его слово. А потом мы опять идём на ринг, только под его чутким руководством. В конце боя Лёха рассекает мне бровь, а я его нокаутирую.

—  Ты куда дальше, Глебыч? Спешишь? — спрашивает меня Крылов в раздевалке. — Как насчёт посидеть у нас дома?

—  «У нас» — это где?

—  У нас с Маринкой, —  смеётся Лёха. –  Я когда сказал ей, что с тобой на спарринг еду, она предложила пригласить тебя в гости.

Сняв блокировку на телефоне, я проверяю, нет ли входящих звонков от Ники. Звонков нет, но есть эсэмэска:

«Глеб, после съёмки мчу домой на такси. Мама попросила помочь накрыть на стол, потому что у нас важный гость — ты :) На дачу сбежим после застолья. Я совру, что вместе с сокурсниками еду отдыхать в спа-комплекс».

Ника

«Нашёл в машине твои наушники. Могу привезти».

Пока я раздумываю, что ответить Ромке, меня отвлекает таксист. У него сломался навигатор, поэтому я указываю ему дорогу к дому. Чуть позже звонит мама и спрашивает, где меня носит, потому что гости уже переступили порог нашей квартиры, а меня всё нет.