Без толку проворочавшись в постели еще полчаса, Алиса встала и, набросив халат, спустилась вниз на кухню. Моментально проснувшийся Орион с терпеливой готовностью занял свое место возле миски. Насыпав ему корма и сварив себе крепкий кофе, Алиса уселась за стол.

В приглушенном свете декоративного светильника, который очерчивал слегка размытый круг на столе, таинственно и загадочно поблескивали глаза кошки, которую она так и оставила вчера на кухне. Казалось, животное лениво и в то же время внимательно наблюдает за нею, и от этого было немного не по себе. Алиса кончиками пальцев коснулась гладкой блестящей поверхности и тут же убрала руку.

Помнил. Все-таки помнил о том, что именно в этот день девять лет назад они встретились впервые, хотя ей всегда казалось, что он не придавал ровно никакого значения таким вещам. Она ошиблась.

 — …Почему кошка? — пролепетала она, чувствуя, как заплетается от усталости язык. — Разве я похожа на кошку?

— Конечно, похожа, — не открывая глаз, проговорил Нолан. Его рука нежно перебирала непокорные кудряшки на ее голове, и эта незатейливая ласка совершенно убаюкала ее. — Когда ты улыбаешься, уголки рта у тебя приподнимаются, отчего лицо приобретает исключительно кошачье выражение.

Он оставил в покое ее волосы и за локти подтащил повыше, укладывая на себя. Она поерзала на нем немного, устраиваясь поудобнее. Нолан тут же напрягся, и она с удовольствием отметила, как там внизу постепенно становится не совсем удобно, и это растущее неудобство чудесным образом заставляет Нолана дышать прерывисто и часто, а его руки все крепче сжиматься вокруг ее талии.

— Ты маленькая жадная ненасытная кошка, — пробормотал он.

Она засмеялась, тряхнула головой и, приподнявшись на руках, заглянула ему в глаза.

— Но если я кошка, выходит, ты – кот?

— Я кот, — охотно подтвердил он, переворачиваясь и подминая ее под себя. — Ведь у кошки непременно должен быть свой кот.

… Кот, который гуляет сам по себе.

Алиса встала, взяла статуэтку и положила обратно в коробку. Накрыв коробку крышкой, она сунула ее в шкафчик, где хранилась непонятно зачем купленная и оттого чрезвычайно редко извлекаемая на свет посуда.

— Вылезай! — потребовала Алиса снова.

Орион покосился на нее одним глазом и независимо отвернул морду. Алиса потянула за ошейник. Пес и не подумал двинуться с места. Алиса потянула сильнее. Тот лишь крепче уперся всеми четырьмя лапами в сидение и глухо заворчал.

— Орион, пожалуйста, не упрямься! — расстроено попросила Алиса. — Вылезай, иначе я опоздаю на самолет!

Наверное, это презабавно выглядело со стороны, то, как она уже битый час уговаривает собственную собаку покинуть салон автомобиля, прибегая поочередно то к мольбам, то к угрозам. Всегда сговорчивый и покладистый пес сегодня был непоколебим. Алиса присела на корточки, обняла его за шею, запустив пальцы в шоколадную шерсть.

— Я ведь совсем ненадолго, — виновато принялась объяснять она. — Завтра вечером я вернусь и сразу же тебя заберу. Обещаю. И мы вместе будем праздновать Рождество. Ты и я. Договорились?

Орион протяжно почти по-человечески вздохнул. Алиса встала, отступила в сторону, давая ему возможность выбраться из машины. Пес выпрыгнул наружу и, не оглядываясь, потрусил к дому Риты, излучая обиду и скорбь. Алиса пошла за ним, как никогда мучаясь чувством вины.

— Здравствуй, детка! — Рита приветливо расцеловала ее и потрепала Ориона по загривку: — Мой хороший!

Никак не отреагировав на ласку, тот прямиком направился к своему тюфячку, заботливо приготовленному к его приезду.

— Он обиделся, — грустно сказала Алиса, глядя, как пес сворачивается в клубок, пряча морду под хвост. — Я пыталась объяснить ему, что завтра вернусь, но он мне не верит.

— Не волнуйся, — улыбнулась Рита, — у меня есть чем поднять ему настроение. Ты не сильно торопишься, еще есть время?

Алиса неуверенно пожала плечами.

— Тогда выпьем кофе. У меня сегодня пробный пудинг! — и мать Нолана лукаво подмигнула, подталкивая ее в сторону огромной, совмещенной со столовой кухни.

Пока варился кофе, Рита рассказывала последние новости. О том, что Итан подумывает открыть собственную танцевальную школу, и она, разумеется, его всячески поддерживает в этом начинании; о том, что у Кэт появился молодой человек, интеллигентный, воспитанный и образованный, одним словом, очень приличный, и если все у них сложится, она будет только рада; о том, что Кло совсем позабыла родной дом, сидя в Лос-Анджелесе безвылазно, и — подумать только! — не сподобилась прилететь домой даже на Рождество. А это уже решительно никуда не годится! Алиса напряглась, глядя в стол. Было очевидно, что, упомянув троих своих детей, Рита непременно заведет речь и о четвертом. Пожалуй, стоило сказать, что она торопится на самолет.

В кухню, тихо цокая когтями по плитке, вошел Орион.

— Ага! — обрадовалась Рита. — Я же говорила, что он не станет долго дуться!

Приподняв крышку, она сняла со сковороды огромный, как лапоть, стейк и положила его в миску восторженно завилявшему хвостом псу.

— Нет у тебя силы воли, — улыбнулась Алиса, глядя, как он поглощает угощение.

Разлив ароматный напиток по чашкам, Рита пододвинула тарелку с пудингом Алисе и села напротив.

— Может быть, ты все-таки передумаешь и придешь к нам на Рождество? — спросила она.

— Рита! — Алиса покачала головой. — Я буду после перелета, вряд ли моя компания покажется такой уж привлекательной.

— Ты говоришь чушь, — безапелляционно заявила миссис Хьюз, — но так и быть, сейчас я войду в твое положение. Однако на Новый год даже не думай прибегать к каким-то отговоркам. Я не позволю тебе остаться одной.

— Хорошо, — поспешно согласилась Алиса, полагая, что до Нового года еще есть время.

— …Мам! Где ключи от моей машины?

Знакомый голос хлесткой волной ожег ее. Медленно, очень медленно она поставила чашку с выплеснувшимся на скатерть кофе. В обрушившейся вдруг на нее ватной тишине Алиса скорее почувствовала, чем увидела, что он стоит в дверях столовой. До боли вцепившись пальцами в столешницу, она, не отрываясь, смотрела на коричневую лужицу, расплывающуюся на веселенькой салатовой скатерти.

— Эли! — почти беззвучно, на грани слышимости.

И мир перевернулся.

Сердце билось гулко и рвано, то замирая надолго, то норовя разворотить грудную клетку тяжелыми ударами. Ему казалось, что этот оглушительный стук слышен всем вокруг, особенно в воцарившемся вязком и плотном, словно кисель, безмолвии.

Он не ожидал. Он действительно не ожидал увидеть ее. Он даже не позволял себе мечтать о такой возможности. Потому что это было бы слишком хорошо, незаслуженно хорошо. На секунду он прикрыл глаза, пытаясь совладать с глубокой, как обморок, радостью, захлестнувшей все его существо. Эта радость немыслимым образом переплеталась с настоящей физической болью от осознания того, как сильно он истосковался по ней, как мучительно одинок был все эти месяцы и как безумно и страстно он сейчас надеялся. На что?

Длинные ресницы, бросающие тени на скулы, заалевшие румянцем, каштановая прядка, выбившаяся из низко заколотого узла волос, струящаяся по склоненной шее, напряженно застывшие плечи, обтянутые черной кашемировой водолазкой — его мозг жадно и бессистемно фиксировал детали. Он видел, как крепко она держалась руками за край стола, словно это была ее единственная опора, как часто и прерывисто дышала, как упрямо смотрела перед собой, не желая повернуть голову. Она была взволнованна не меньше его, и это не укрылось от него.

— Здравствуй, Эли! — негромко, словно боясь спугнуть ее, проговорил Нолан.

Медленно, будто нехотя, она подняла глаза.

— Здравствуй! — ответила почти спокойно, и только зрачки огромные, на всю радужку.

Тягучей липкой лентой застыло время. Он стоял, как приклеенный, провалившись в это тягостное безвременье, видя лишь ее лицо с широко раскрытыми глазами, которые так же неотрывно смотрели на него.