Пока она убирает посуду, я выхожу во двор и чищу снег. За ночь намело прилично, сантиметров двадцать. Я справляюсь достаточно быстро, забираюсь в салон, прогреваю двигатель и успеваю поговорить по телефону с сослуживцем. Ника появляется на крыльце с довольной улыбкой на губах. Она в два счёта спрыгивает по ступеням и несётся к автомобилю. Одета тепло, как я и просил: дутая куртка, сапожки и забавная шапка с помпоном. Та самая, которую забыла у меня дома. Если бы не она, даже не знаю, какой повод мы бы нашли, чтобы ещё раз встретиться.

— Куда едем? – спрашивает Ника, опускаясь на переднее сиденье.

— Пристегнись. Здесь дороги убитые.

— Готово! И всё же? Куда мы едем? Это безопасно?

— Думаешь, я стал бы рисковать твоей жизнью?

— Нет, — отвечает она, немного подумав. — Ты меня опекаешь похлеще, чем родители.

Тема щекотливая, поэтому между нами возникает длительная пауза. Я делаю вид, что увлечён дорогой, а Ника то и дело переключает радиостанции, пока не находит понравившуюся песню.

Чуть позже я рассказываю ей о том, что мы едем в приют для бездомных животных. Он небольшой — насчитывает примерно двадцать собак и столько же кошек. Основан нашим сторожем и его женой. Очень часто хозяева дач заводят на лето питомцев, прикармливают их, а потом, с завершением сезона, возвращаются в город, позабыв о несчастных животных. Некоторые не удосуживаются даже с цепи снять. Собаки голодают, воют, пока их не забирает к себе Иван Петрович. Они с женой живут бедно, но животные у них всегда ухожены и накормлены. Часто кто-то из сердобольных дачников привозит им корм и помогает финансово.

— Боже, какие котики! — пищит от восторга Ника, когда мы открываем калитку и проходим на территорию дома.

— О, Глеб! Рад видеть, — пожимает мою руку Иван Петрович. — Ты бы позвонил заранее, сказал, что приедешь, я бы баньку натопил.

— Мы ненадолго, Петрович. Я корм привёз. Закупил ещё неделю назад, всё таскал в багажнике, но вырваться на дачу только сейчас смог.

Я разгружаю двадцатикилограммовые мешки, пока Ника фотографирует животных и поочередно их гладит. Она быстро находит общий язык с женой Ивана Петровича и о чём-то оживлённо с ней разговаривает. Я слышу только обрывки фраз.

— Я всегда мечтала завести кошечку… — делится Ника с женой сторожа. — Помню, во втором классе возвращалась из школы и встретила маленькую такую, серую, пушистую… Принесла домой, но мама тут же её вышвырнула. Они с отцом даже хомяка не разрешали мне заводить.

— Переедешь в собственное жилье и заведёшь!

— Мама мне точно такую же фразу сказала, — смеётся Ника. — Но я обязательно так и поступлю. Приеду к вам и выберу себе какую-нибудь Мурку.

Выходные пролетают молниеносно. Всё воскресенье мы валяемся в постели, смотрим фильмы и гуляем по пустынным заснеженным улицам. Ника повсюду таскает с собой фотоаппарат и делает кадры. Говорит, что рядом со мной у неё появляется творческое вдохновение.

Она часто и подолгу на меня смотрит. Украдкой — когда думает, что я не замечаю. Всё чаще прижимается и целует. С Жанной меня раздражали все эти телячьи нежности, но с Никой иначе.

Мы возвращаемся в город в понедельник утром. Это были определённо лучшие выходные в моей жизни. Я отвожу Нику на занятия, забираю у неё сумку с вещами и прошу позвонить, когда она освободится. По дороге проведываю в больнице мать, встречаюсь там с сестрой и Алиской, после чего еду в свою квартиру.

Не успеваю я раздеться, как в дверь звонят. Сестра? Соседи? Не удосужившись посмотреть в глазок, открываю дверь и удивлённо вскидываю брови, когда вижу на пороге Марину.

— Привет. Впустишь?

Марина натянуто улыбается и перетаптывается с ноги на ногу. Чёрное пальто, стильная короткая стрижка и яркий макияж.

Не видно, чтобы она злилась из-за того, что я обесчестил её дочь. Значит, дело всё же не в Нике. Тогда в чём?

— Привет. Проходи, — киваю ей и пошире распахиваю дверь.

Марина переступает порог квартиры и, прежде чем раздеться, оглядывается по сторонам. Отвешивает пару комплиментов по поводу ремонта, снимает сапоги на каблуке и верхнюю одежду.

Я тем временем вспоминаю, где оставил вещи Ники. Кажется, дорожную сумку с фотоаппаратом занёс в спальню. В целом вся моя квартира давно заполнена её вещами и побрякушками, поэтому Марину я веду на кухню.

— Чай, кофе? — спрашиваю я вежливым тоном.

— Зелёный чай, если можно.

Я включаю электрочайник и складываю руки на груди, опираясь бёдрами о столешницу. О чём разговаривать с ней, я не знаю, поэтому выжидающе смотрю и жду, пока она начнёт разговор первой. Честно говоря, я пока теряюсь в догадках, чем обязан её визиту.

— Ты, наверное, удивился, зачем я пришла? — спрашивает Марина, словно читая мои мысли.

Она отводит взгляд и слегка улыбается.

— У тебя можно курить?

— Да. Пепельница на подоконнике.

— А ты? Не куришь уже?

— Бросил.

Поставив на стол пепельницу, Марина достаёт из сумочки тонкую сигарету и зажигалку.

— Помню, как вы с Лёшей тайком за школой курили, а директриса вас гоняла и писала в дневнике жалобы родителям.

Она издаёт короткий смешок и дрожащими руками вставляет сигарету в губы, делая глубокую затяжку.

Поставив перед ней чашку с горячим чаем, я сажусь напротив. Разговор не клеится с первой секунды. Марина начинает вспоминать одноклассников и подробно рассказывает об их личной жизни. Она была старостой — всё и обо всех знала. Ей это было интересно.

— А Даша Струкова в Америке живёт, представляешь? Троих детей родила, вместе с мужем занимается фермерством. Кто бы мог подумать, что первая красавица школы будет доить коров.

— М-м, Даша Струкова — это та, что со скобами ходила?

— Нет! Ну ты что, Глеб, — смеётся Марина. — Блондинка с длинными волосами. Вы ещё на свидание перед выпускным ходили!

Половину одноклассников я давно забыл, но вежливо выслушиваю и не тороплю. Жду, пока Марина созреет для того самого разговора, за которым сюда пришла. Про Лёху узнать хочет? Этого мне, блядь, только не хватало. Она же не думает, что я стану сдавать ей Крылова? Я давно уяснил для себя фундаментально важную жизненную аксиому — чужие отношения не должны касаться посторонних. В данном случае меня. Мне, по большому счёту, совершенно похер, кого он трахает, кого любит, а кому детей делает.

В прихожей начинает звонить мой телефон. Я поднимаюсь с места, оставляю Марину на кухне и отвечаю сестре. Она спрашивает, смогу ли я завтра утром привезти лекарства матери. Закончив разговор, я возвращаюсь на кухню с намерением выпроводить жену Лёхи из своей квартиры. С минуты на минуту может позвонить Ника и сказать, что у неё закончились занятия. Марина — девочка взрослая, поэтому обидеть её я не боюсь.

— У тебя красивый вид из окна, — произносит Крылова, когда я прохожу на кухню.

Она упирается ладонями в подоконник, прогибается в спине. Красное платье обтягивает её стройную фигуру и подчёркивает тонкую талию. Теперь для меня становится очевидным, что Марина флиртует. Они с Никой совершенно не похожи в этом. Если мелкая делает это естественно, то у Марины флирт больше смахивает на паршивую актёрскую игру.

— Глеб, у тебя никогда не бывает ощущения, что ты проживаешь свою жизнь как-то не так? Словно в какой-то момент свернул не туда, пошёл по другой дороге?

— Нет, не бывает.

Марина отрывается от подоконника и идёт мне навстречу. Держится уверенно и спокойно.

— У меня в последнее время очень часто так. С Лёшей не ладится, мы постоянно ругаемся и скандалим. И я задаюсь вопросом: что было бы, если бы я выбрала тогда тебя? Не отступила...

— У нас всё равно ничего бы не вышло.

— Почему ты так думаешь? — усмехается Марина. — Я умею дарить любовь, Глеб. Умею быть нежной, страстной, благодарной. Я так устала быть одинокой… Просто чертовски устала… Знаешь, когда я увидела тебя у нас дома, то вдруг отчётливо поняла, что просто обязана попробовать.