— Всё, чем могу! — вытягиваюсь. В этом мире, насколько могу судить по памяти Атени, справедливость хоть и есть, но в спорах дворянина с простолюдином работает не часто. Такое отношение вызывает как минимум благодарность даже у меня, не то что у видавшего тут виды Атени.

— Чем были вызваны ваши претензии к полковнику Бажи?

— Разрешите спросить, кто есть полковник Бажи, господин субедар-майор? Данное лицо — указываю на помятого полковника — в нарушение регламента, обратилось к хавилдару действительной службы, не своей воинской части, кавалеру креста «ЗА ДОБЛЕСТЬ», без указания титула «ГОСПОДИН», на ты, и с игнорированием воинского звания!

— Да что ты несёшь! — вскидывается полковник, но мужик в штатском останавливает его одним движением руки.

— Он назвал меня сержантом, господин субедар-майор! — Продолжаю. — Следовательно, он не отличает сержанта вооружённых сил от хавилдара погранвойск, господин субедар-майор! Я здесь второй день, по регламенту моей последней воинской части, данное поведение квалифицируется либо как подозрительные действия неустановленного лица на территории воинской части! Либо — как преступное неуважение к Багровому Стягу Киженцовского погранотряда! Знаки различия которого чётко видны в моём штате! — кошусь взглядом на ленту при орденской планке, самостоятельно изготовленную утром.

— Ваша последняя воинская часть, господин хавилдар? — Спрашивает субедар, заполняющий что-то карандашом на листе бумаги.

— Багрового Стяга киженцовский погранотряд. Южно-ужумский пограничный округ.

— Подтверждаю, — бросает Валери. — Я лично свидетельствовал редакцию хавилдаром Атени своего личного дела, произведённую в чётком соответствии с Приказом Секретариата Её Августейшества касательно временно оккупированных территорий.

— Будете подавать заявление об оскорблении Стяга предыдущей части? — сухо интересуется субедар. Замечаю, что Валери горизонтально проводит ладонью над столом. Тут лучше тогда по уставу, перевожу стрелки:

— В настоящее время, куратором курса и моим непосредственным начальником является подполковник Валери. Не считаю возможным действовать несогласованно с текущим начальством. Господин подполковник, — обращаюсь к нему напрямую, — прошу выступить моим представителем в данном вопросе!

Валери молча кивает.

— Прокуратура гарнизона вопросов больше не имеет. Благодарим за сотрудничество, господин хавилдар.

На крыльце меня догоняет уоррент.

— Хех, паря, зачёт! Молодец, что не забздел!

— ???

— Да этот клоп в белом… Все с ним боятся связываться, оно же из графьёв. И племяш его — такой же паскудник, вша. Оно ведь как: хоть пансион, хоть жалование, хоть вспомоществование при переводе, хоть квартирные при женитьбе, да по всем вопросам — к тыловикам рано или поздно идти. А уж они развернутся, если им есть что тебе припомнить… Да и обязаны лет за пять службы им становятся многие если не все — а тут уже конфуз. Срамно топтать того, кому обязан, хотя они и так обязаны были всё выдать вовремя…

— Да мне-то на это… — бормочу.

— То-то и оно. С тебя единственного — как с гуся вода. Не женат, не отсюда, родни нет, живёшь в казарме, жрёшь казёнку. Взять с тебя вообще нечего. ещё и смертник, прости паря. А Валери — человек устава. Я говорил, он за своих курсантов — всегда горой. Ну и — у них между родами старые тёрки, ты тут просто вовремя подвернулся. Ещё и с «крестом», тут уже, при желании, на территории чужой части целый букет шить можно…

— Понятно…

— Давай, паря, — уоррент хлопает меня по плечу и исчезает на территории своего склада.

Кабинет декана.

— Валери, кофе будешь?

— Спасибо. Да.

— Держи, — декан разливает их большого блестящего кофейника в две чашки. — Твой опять учудил?

— Лайонел, ты же знаешь всё и без меня? Неужели тебе не доложили из спецотдела?

— Ну мне же интересно узнать, как ты лично использовал ситуацию, чтоб натянуть Бажей? — весело отвечает декан.

— Мой ничего не чудил. Шёл себе из ремзоны на обед. Бажи откуда-то навстречу вышел. Надо ещё разобраться, почему он у нас по расположению, как у себя дома! Бажи его пытался застроить, но вышло в итоге ты знаешь как.

— Ты же понимаешь, что всё семейство Бажи тебе не простит такого позора и наглого использования ситуации? — веселится декан.

— Отношения между домами давно вышли за рамки диалога, Лай. У нас сейчас кто подставится — туда и лупят… Он — подставился. Да и, знаешь, это в конце концов — неуважение. Если ему позволить на нашей территории так себя вести, с нашими людьми, что скажут другие дома?

— Это понятно. Я же не возражаю.

— Хавилдар, конечно, как нельзя лучше пришёлся: и по закону всё чисто, и все козыри у меня. Оскорбление Стяга коронного погранотряда, причём погибшего в полном составе при исполнении… Эту ситуацию стоило бы выдумать, если б она не создалась сама. Да! — Валери в возбуждении отхлёбывает кофе.

— А тебя не смущает, что со стороны это будет выглядеть как классическое сведение счётов?

— Да пусть выглядит как угодно. Когда их семейство с нашей Лю так поступило, кто-то хоть что-то сказал? Когда она «не дала», после гибели мужа, кому-то из них, и потом не могла пенсию по гибели кормильцы три месяца оформить? С грудными детьми на руках?

— Да уж… — соглашается декан. — Да моё дело — сторона. Ну и Устав. По уставу вы молодцы, быстро сориентировались, — весёлое настроение быстро возвращается к декану.

— Да это не мы. Совпало просто. Оказывается, прокурорские давно искали выход призвать к порядку Главное Управление Тыла. Но не получалось — прокурорские в финансах и бухгалтерии не сильны. А тут — сам Бажи. Они и примчались быстрее ветра. Ну и, не знаю, но говорят что у Юста сын незаконнорожденный в Южном Ужуме служил до оккупации, так что… а тут — живой хавилдар оттуда. Ещё и с такой предъявой. Тыловой крысе. — Валери не может скрыть хорошего настроения.

— А кто этот Бажи Начальнику Главного Управления?

— Да родной племянник.

— А его самого племянник, внук стало быть, учится у нас?

— Да.

— Это его твой заставил говно чистить? — смеётся декан, с удовольствием отпивая кофе.

— Ну, не чистить, а руководить, но да, его. И их группу.

— Какой молодец, — продолжает смеяться декан. — Знаешь, признаюсь. Я вначале был очень расстроен. Что он у нас появился. Но сейчас всё складывается так, что у меня даже закрадываются крамольные мысли.

— Это какие, Лай?! Только не говори, что о реорганизации учебного процесса! — тревожится Валери.

— Ну почему не говорить… — смущённо парирует декан. — Ты ж знаешь, «…у меня есть мечта…».

— Да я уже понял. Что надумал? — обречённо кивает Валери.

— Помнишь программу, которую нам не утвердили в Генштабе? Вот её хочу вернуть на доработку. Нам сейчас что угодно подпишут, если ты через Бажам пообещаешь спустить на тормозах. И не будешь впутывать свою личную вендетту. — Декан отставляет кофе в сторону, складывает руки в замок и пристально смотрит на Валери.

— Лай, только не говори, что ты сейчас хочешь… нет, только не это! Когда я столько лет ждал — тут шанс посчитаться — и ты хочешь благородно пропихнуть новую программу обучения! — Валери обречённо ударяет себя раскрытой ладонью по лбу.

— Я тебя не неволю, — сдаёт назад декан. — Но знаешь, для дела было бы полезнее, если б наши придурки выходили отсюда хоть чуть-чуть, но подготовленнее. А ты хочешь государственное дело уступить личным интересам.

— Да я согласен, прав ты… Хоть помечтать можно было? Но знаешь, Лай, а мы не боимся, что, если я спущу всё Бажам, то их отпрыск тут почувствует себя гоголем и может попытаться отыграться на Атени?