– Да кто их разберёт. С одной стороны, она могла его назвать братом после … эм‑м‑м… инцидента с Юсуфом.

– Да говори откровенно: после спасения от Юсуфа! – смеётся казначей.

– Да… С другой стороны, может они и действительно родня? Кто знает, где и как гуляли их общие предки?

По планам Латифа, действовать надо было на следующей стоянке. Он почти не спал и не ел с того момента как обнаружил менталиста. Всем известно: голод очищает и мысли, и восприятие. А на сон жаль тратить драгоценное время.

План, на первый взгляд, был более чем хорош. Ну не зря же над ним столько часов трудился столь изощрённый ум лучшего стажёра Главного Аудитора.

Аккуратно собрав доступные слухи, Латиф знал: этот здоровый лысый сотник, возможно, мог каким‑то образом нейтрализовать магию. Наверняка этого утверждать было нельзя, но сама теоретическая возможность существовала (вычисленная Латифом на основании сопоставления разговоров с двумя десятками не связанных между собой людей). Если это так, то здоровяку надо «уделить особое внимание»: нарушить или сорвать такой прекрасный план мог только он.

Видимо, Аллах был на стороне Латифа. Здоровяк отдал зачем‑то догнавшему их зачуханному пуштуну второго коня и теперь, перегрузив свои вещи на вороного здоровенного жеребца, вынужден был, сохраняя свойства лошади, передвигаться бегом.

Слава Аллаху.

Крепче вымотается – лучше Латифу.

Уверенность Латифа в том, что всё получится, зиждилась сразу на нескольких пунктах тщательных расчётов.

Во‑первых, кочевые спутники дочери Хана двигались чуть обособлено ото всех, стараясь не выпускать из своего круга саму Ханшайым.

Когда останавливались на ночёвку, их шатры окружали кр угом её стоянку (помещая саму дочь Хана в середине); и рядом, в проходах, в нарушение некоторых правил, пускали пастись сразу нескольких разнузданных коней.

Латиф, благодаря некоторым хрестоматийным знаниям из Первой курьерской службы, знал: лучшего ночного часового, нежели лошадь, ни в горах, ни в степи придумать нельзя. Чуткие кони в большинстве случаев обнаруживают опасность либо посторонних намного раньше, чем даже собаки (кто бы мог подумать, что и эти знания могут пригодиться…). Пёс может быть сытым, может быть уставшим; и ещё множество аналогичных тонкостей способны снизить его надёжность в качестве сторожа.

Лошадь же, не являясь хищником, от чуткости ушей и обоняния зависит намного сильнее. Особенно если лошадь эта принадлежит степным кочевникам, то есть воспитана с детства и сторожит сутками напролёт.

Во‑вторых, девка‑менталист навроде как путешествовала совместно со старейшиной пашто. «Навроде как» – потому, что сам старейшина зачастую ни своего шатра не раскидывал (заворачиваясь в шерстяное одеяло, где придётся), ни места постоянного не имел.

Пуштуны, идущие вместе с туркан, свой устоявшийся порядок расположения на стоянках выработали. Но их старший, Актар кажется, мог завалиться со своим одеялом, где придётся, и в стороне – в полумиле ото всех, и рядом с кем‑то из туркан.

Менталистка же, заняв одно и то же определённое место сбоку от прочих пашто, часто подолгу оставалась без присмотра (часами болтая о чём‑то с младшим братом). За один вечер, таких моментов набегало не менее трёх‑четырёх, как бы не по часу каждый.

Из всех потенциальных преследователей опасность представлял только сотник «красного» полка. К счастью, Латиф был наблюдательным и давно понял: мужлан наверняка происходил из какого‑то простонародья, потому что верхом именно что лишь держался в седле. Искусным наездником, как кочевые туркан (или пашто), он ни в коем случае не являлся. Да и пустись он в погоню, тяжесть его тела даже этот огромный конь не сможет нести так же легко, как конь Латифа – его самого.

В этот вечер всё было предсказуемо, как обычно. Вначале – приготовление горячей пищи на всех, в больших казанах, на захваченных с собой дровах.

Затем – нестройные отголоски песен из двух станов сразу (на пашто и на восточном туркане).

Одновременно с этим – дочь Хана туркан пару часов провела у девки‑менталиста, о чём‑то приятельски беседуя с той и явно состоя в более близких отношениях, чем можно было предположить. Что интересно, брат менталистки при этом косился на Ханшайым, как на нежелательного чужака. Видимо, ревнует, с запозданием дошло до Латифа, отчего‑то развеселив его на ровном месте.

А затем все угомонились и настало время действовать.

Латиф, не привлекая ничьего внимания, лениво и медленно, накинул на своего коня заранее заготовленную сбрую. Он действовал напоказ, не спеша; усыпляя тем самым все возможные подозрения. Ну мало ли, захотел куда‑то прокатиться перед сном. Либо заночевать в полумиле дальше, в стороне от толпы народу. Либо просто не спится и решил проверить предстоящую дорогу на пару часов пути вперёд (а лошадь и ночью вполне способна шагать вперёд, хоть и медленнее обычного).

Затем Латиф аккуратно высвободил своего заводного коня и подготовил его надлежащим образом.

После чего прихватил заранее запасённую деревянную дубинку, обёрнутую обрывком дублёной овечьей шкуры, и по спирали пошёл гулять по лагерю.

_________

Разия недавно проводила Алтынай и сейчас болтала с Мазияром. Обычно мальчик держал её за руку с полчаса, после чего почти мгновенно проваливался в сон, чтоб проснуться уже с рассветом.

Откуда‑то из темноты вынырнул силуэт кого‑то из туркан, бесцельно проходя мимо. Разия, увлечённая общением с Мазияром, не сразу даже отреагировала.

Внезапно палка в руках незнакомца, мелькнув в воздухе, обрушилась на голову Мазияра, а сам незнакомец быстро присел напротив, впиваясь взглядом в глаза Разии до того, как она закричит.

– Считала? – удовлетворённо спросил он через мгновение, убедившись, что менталистка «увидела» его план полностью и что в словесных угрозах нужды нет.

– Ты совсем не боишься? – чуть помедлив, спросила она Латифа.

– Ты же всё видишь и так, – поморщился он. – К чему эти вопросы? Ради т а к о г о можно и рискнуть…

– Ты понимаешь, что попираешь сейчас и законы гостеприимства, и правила обращения мужчины и женщины? И только что поднял руку на невинного ребёнка? – каким‑то отстранённым голосом продолжила «давить» девка.

– Что сейчас об этом говорить, – буркнул Латиф. – Уже сделал… Специально дал тебе «прочесть» себя, чтоб обратного пути не было. Давай, поднимайся медленно и шагай в сторону моих коней. Затем так же медленно садись на чёрного. Если что не так – твоего пацана размажу в тот же момент.

Насчёт «размазать», конечно, Латиф преувеличивал. Но вот «воздушный серп» в версии, опасной для небольшого пацана, он действительно мог выдать почти с тридцати шагов. Другое дело что «работать» надо было по идеальной и неподвижной мишени, желательно ниже себя ростом. Именно потому он и огрел пацана дубиной – распростёртое на земле тело было идеальной целью в данном случае.

А подвешенный на пальцах каст, продемонстрированный им менталистке, должен был удержать ту от любых неосторожных движений.

– Ты очень пожалеешь, – безэмоционально сказала она, поднимаясь. – Может, не сейчас. Потом. Но пожалеешь.

– Брось, – фыркнул Латиф, старательно не допуская даже тени паники либо беспокойства в собственную душу. – Такой шанс выпадает раз в жизни. Я потом сам изведу себя, что не попытался.

– Я – свободный человек. Вольный делать то, что считаю нужным. – Зачем‑то нараспев прошептала девка, кажется, борясь со слезами.