А после целует, впиваясь в мои губы.

Ян не держит меня, не сдавливает. Лишь касается поцелуем, а меня словно пригвоздили к месту. Припаяли огненной лавой, которая стекает по венам. Уничтожает всё на своем пути, ломает.

Я дрожу, когда мужчина проводит пальцами по шее. Ласкает мурашки, которые покрывают кожу. Не могу остановится, тянусь навстречу. Прохожу пальчиками по щетине, глажу квадратный подбородок.

Мы не должны, так нельзя…

Мысли и причины крутятся в голове, но быстро сгорают под касаниями Яна. Оседают пеплом где-то внутри, мешая вдохнуть кислород. Растворяются чужой теплоты.

Мужчина захлопывает крышку ноутбука, отставляя его в сторону. И при этом не отрывается от моих губ. Проводит языком, от чего кожа просто пылает. Становится невероятно чувствительной, реагируя на всё.

Ян мягко давит своим весом, укладывая на спину. Его поцелуи становятся настойчивее, касания более жадные. Сжимает талию и бедра, устраиваясь между моих ног.

Это похоже на наваждение, безумие. Когда жарким летом дорываешься до холодного лимонада. И не можешь остановиться. Пьешь, давишь, хочешь больше и больше.

Так и я. Вдавливаю пальцы в плечи Яна, глажу его по рукам. Задыхаюсь от того, как всё скручивает внутри. Будто удары шокером. В груди, по шее, в низу живота.

— Ян, — едва могу говорить, когда он отрывается. — Что ты…

— Молчи, золотце.

Это что-то невообразимое, дикое. Чувствовать тугой узел внутри лишь из-за веса мужчины. Как он мягко вдавливает меня в диван, не касаясь живота. Держит себя одной ладонью, второй забираясь под мою кофту. Рисует узоры, а словно поливает керосином.

Жарко, невыносимо душно. Хватаю воздух пересохшими губами, а после снова получаю поцелуй. Нельзя оторваться, не получается. Меня утягивает в пучину чувств, перемалывает.

— Млять, — Ян резко отрывается, подрываясь на ноги. Растерянно моргаю, не понимая перемен. — Прости, Сонь. Такого больше не повторится. Мне нужно идти.

— Ты серьезно? — голос садится, а внутри тлеет недовольство. Костер превращается в угольки, которые саднят под кожей. — Ты не можешь так целовать и…

— Больше не буду. Позволил себе забыться о том, кто ты.

— А кто я?

— Ты — Авдеева кровь. Остальное не важно.

— За что ты так со мной? — всхлипываю, прижимая к себе колени. — Что я тебе сделала, Ян? Я не виновата, что мой отец убил твою семью.

— Конечно.

— Я не отвечаю за чужие поступки!

— Да! — рявкает, отправляя стул в стену. Тот разлетается на щепки, заставляя вздрогнуть из-за шума. — Да, ты отвечаешь за свои поступки. Не виновата, никаких грехов? Только я знаю, Соня. Всё знаю. Что именно ты убила мою жену и ребенка. Именно ты всё сделала пять лет назад, лишив меня семьи.

Обвинения Яна просто убивают. Я встряхиваю головой, не понимая о чём он говорит. Ощущение, что меня из жаркого лета опустили в ледяную прорубь. Дрожу и не могу собраться, так всё быстро изменилось.

— Ян, я не понимаю…

— Конечно.

Его тон меняется, пощипывает злостью в районе затылка. Сжимаюсь, стараясь понять сказанное. Такие обвинения ранят. А ещё больше убивает то, что Ян верит в сказанное.

Отвожу взгляд, рассматривая дощечки пола. Но боковым зрением вижу, как мужчина идёт к барной стойке. Сжимает пальцами стакан, кажется, даже слышу его хруст.

Наливает воду из-под крана, жадно пьёт, а его кадык дергается при каждом глотке. Наблюдаю, убеждаю себя, что Ян снова спокойный. И я не понимаю таких перескоков, боюсь его.

Мужчина со стуком опускает стакан на стол, ерошит свои темные волосы. Я задерживаю дыхание и нахожу в себе смелость посмотреть на Яна прямо.

— Объяснишь? — прошу, а горло словно сжало. — Я не понимаю, Ян. Ты обвиняешь меня в чем-то ужасном и…

— Не переживай, золотко. Это никак не повлияет на твою жизнь здесь. Я же сказал, что не наврежу. Поужинай одна, я прогуляюсь.

— Нет! — подскакиваю с дивана, сама не понимаю, что мною движет. Но преграждаю Яну путь, сохраняя безопасное расстояние. — Ты не можешь сказать такое и уйти, просто бросить меня. Я не делала такого!

— Сонь, не нарывайся. Я иногда забываю о том, кто ты. А после накрывает, сейчас мне лучше уйти. Тебе же лучше.

— Ты сказал, что не навредишь… ребенку, — именно так, ведь всё время волновал малыш, а не я. И сейчас я понимаю причину. — А значит, я в безопасности.

Ян сжимает челюсть, пронзает меня недовольным взглядом. Не сдерживаюсь, отступаю на шаг, обнимая себя за плечи. Я хочу разобраться, и хоть это мужчина мне должен.

Меня потряхивает, как при температуре. Прислоняюсь спиной к входной двери, взгляд мечется. Только не на злого Яна, не на его сжатые кулаки, не сведенные брови.

Он умеет удивительную способность. Перескакивает от полного покоя до пика ярости за пару секунд. Господи, такое впечатление, что у него раздвоение личности.

Но это не так. Просто защитная реакция, я знаю. Когда настоящие эмоции подавляются, скрываются за другим образом. А после, благодаря триггеру, вырываются наружу.

Видимо, для Яна триггер — я.

— Пять лет назад мне было сколько? Пятнадцать? Ян, ты сам должен понимать…

— Я всё понимаю. Пятнадцать, глупая, неопытная. Но это не оправдывает. Уйди с дороги, Сонь.

— Господи, да я в пятнадцать…

— Проходила замечательную практику, да? Папаша всунул в испанскую клинику, чтобы дочь порадовалась.

Киваю, не понимая, к чему ведёт мужчина. Это было, и не секрет. Я так хотела в медицину, а папа помог мне попробовать. Помогать медсестрам, разносить вещи.

Нас вдвоем с моей лучшей подругой отправили. Летние каникулы, мы развлекались. Иногда, носились по больнице, а после помогали всему персоналу. Мне так нравилось…

— Какое это имеет отношение? — в груди скребётся ощущение, что я чего-то не понимаю. — Ян? Я ничего не делала, я не…

— Ты разносила растворы для капельниц, да? Удобно было, взяла одну правильную и помогла своему отцу.

— Ян! Я бы не… Я разносила одинаковые для всех, я не…

— Верю, Сонь, что ты могла не знать. Просто не поняла, чем это закончится. Хочу в это верить. Но факт есть. Русская практикантка принесла раствор для капельницы, а после моя жена умерла вместе с ребенком.

— Это мог кто угодно сделать! Я никогда не…

— Не мог. Думаешь, я не опросил всех за это время? Не узнал, как всё было по секунде в тот день? Млять, Соня, я потерял семью! Я узнал всё. От и до, когда поставили капельницу, какие лишние препараты там были, откуда взяли лекарства… Я всё узнал. Чья дочь это сделала и кто помог. Поэтому — просто уйди с дороги, мать твою!

Прикусываю губу, до металлического привкуса. И делаю шаг в сторону, обескураженная информацией. Ян действительно верит в то, что говорит. Не сомневается, не гадает.

Он верит в то, что я могла помочь отцу. Могла убить его жену и ребенка. И теперь всё становится таким понятным, ярким. Он не просто пробирался к отцу через меня, он и мне мстил. За то, чего я не совершала.

Ян уходит, хлопнув дверью.

А я остаюсь одна, полностью раздавленная.

Несколько минут смотрю вслед мужчине, не понимая, что произошло. То есть, в голове остается всё сказанное, проникает под кожу. Но при этом… Не могу поверить, что Ян думает подобное обо мне.

Это он! Он обманывал меня с самого начала, он играл со мной и издевался, зная, что я верю каждому слову. Это Волков притворялся другим человеком, а не я.

Вздыхаю, обнимая себя руками. Умываюсь в ванной, пока кожу не начнет пощипывать от холодной воды. Немного успокаиваюсь, беря себя в руки. Волноваться нельзя. А то, что Ян придумал себе что-то — его проблемы.

Я бы никогда так не поступила! И не важно, давала клятву врача или нет. Это жизнь другого человека, жизнь ребенка. Нужно быть законченным мерзавцем, чтобы пойти на такое.

Даже если мой отец… Всхлипываю, кусая губу до крови. Даже если у папы есть проблемы с Яном, то он же… Он должен решать всё только с Волковым, не привлекая другим. Это их разборки, а вмешивают посторонних.