Чуть изменившегося в лице, но вежливо и аккуратно кивающего в ответ, подтверждая пока справедливость всех высказанных гостем дочери хана утверждений.

– Наместник, насколько я понимаю, чиновник и слуга Султана. Это так? – нимало не смущаясь учёностью беседы, продолжает азара.

Чиновник, доставивший послание Наместника, снова кивает…

__________

Ахмаду, старшему писчему Канцелярии Наместника, данное со вчера в Канцелярии задание не понравилось изначально. Хотя и не показалось особо сложным.

Всем понятно, что требующие справедливости кочевники‑туркан, переселённые в Провинцию по инициативе Великого Султана, были в своём праве: грабежи соседей со стороны пашто всегда имели место. И всегда будут иметь место, такова жизнь…

Но, пойманный с поличным, малик одного из небольших родов пашто мало того, что попал в плен живым (!). Так ещё и собственноручно убил родного сына кочевого Хана! Попутно, подняв руку и на Ханскую дочь…

Что явствовало из поступившей в Канцелярию жалобы.

По счастью, жалоба была доставлена кочевниками‑туркан устно. Это раз. Никаким особым весом или связями в этой Провинции дикари‑туркан не обладали, два: они совсем недавно перебрались сюда, и ещё не успели обрасти ни местной роднёй, ни связями. Третье, и главное: признавать вину своих не было возможно ни по традициям, ни по неписанным правилам.

Даже если пашто неправы, не каким‑то дикарям‑туркан им об этом говорить. На собственной земле…

Шайтан подери Великого Султана с его «линией разграничения» между горами и предгорьями.

В Канцелярии, под руководством самого Наместника, за несколько дней сама жалоба была проанализирована, всесторонне просчитаны последствия и выработана стратегия противодействия: если в двух словах, просто заморочить дикарям голову.

И категорически не поступиться ни благополучием пашто, ни влиянием фарси или дари в Провинции. И не уступать (шаг за шагом) в судебных спорах дикарям‑туркан. Состоящим, однако, в родстве с Великим Султаном (происходящим, в свою очередь, хоть и из оседлой, но менее древней ветви тех же туркан, просто живущей дальше к закату).

Как именно заморачивать голову дикарям, Светлейший Наместник, бесспорно знал лучше других. И первым шагом являлся его письменный ответ.

На удивления Ахмада, в пух и прах разбитый дикими равнинными кочевниками с самых первых минут беседы.

– … Почему тогда Наместник, независимо от Воли Великого Султана, может принимать свои решения? Вести свою политику и не исполнять ничего из повелений Великого Султана? – лысый здоровяк, отдалённо похожий на азара, смотрит наивными светлыми глазами на чиновника.

Но Ахмад уже не обманывается простоватой внешностью здоровяка.

Прозвучавшие слова могут сразить не хуже меча. Причём весь род до седьмого колена.

Как род самого Наместника, так и рода всех стоящих с ним рядом, без разбора… Включая самого Ахмада.

Кто мог подумать, что эти дикари, которых вообще никто не принимал всерьёз, окажутся не только грамотными? А ещё и сумеют так ловко поставить на места акценты. Ну да, нарушения канцелярии любого наместника в адрес кочевников есть всегда, в любой провинции.

Но здесь пахнет не простым нарушением.

В Пергаменте Султана, Хан кочевников действительно назван равным Великому.

И здоровяк сейчас старательно сворачивает в трубочку и убирает в свой ларец пергамент Канцелярии Наместника.

В котором сам Наместник, покарай его шайтан, говорит Хану или его людям прибыть к себе в Канцелярию.

Всё равно что командует самому Великому Султану.

В Столице живьём в масле варили и за меньшее…

__________

– Ну что, как всё прошло? – спрашиваю Алтынай наедине в юрте после того, как мы спроваживаем чрезмерно хитрого чиновника из Канцелярии обратно за разъяснениями (аккуратно изъяв вещдоки – доставленный им пергамент, который он суетливо пытался нам не оставить). – Я всё говорил правильно, не налажал нигде?

– По содержанию всё хорошо, – как‑то неожиданно по‑взрослому отвечает Алтынай. – Но в следующий раз, когда будешь говорить от моего имени, или как Моя Рука, больше никогда не говори; «Я понимаю».  Говори или «Мы» , или «Хан» . Или «Дочь Хана» . А то получается, что за нас решаешь ты.

– Моя ошибка сейчас нам не повредит? – начинаю резко беспокоиться в этом месте.

– Сейчас точно нет, – успокаивающе взмахивает рукой Алтынай. – Ты же видишь, что само содержание ответа Канцелярии делает бессмысленным любую ответную вежливость с нашей стороны. Если их договаривающаяся Сторона берёт собственные слова обратно. Просто учти на будущее…

– Мне кажется, Наместник действует от своего имени, не от имени Султана, – сообщаю Алтынай не вызывающий у меня сомнения момент, который, видимо, не столь очевиден менее искушённым в делопроизводстве кочевникам…

__________

Примечание.

Как может, при сколь‑нибудь долгом совместном проживании, мимикрировать внешность и нивелироваться даже расовая разница, очень хорошо показано в бессмертном фильме «WHO AM I?» с Джекки Чаном главной роли)))

Где его, азиата, та японка с ралли поначалу принимает за местного африканца‑аборигена Намибии)))))

https://www.youtube.com/watch?v=dk37310dxbQ

Смотреть начиная ровно с 22 мин 00 сек)))

__________

Есть мнение, что бритого налысо, загорелого и одетого соответствующим образом европеоида‑ГГ местный чиновник вполне мог не отличить от кочевника. Особенно на фоне нервного разговора.

– Можешь пояснить, почему ты так думаешь? – абсолютно непосредственно придвигается перпендикулярно ко мне Алтынай, опираясь спиной на моё бедро, а свои локти разбрасывая мне на колено и на живот. – Я всегда считала, что легко схватываю любую подоплёку событий. Но сейчас, в который раз, не понимаю твоих мыслей.

– У меня намного больше опыта с писарями и крючкотворами, – смеюсь, объясняя этим языком понятие документооборота. – И причинно‑следственные связи, которые ты зовёшь подоплёкой, видятся именно с высоты именно этого опыта. Сейчас попробую объяснить… какое самое большое желание Наместника тут?

– Я думаю, у него их три, – рассудительно размышляет Алтынай, устраиваясь на мне поудобнее и, кажется, не замечая доставляемых ею мне физических неудобств. – Первое: приумножить своё богатство.

– Ему есть разница, какими способами? – вставляю важную деталь, пользуясь тем, что она и сама стоит на правильном пути.

– Весьма небольшая, – скептически и задумчиво тянет Алтынай. – Думаю, что весьма небольшая. Ровно в такой степени, чтоб не помешать двум другим его желаниям. Второе его желание: передать эти богатства по наследству своим детям, без потерь и долгов. И третье: укрепить свою власть как можно больше, при этом уходя из‑под всякой ответственности.

– Просто отлично, – бормочу. – Тебя хоть сейчас к профессору Сазонову, на экзамен по политологии… Так, не спрашивай, что это, – упреждаю её, набирающую воздуха побольше. – Всё так. А теперь, раз такая умная, ответь: а у Великого Султана какое самое большое желание в адрес Наместника? Можно несколько желаний со стороны Султана, раз ты так хорошо ориентируешься в вопросах перепоручения власти…

– Как можно больше налогов с Провинции за один год, – уверенно загибает пальцы Алтынай, даже не задумываясь. – Чтоб в провинции никаких болезней людей, падежа скота, голода и подобных бедствий. Плохо сказывающихся на собираемых налогах…

– Какая умная девочка, – бормочу со смехом.

– Чтоб все действия Наместника, являющиеся продолжением власти Султана, соответствовали желаниям и повелениям самого Султана.