Чонгук скинул пиджак, развязал галстук, и, приподняв одеяло, улегся рядом с женой. Обычно Сэ И спит очень крепко, поэтому разбудить ее тяжело. Сейчас же она проснулась сразу же, когда услышала, как в комнату кто-то вошел. Она притворяется спящей, разворачиваясь набок. Горячая ладонь забирается под широкую футболку и накрывает живот, осторожно поглаживая.

— У тебя плохо получается притворяться спящей, — шепчет Чонгук на ухо своей жене и сильнее прижимается к ее спине.

— А ты, — начинает Сэ И, всхлипывая, — плохо выполняешь свою роль любящего мужа.

— Прости меня, — вздыхает Чонгук. Мягкий поцелуй остается на щеке, затем на шее и на плече. Сэ И ведет борьбу с собой. Ей не хочется быстро «оттаивать», показывая свою слабость, но Чонгук чувствует, как она сжала его руку под одеялом. — Я заработался, прости меня еще раз. Я даже не заметил, как ушел с головой в дела компании.

— А про беременную жену так вообще забыл, — прошептала Сэ И. — Носить ребенка под сердцем тяжело. Когда я выходила за тебя, я не думала, что буду справляться со всем совершенно одна.

Чонгуку ничего не остается, как тяжело вздохнуть и сильнее обнять свою жену.

На Ен кажется, что эта неловкая тишина, наступившая после ее «да», сдавливает ей легкие. Появилось такое ощущение, словно весь кислород исчез из номера отеля, словно эти четыре стены сближались. Девушка буквально слышала свое сердцебиение.

Почему он тяжело вздыхает? Почему молчит? Почему лежит неподвижно на ее ногах и смотрит так пристально? Ей не скрыться от этих глаз. Она прикрывает лицо ладонями и закидывает голову назад. Через щель своих пальцев она видит красивый потолок и их отражение на нем. Юнги все продолжает смотреть.

— Если бы мне кто-нибудь сказал еще год назад, что в скором будущем я первая признаюсь кому-то в чувствах, я бы посмеялась над этим человеком, — наконец, говорит На Ен тихо-тихо. — Сейчас же мне совсем не до смеха…

Она хочет встать, чтобы убежать в ванную, чтобы скрыться от его глаз, чтобы поплакать, уткнувшись в колени. Но вся его поза говорит о том, что ему очень комфортно лежать на ее ногах. И На Ен не понимает, почему ее заботит, нарушит ли она его покой или нет. Почему ей сейчас так хочется запустить руку в его волосы? Почему она его ненавидит и любит одновременно? Почему блеск его глаз так отчетливо отпечатался на ее сердце?

«Даже если это односторонняя любовь, как я улечу теперь?»

— Ты знаешь, в тот день, когда ты ушла, хлопнув дверью, я невольно сравнил тебя с ней…

— Что ты хочешь этим сказать? — спрашивает На Ен, поднимая голову.

Слезы перестают течь по ее щекам. Боль и горечь сменяются обидой и гневом.

— Дослушай, — просит он, смотря в глаза, и берет ее руку в свою. — Каждый раз я вызывал ее в центр города в квартиру, которую купил специально для «таких» встреч. Каждый раз она приезжала нарядная. Каждый раз я сидел на кресле перед окном и с нетерпением ждал того момента, когда она войдет и я скажу ей возвращаться назад. Каждый раз я таким образом кормил свою гордость и думал, что наказываю ее. Я думал, что делаю это, чтобы преподать ей урок. Но на самом деле… я просто пользовался своей властью и залечивал свою рану. Я любил ее, действительно любил. Но мое сердце пронзила сильная боль, когда она выбрала вариант богаче и перспективнее, когда она сказала, что мне нечего ей предложить и она меня бросает, несмотря на эмоции, которые мы получили, несмотря на моменты, которые мы пережили, несмотря на все слова, которые говорили друг другу. Мне было обидно. Я не мог избавиться от мысли, на которую она меня навела. Мысль о том, что я ничто, не считая моих денег. Я спрашивал себя: «Разве во мне нет ничего, за что можно полюбить?» — Юнги прервался, сильнее сжав руку девушки. — А потом я решил отомстить. Я дал ей все, чего она хотела. Я раскрыл все карты, потому что хотел увидеть, как она кусает локти. Но это не принесло мне удовлетворения. Я понимал, кто она и чего она хочет, я понимал все это. Но сердцу не прикажешь…

— У тебя остались к ней чувства до сих пор? — На Ен почти не слышит своего голоса, дыхание ее сбивается, и она прилагает большие усилия, чтобы выдавить из себя этот вопрос.

— Ты сожгла их, стерла в порошок. Ты ворвалась в мою жизнь, нарушила порядок вещей, заставила меня двигаться, — сказанное на одном дыхание застало На Ен врасплох. — Ты вырвала с корнем увядающий цветок и посадила новый. Очень красивый и пышный.

— Это значит, что ты…

— Это значит, что я люблю тебя и никуда не отпущу. Это значит, что ты переезжаешь ко мне и что университет тебе выбирать придется корейский, а не российский, это значит, что теперь каждый рассвет ты будешь встречать в уже нашей постели.

— А кто сказал, что я соглашусь? — На Ен пытается выглядеть сердитой, но улыбка так и лезет на лицо.

— А куда ты денешься? — выгибает бровь Юнги.

— Действительно, — выдыхает На Ен, когда они оба перебрались на кровать, — куда можно от тебя деться? От такого ворчливого, но такого любимого Мин Юнги.

— Слово «любимый» компенсирует моральный ущерб от слова «ворчливый», — говорит Юнги, нависая сверху. — Но мне все равно придется тебя наказать… чуть позже.

— Почему позже? Я уже настроилась, — говорит На Ен, отводя взгляд.

— Сегодня вечером ты идешь на свидание со мной, — отвечает Юнги, ухмыляясь. — Завтра мы перевозим твои вещи ко мне, послезавтра мы оформляем необходимые бумаги.

— Но до вечера же так много времени… — томный шепот в ухо Юнги заставляет его самодовольно улыбаться, ближе прижимаясь к женскому телу.

— Кое-кто недавно жаловался на то, что я думаю о ней «в одном ключе», — Юнги выгибает бровь, расслабляясь.

— Плевать, — резко отвечает девушка, и Юнги пропускает тот момент, когда его перевернули на спину и оседлали его бедра. — Я хочу тебя, Мин Юнги.

Солнце скрылось за горизонтом, легкий ветерок проникает в комнату сквозь незакрытое окно. Супруги спят на двуспальной кровати, обнявшись. Мать Сэ И тихонько приоткрывает дверь и смотрит на дочь, которая сладко спит в объятиях мужа. И женщине совсем не хочется прерывать их идиллию, но ей с мужем через двадцать минут нужно быть в центре города, поэтому она осторожно будит свою дочь.

— Сэ И, — зовет она, но дочь и в ус не дует. — Чонгук, — зовет уже зятя.

Чонгук приоткрыл глаза и увидел свою тещу. Поднявшись с кровати, он успокоил ее, пожелав веселого вечера, и закрыл дверь за супругами. Когда он вернулся в комнату, Сэ И все еще спала. Видимо, сон был крепким.

— Просыпайся, — говорит Чонгук, протягивая руку к ее лицу. Пальцы нежно оглаживают пухлые щечки. — Готов поспорить, что, если я скажу «клубника в шоколаде», ты…

— Где клубника в шоколаде? — Сэ И открывает глаза и осматривает комнату.

Чонгук сдерживает смех и помогает жене подняться. Они спускаются на первый этаж и направляются в ванную. Чонгук умывается и делает то же самое с Сэ И. Но она все равно зевает, потирая сонные глаза.

Уже на кухне парень заваривает кофе себе и чай своей жене, которая терпеливо ждет его, сидя на стуле и болтая ногами. Чонгук предусмотрительно разбавляет горячий чай, потому что знает, что Сэ И любит теплый.

Все то время, что они сидят на кухне, будущая мама почти не сводит своего взгляда с мужа. А муж, тепло улыбаясь, держит в своей руке ее руку.

Тишина не добавляет неловкости, как это обычно бывает.

— Я возьму неделю отпуска, и мы уедем в загородный дом, — говорит Чонгук, и Сэ И сразу же поднимает свою голову. — Возьмем с собой всего двух работников, чтобы они помогали нам всю неделю. Завтра сделаем плановый визит к врачу в клинику, чтобы он дал нам еще несколько рекомендаций, а потом поедем в торговый центр, купим тебе еще вещей и еще кое-что для детской. Хорошо?

— Хорошо, — кивает Сэ И, сдерживая крик счастья. — А как же клубничка?

— Заедем в ресторан? — улыбается Чонгук и, обойдя кухонный стол, целует свою жену в лоб. — Я думаю, как только тебя увидит администратор, сразу же скажет поварам готовить твой любимый десерт.