От вибрации его голоса волоски на коже встают дыбом. Я довольно киваю и обвожу кончиком языка головку члена, слизывая смазку. Судя по тому, как глубоко дышит Глеб, ему правда нравится.

— А так нормально? — я уже дразнюсь.

— Ты словно ожившая сексуальная фантазия, Ник, — он кладёт руку на мой затылок и усиливает давление. — Так просто охуенно. Не останавливайся.

Мне нравится, что со мной он теряет контроль. Искреннее хочется верить, что с другими у него было иначе… Могу я немножечко помечтать, правда?

Я обхватываю губами головку, опускаюсь ниже и ощущаю, как уверенность в собственных действиях с каждой секундой крепнет. Воронцов перебирает между пальцами мои волосы и часто дышит. Я вижу, как вздымается его грудная клетка.

Я скольжу губами вверх и вниз, задевая языком крупные выступающие вены. Прерываюсь лишь потому, что мне не хватает кислорода, но для передышки требуется совсем немного времени.

— Не спеши, — доносится до меня голос Глеба.

Он помогает подобрать нужный ритм, и с каждой секундой у меня получается всё лучше и лучше — я это чувствую. Иногда Воронцов срывается и сам толкается в меня бёдрами. Его контроль временно покидает чат.

— Всё, мелкая. Хватит.

Я настолько увлекаюсь, помогая себе ладонью, что не сразу слышу, как он просит меня остановиться.

— Ник, я сейчас кончу.

Он мягко отстраняет меня за волосы и внимательно всматривается в глаза. Выглядит будто пьяный, хотя за весь вечер он ни разу не прикоснулся к алкоголю. Это я была пьяна. И сейчас тоже, только уже не от вина. От него.

Я послушно прекращаю его посасывать и выпускаю изо рта напряжённый орган. Он блестит от моей слюны и медленно покачивается.

Глеб поднимается с дивана и помогает мне встать, взяв за локоть. Колени будто атрофировались, пока я находилась у него между ног.

Он подхватывает меня за талию, резко поднимает в воздух и вдавливает в ближайшую стену своим мощным телом. Воронцов делает это так непринуждённо, словно я не пятьдесят килограмм вешу, а примерно как пушинка. Он просит сильнее обхватить его ногами за бёдра и довериться. Если я буду за него держаться, то ни за что не упаду.

Я обнимаю его руками за шею, прикрываю веки и несдержанно ойкаю, когда он касается меня пальцами.

— Охренеть… Мелкая, ты забыла надеть трусики.

— Это была запланированная акция, Глеб, — я слабо улыбаюсь.

На последнем слове я остро выгибаюсь дугой. Ощущения запредельные, когда он проталкивается в меня двумя пальцами, а затем растирает влагу между складочками и кружит вокруг клитора. Кажется, что я сразу умру, если он прекратит это делать.

Сознание отключается, а тело становится слабым и податливым, подвластным только его движениям и пальцам. Лепи что хочешь. Делай что хочешь. Только не останавливайся.

Он жадно целует меня всю. Там, где только может дотянуться. Впивается голодным поцелуем в мои губы, перемещается к виску, а потом за ушко. Немного щекотно и так хорошо… Его пальцы, жёсткие и умелые, ласкают меня между ног. Я глухо стону ему в губы, ерошу тёмные волосы и ощущаю, что нахожусь в шаге от оргазма. Когда кажется, что ещё секунда и я взорвусь, он убирает пальцы, до сладкой боли сдавливает мои ягодицы ладонями и резко протаранивает членом.

Возбуждение, которое накапливалось весь вечер, сейчас становится особенно ощутимым. Глебу достаточно сделать всего два рывка, чтобы заставить меня взлететь до небес. С ним сладко. С ним горячо. С ним так ярко, что слёзы начинают непроизвольно катиться из глаз.

— Не больно? — спрашивает он, целуя солёные щёки.

— Нет. Я люблю тебя, Глеб. Боже, как я люблю тебя…

Я просыпаюсь в постели одна, но не пугаюсь. За стенкой слышится шум воды, а значит, Глеб встал первым и просто ушёл в душ. Вот оно — по-настоящему прекрасное утро, когда никуда не нужно бежать и спешить. Можно лениво валяться в постели и проводить сутки напролёт с мужчиной, от которого у меня стремительно развивается зависимость.

Вчера я призналась Глебу в любви. Не должна была, знаю. Этим я только усложнила, и без того сложные отношения между нами. Воронцов не планировал во всё это ввязываться, а я клятвенно обещала, что кроме секса у нас ничего не будет. Мне жаль, что я переоценила силы и не справилась с собой…

— Доброе утро, — Глеб выходит из душа в одном полотенце на бёдрах.

Его крепкое тело блестит от капелек воды, а волосы влажные и зачёсаны назад. Мы не спали полночи, занимаясь любовью везде, где только можно, но сейчас, при виде него, мне хочется ещё раз ощутить Глеба в себе.

— Привет.

Я сажусь на кровати и прикрываюсь одеялом. На улице словно по заказу шикарная погода: лёгкий мороз и слепит глаза яркое солнце.

— Чем займёмся? — спрашиваю я Глеба.

— Я тебя разочарую, если скажу, что планировал трахать тебя все выходные? — он слегка прищуривается.

— Нет, потому что я хотела того же, — улыбаюсь я в ответ. — Но всё же, может, прогуляемся по окрестностям?

— После утреннего секса обязательно, Ник. Я хотел свозить тебя в одно интересное место.

Глеб

Ника нетерпеливо ёрзает на мне сверху. Зрачки расширены, длинные волосы спадают на грудь с нежно-розовыми торчащими сосками. Меня как пацана ведёт от неё. Я крепко сжимаю пальцами её ягодицы, вдавливаю в себя и слышу шумный вздох. Мы ещё ни разу не трахались в этой позе.

— Глеб! Глеб, пожалуйста, можно мне кое-что сделать?

— М-м?

— Я хочу сфотографировать тебя. У тебя такой взгляд… до мурашек пробирает!

Она спрыгивает с кровати и несётся к комоду. Достаёт из чехла фотоаппарат, возвращается на исходную позицию и включает его. Теперь она смотрит на меня через объектив.

— Одно фото, пожалуйста!

Я ни хрена не соображаю от перевозбуждения, поэтому всё спускаю ей с рук. Слышится щелчок, а затем довольный возглас Ники. Она находится в восторге от того, что запечатлела на фотографии. По мне, так ничего особенного — полуголый мужик с похотливым взглядом, но главное, что ей нравится.

— Посмотри! Это прекрасно, — тычет мне в лицо фотографию на маленьком экране фотоаппарата. — Я буду любоваться тобой ночами, когда ты улетишь.

— Мелкая, давай ты потом рассмотришь, ладно? Думаешь, мне легко сдерживать себя, когда ты так активно трёшься об мой пах?

Она смеётся и откладывает фотоаппарат в сторону, а я перекатываю её на спину и нависаю сверху. Мне нравится, как Ника отдаётся мне. Как громко стонет, как впивается острыми ноготками мне в спину, как, кончая, мелко дрожит и терзает мои губы. Так, словно в первый и последний раз.

Ника идёт принимать душ, а я готовлю для нас завтрак. Получается так себе, но она терпеливо ест мою почти сгоревшую яичницу и выдаёт фразочку, что, когда мужчина готовит завтрак, это дико сексуально. Мы смеёмся и шутим по этому поводу, а затем разговариваем почти непринуждённо обо всём на свете. Почти, потому что я хорошо помню, чем закончился вчерашний секс у стены. Она сказала, что любит.

— Я не могу доесть, Глеб, но это не потому, что яичница подгорела! — Ника отодвигает тарелку и тянется к чаю. — Мне немного нехорошо после вчерашнего.

— Перебрала с алкоголем?

— Да, обычно я так много не пью, — она пожимает плечами. — Помню, что ты не любишь пьющих женщин.

— Тебя это не касается. Когда ты выпьешь, то становишься очень даже милой.

Она заливисто смеётся и обжигает пальцы, прикоснувшись к чашке.

— Под алкоголем искажается восприятие ситуации. Ты видел меня милой, а мне казалось, что я как минимум богиня! Да и половину произошедшего вспоминаешь потом с трудом…

Я усмехаюсь и мысленно успокаиваю себя. Может, и правда всё дело в алкоголе? Двадцатилетняя впечатлительная девчонка, которая выпила лишнего. Ясное дело, чувства обострились, вот и сказала не подумав, что любит. Я стараюсь не зацикливаться на этом, потому что иначе… Иначе пиздец. Приплыли.