– А почему это ты за меня решаешь? – сразу вспыхнула я. Вроде бы попритихшая злость зажглась с новой силой. – Мне не нужен надсмотрщик. Сначала один вздумал управлять мной, теперь вот ты! А как же мое мнение?

– Я не решаю за тебя, а пытаюсь помочь. Я не промываю тебе мозги, не внушаю какие-то бредовые идеи, а хочу воспрепятствовать делать это другому.

- Ну да, конечно. Ты не запихиваешь меня украдкой в камеру, а честно и открыто кидаешь в железную клетку. И почему это я не могу оценить твое благородство и честность? – выпалила я и тут же устыдилась своих слов. – Прости. Мне бы хотелось свалить все сказанное на Натана, но я не уверена, что дело в нем.

– На самом деле, – после паузы сказал Стан, – я не знаю, где тебя еще можно поселить. Мои друзья либо женаты, либо живут с родительской семьей, а семьи у нас обычно большие. Снять отдельную квартиру я также не могу, ведь я даже не получил свою первую зарплату, да и гарантировать, что туда не ворвется этот эльф, тоже не смогу. Просить у отца денег на свою девушку… Ты извини, но я не готов. Он и так дал мне гораздо больше, чем должен был. Если тебе будет так спокойнее, то дома я могу все время находиться в другой форме. Представь, что живешь одна с большой умной собакой.

Я представила себе эту картину и невольно рассмеялась, хотя мне было очень и очень стыдно перед Станом. Он ведь не обязан тащить меня. Это у меня нет своего жилья, нет подруг и нет денег. Это я влипла в такую ситуацию.

Квартира Стана оказалась небольшой, обставленной в духе минимализма: никаких картин, фотографий на стенах, пуфиков или дополнительных шкафчиков, в комнате только раскладной диван, шкаф-купе и стол с компьютером. Аскетичность подчеркивали выкрашенные в серый цвет стены и тканевые жалюзи на окнах.

Стан показал выделенные пустые полки под мою одежду, которой, кстати, толком и не было, ведь все вещи – в доме Натана, хотя из маминого дома я взяла пару футболок и спортивные штаны, чтобы не ходить все время в форменной юбке и блузке.

Он прихватил шорты и ушел в ванную, а я никак не могла собрать свои мысли в кучу. Должна ли я приготовить ужин? О чем мы будем разговаривать? Мы знакомы всего несколько дней, и кроме чувств между нами нет ничего общего. Да у меня и интересов до сих пор не было, только учеба и все.

Все-таки у людей схема ухаживаний выглядит надежнее, чем у оборотней. Есть время познакомиться друг с другом поближе, поговорить, обменяться мнениями насчет быта, любимых фильмов, отношений, и лишь потом съезжаться. А на чистой страсти принимать серьезные решения относительно семьи могут только легкомысленные люди. Хотя уж кто-то, но Стан точно не выглядел легкомысленно.

Он вышел из ванной весь растрепанный, с влажными волосами и поблескивающей кожей. И снова меня накрыло нежностью и желанием его обнять. Я закрыла лицо руками, пытаясь сдержать свои дурацкие порывы.

Я ведь понимаю, что я делаю. Понимаю, что веду себя неадекватно, обвиняю того, кто хочет помочь, срываюсь на пустом месте, но ничего не могу с собой поделать. Если я добавлю к словесным выкрутасам еще и физические: кидаться то с объятиями, то с кулаками, – будет явный перебор.

После ужина он быстро помыл посуду. И наступила та самая пауза, мучительная, беспокойная.

Что было бы, если бы в наши отношения не влез Натан? Наверное, сейчас бы мы сидели на диване, держась за руку, и разговаривали о нас. Или пошли бы гулять, и Стан рассказывал бы что-нибудь интересное, как и раньше. Или включили негромко музыку и целовались бы при свечах.

Я вдруг разозлилась на старого эльфа, наверное, впервые с того момента, как пришла в себя после гипноза. Он меня лишил маленького счастья. Просто ради каких-то своих игр. И хуже всего то, что завтра я должна прийти к нему на занятия, смотреть ему в глаза, слушать лекции, зная, что он со мной сделал. И все из-за какой-то бумажки с напечатанными словами! Вот она, цивилизация в чистом виде – я не могу ударить эльфа, который причинил мне вред. И Стан не может. Мы должны здороваться, улыбаться и вежливо разговаривать, иначе будем выглядеть смешно.

Стан посмотрел на меня, вздохнул и вышел из комнаты. А через минуту вернулся в форме волка и положил свою лохматую голову на мои колени.

А я… Я сползла с дивана, обняла его и разрыдалась.

– Поздравляю, инспектор, с новой должностью, – стоило мне только переступить порог кабинета, как в лицо прилетел какой-то предмет. Я уклонился и поднял с пола красно-коричневые корочки. Что ж, обучение мое было закончено в пятницу, но так как я не появился ни в участке, ни на курсах, то документы передали моему куратору.

Я вежливо оскалил зубы и сел за свой стол.

На самом деле, я даже был благодарен Кириллу, ведь он смог отвлечь меня от закольцованных мыслей и тревог.

Утро понедельника впервые за девять лет жизни предстало передо мной во всей хваленой красе, хотя оно должно было стать одним из самых лучших, ведь это было наше первое совместное утро с Настей. Но, увы, все повернулось не так, как мечталось.

Я с детского сада не спал в звериной форме, поэтому проснулся с неприятными ощущениями в спине и лапах, почему-то ломило хвост, и все время казалось, что по мне кто-то ползает. Поэтому машинально перекинулся и пошел в ванную, где столкнулся с Настей, чистящей зубы. И да, я был голым.

Всю дорогу до сада Настя молчала, остановилась лишь перед воротами и сказала:

– Ничего не изменилось.

Я не понял:

– Что именно?

– И раньше, и сейчас я иду на работу под конвоем. Только конвоиры сменились.

– Но я же это делаю для того, чтобы защитить тебя!

– Уверена, что эльфы думали точно также, – она еще немного помолчала и добавила. – Извини меня, пожалуйста. Просто я боюсь.

– Чего?

– Эльфят. Кажется, что стоит мне зайти в группу, как я снова потеряюсь. Снова стану куклой. Эльфийской куклой.

Лицо Насти застыло, закаменело, укрывая чувства, но в глазах таился страх, предвещая панику. Я осторожно обнял ее за плечи и прошептал:

– Это всего лишь дети, маленькие, слабые, беззащитные. И ты можешь помочь им стать лучше.

Она кивнула, отступила и, не оглядываясь, ушла.

И до приветствия Кирилла я снова и снова прокручивал ее слова в памяти, пытаясь придумать другой ответ, тот, который бы смог ее успокоить.

Словом, Кирилл сделал то, что было нужно. И даже более того: он прекратил игнорировать меня и отправил на выезд вместе с сотрудником опеки. Некоторые семьи мы посещали согласно плану, так как они считались неблагополучными, а иногда к нам поступали и срочные вызовы, переадресованные полицией.

И это было тяжело.

В обычных многоэтажных домах, в обычных квартирах, за обычными железными дверями творятся чудовищные вещи. И больше всего пугает то, что для того ребенка, который живет за этими дверями, такая жизнь – норма. Каждый день он возвращается туда, где его ломают, избивают, насилуют, пытают. И этот ребенок думает, что так живут все.

Только становясь старше, он понимает, что это не так. Что существуют семьи без грубых слов, без тяжелого ремня с железной пряжкой, что рядом с ними живут дети, которые плачут из-за упавшего мороженого или старого телефона, что есть непьющие мамы, которые каждое утро спрашивают, что приготовить на завтрак.

И тогда он задает себе вопрос: за что? Почему кошмар достался ему? Не глупому соседскому мальчику, не капризной задаваке со двора, а именно ему? Ведь не может же быть так, что такая жизнь ему выпала случайно? Ведь должен же быть какой-то смысл в переносимых страданиях? Может, его за что-то наказывают? Или чему-то учат? К чему-то готовят?

Некоторые потом уходят в выдуманную реальность, некоторые ожесточаются и сами начинают издеваться над слабыми, кто-то придумывает обвинения самому себе и страдает всю жизнь.

И каждый раз это была человеческая семья.

Пока Алла, женщина из опеки, опрашивала соседей, осматривала ребенка, подписывала бумаги, я старался изо всех сил держать себя в руках. Не наброситься с кулаками на пьяного мужчину, который искренне недоумевал, почему это нельзя бить своего же сына. Не зарычать на деловитую дамочку, зашугавшую свою дочь до состояния тени. Не …