– Пока не передумала?

Крис пожала плечами и села в машину. Раз уж у меня была возможность помотаться по адресам с личным водителем, я не стал ее упускать.

Во второй семье я уже бывал раньше и надеялся, что после ее посещения Крис передумает воплощать свои романтические идеи и сбежит. Это был классический пример затяжного алкоголизма в семье.

Подъезд в том доме словно бы готовил посетителей к погружению в бытовой ад: исписанные маркером, мелом и помадой стены, потолки в черных пятнах, из центра которых, словно черви, торчали изогнутые сожжённые останки спичек, крепкий запах мочи с оттенком кошатины, бурые кучи непонятного происхождения по углам, битое стекло и разорванные пакеты с мусором.

– Блин, они тут вообще не убираются? Как можно жить в такой грязи? – прошипела Крис, зажимая нос. Я лишь усмехнулся и потянул дверь квартиры.

– Разуваться не рекомендую, – сказал я, переступил через мужика, растянувшегося прямо на пороге, и включил фонарик.

Я даже не стал бы называть это квартирой. Полы были замызганы настолько, что сложно было сказать, а есть ли там хоть какое-то покрытие, на стенах местами еще виднелись клочки обоев, но взгляд останавливался не на них, а на грязно-бурых подтеках, напоминающих засохшую блевотину. Окна в комнатах были закрыты фанерой и разодранными картонными коробками, и лишь на кухне было светло, там подобные импровизированные ставни днем снимали и использовали в качестве стола.

– Тут что, живут дети? – прошептала Крис.

– Один. Мальчик, десять лет.

Внезапно что-то на кухне взревело так, словно газанул самосвал, доверху забитый кирпичами, Крис подпрыгнула и спряталась за мою спину:

– Что это, мать твою, такое? – проорала она мне в ухо.

– Это холодильник! – также крикнул я ей. – Он каждые полчаса так включается.

– Как соседи это терпят? Мои начинают долбить по батареям, если я миксер включу.

– А никак. Тут вызывай полицию – не вызывай, хозяевам все равно.

Под грохочущий рев холодильника мы прошли дальше и увидели мамашу, раскинувшуюся прямо на полу и мирно сопящую даже под эти звуки.

– А где мальчик?

– Не знаю, – проорал я, но в это время холодильник вдруг отключился, и мои слова прозвучали резко, словно набат.

– А? Что? – дернулась женщина, с трудом открывая глаза. – Кто вы?

– Отдел по делам несовершеннолетних, инспектор Станислав Громовой. Будем заполнять протокол.

– А, этот, – она отвернулась к стене и снова захрапела.

– Ей совсем неинтересно, что ты делаешь? – недоуменно спросила Крис.

– Ты не поняла еще? Добро пожаловать в реальный мир! – развел я руками. – Если честно, я не уверен, что она вообще чем-то интересуется, кроме водки. Даже не знаю, помнит ли она о том, что у нее есть сын.

– А где он живет? Где спит? Где делает уроки? Как вообще тут может жить ребенок? – Крис с каждым вопросом все повышала голос.

– Пойдем, покажу.

Мы вышли обратно в коридор, я толкнул перекошенную дверь с ярко-зелеными пятнами плесени, которую было хорошо видно даже при таком свете, Крис заглянула туда, охнула, оглянулась на меня. Тут фанера была отколота с угла, и лучи солнца проникали в комнату, освещая кучу тряпья в углу, полуразвалившийся деревянный шкаф, доверху забитый какими-то вещами, на полу валялись листы бумаги, обрывки газеты, перемешанные с грязью.

Я подошел к тряпью и тихонько позвал:

– Степа, привет! Помнишь меня? Я тебе шоколадку принес, будешь?

Оттуда вынырнула растрепанная голова мальчика. Он кивнул, но руку не протянул, настороженно глядя на нас. Лишь когда я положил небольшую плитку рядом с ним, он схватил ее и тут же принялся есть.

– Почему? – голос Крис предательски дрожал, но девушка пока держалась. – Почему вы еще его отсюда не забрали?

– Насчет этой семьи уже несколько раз собирали комиссию, но такие дела быстро не делаются. Обычно решение об изъятии ребенка принимается в течение нескольких месяцев, иногда полугода. Лишь при реальной угрозе для жизни, травмах или тяжелых заболеваниях мы имеем право сразу его забрать да и то, лишь в больницу.

– Но, Стан, как? Ты посмотри на него, он же как волчонок. Маленький затравленный звереныш. Он умеет говорить?

– Степа, – обратился я к мальчику, – знакомься, это Крис.

Крис присела на корточки рядом с мальчиком, медленно отодвинула одну тряпку, другую, заглянула ему в лицо и тихо сказала:

– Привет! Я Крис. Тебя зовут Степа? Будем дружить?

Несколько дней я видел и не слышал Крис, сам полностью погрузился в работу, общение с Зоей и ее мамой. Наталья каждый вечер возвращалась с сеансов с Дум Шадаром с красными глазами и надолго уходила в ванную – приводила себя в порядок. Ей явно нелегко давались разговоры с почтенным гномом, но она, по привычке, держала все в себе и не хотела показывать слабость.

С каждым днем Зоя оживала. Она запомнила имена всех оборотней в Экстриме, причем могла узнавать их как в двуногой, так и в четвероногой форме, хотя мне казалось, что девочка не до конца понимает, что, допустим, Эрик-волк и Эрик-человек – это одно и то же существо.

Как-то вечером мне позвонила Настя и спросила:

- Стан, ты когда в последний раз видел Крис?

- В понедельник. А что?

- С ней что-то происходит. Она ходит нервная, опаздывает ко мне в университет, а сегодня и вовсе не пришла. И даже не предупредила. На Крис это не похоже.

– Ты права. Не похоже. Сама-то как? Нужна помощь с эльфом?

- Нет, справлюсь. Только поговори с Крис, может, ей помощь нужна? От меня она отмахивается, уверяет, что все хорошо.

Признаться, я надеялся, что Крис откажется от своей идеи спасения детей. Слишком тяжелое и неблагодарное дело, а если учесть нашу расу, то еще и довольно опасное. Меня прикрывает работа, а чем прикроется Крис, если вдруг что-то пойдет не так?

На телефонные звонки она не отвечала, к ее семье я не решился прийти, так как не хотел их пугать заранее. И после работы решил съездить на квартиру в семью Степана. Может, Крис, как и я, проводит все вечера там?

Подъезд по-прежнему выглядел удручающе, единственное, что изменилось, исчезли кучи мусора и битое стекло. Квартира также была незаперта, но когда я туда вошел, то не поверил своим глазам и носу. Там пахло едой. Не протухшими макаронами, не перегаром и не куревом, хотя запах дешевых сигарет так въелся в стены дома, что полностью его вывести не удалось, а нормальной едой. Жареными сосисками.

Обои в коридоре были ободраны до штукатурки, в комнате горел свет, на полу лежал дешевый, но чистый линолеум. Я неуверенно шагнул через порог и остановился. В комнате, где жил мальчик, вовсю шел ремонт. Крис в стареньких шортах, ярко-красной футболке и бандане с изображением черепом клеила обои, стоя на хлипком фанерном столике. И ее работа подходила к концу. Да, это были также дешевые бумажные обои с каким-то аляпистым узором, но как же преобразилось это место!

Вместо наркоманского притона передо мной была нормальная квартира. В заклеенном углу стояла небольшая кровать, стол с книгами и тетрадями, стул. Доисторический шифоньер-развалюха исчез, а вместо него стоял потрепанный, но вполне приличный шкаф. И самое главное – были поставлены нормальные окна со стеклом, на которых висели голубенькие занавесочки. Почему-то именно занавески меня доконали окончательно.

– О, привет! – Крис заметила меня и радостно поприветствовала. – Как тебе изменения?

– Как? Зачем? Крис, ты сумасшедшая, – у меня не было слов.

– Знаешь, сколько на это ушло денег? Меньше половины зарплаты. Мебель вся подержанная, обои и клей простенькие, дороже всего встало окно. Зато каков эффект! – она явно гордилась собой.

– Крис, ты, кажется, не понимаешь…Ты не должна делать все за них, смысл ведь не в этом.

Она поправила сползающую бандану, критически окинула взглядом приклеенную полосу обоев, еще раз прошлась валиком, проглаживая возможные пузыри, и лишь потом ответила: