Случай в полиции мы сумели замять при помощи моих знакомств и связей отца, но если Лей объявит о себе на весь мир, то разве это не станет реальным подтверждением эльфийского обмана? К тому же по эльфийским меркам Лей все еще детсадовского возраста, и его сразу заберут под опеку так называемые родственники. Никакой свободы ему не светит.

Один раз во время такого разговора Лей в сердцах выпалил:

– Ну, может, тогда запишем меня как человека? Я шапку натяну поглубже, и никто ничего не заметит.

Мы с Дэном переглянулись и расхохотались. Такое может пройти лишь с людьми, не видящими дальше своего собственного носа, но для любого оборотня раса Лея очевидна: его запах, его голос с противными высокими частотами, плавность движений, – все выдавало его истинную природу.

– Настя, – подошел я к любимой, стараясь выглядеть уверенно, – ты сегодня вечером не занята?

В ее глазах вспыхнула радость, и я выругался про себя. Надо же быть таким идиотом! Столько времени потеряли! Впрочем, вспомнил я, если эликсир Ярослава работает, мы еще все успеем.

– Не занята.

– Погуляем вместе?

Она кивнула, из прически выбилась прядь волос и упала ей на лицо. Я протянул руку, чтобы убрать эту прядь, как вдруг Настя прижалась щекой к моей ладони. Это было сделано с такой нежностью, надеждой и даже жаждой, что после этого я уже не смог устоять, притянул ее к себе и поцеловал.

В тот же вечер я перевез вещи Насти к себе в квартиру.

За всеми этими хлопотами я забыл про Крис и ее проект по спасению неблагополучной семьи. Она не приходила в парк, не отвечала на мои звонки, ребята в парке тоже ничего не могли сказать.

Лишь спустя месяц с лишним после нашей последней встречи Крис пришла в Экстрим, да еще и не одна, со Степкой. Она выглядела бледной и измученной, в старомодных солнечных очках, но когда сняла их, то даже огромный фиолетовый синяк под глазом не смог скрыть ее довольное выражение лица.

– Так, внимание сюда! – крикнула она. – Народ, знакомьтесь. Это мой приемный сын Степан, прошу любить и жаловать!

Крис гордо обвела ошарашенных ребят взглядом, хлопнула мальчика по спине:

– Давай, не бойся. Хоть тут половина клыкастых и хвостатых, но никто не обидит.

Мальчик сразу вскинулся:

– Да никто не боится. Чего тут бояться?

– Точно. Пойдем, покажу тебе тут что к чему.

– Крис, – остановил ее я, – нужно поговорить. Пусть Вик займется Степой.

Она подвела мальчика к Вику, познакомила их, а потом отошла ко мне, не сводя глаз с ребенка.

– Крис, что за ерунда насчет приемного сына? Ты же понимаешь, что никто не разрешит оборотню усыновить человека? Надеюсь, ты не забрала его к себе домой? Ведь нет, там же родители, братья…

– Так, – резко оборвала она меня, – хватит. Не учи меня, иначе мы снова разругаемся, а я бы не хотела этого. Я расскажу тебе, что было, ты можешь поохать, можешь подсказать, как лучше поступить, но не пытайся меня отговаривать. Понял?

Настя, пришедшая со мной и Зоей, понятливо отошла с девочкой в сторону, поэтому я мог говорить свободно.

– Хорошо. Месяц назад ты делала ремонт в их квартире. Что было потом?

Крис присела на ближайшую скамейку, осторожно коснулась синяка, поморщилась от боли:

– Самое забавное, что я бы давным-давно сдалась, если бы не наш последний разговор. Ты, сволочь, все слишком точно угадал. Знаешь, сколько они продержались? Неделю! Неделю Вера Владимировна, хотя какая она Владимировна… Верка-шкура, смогла не пить, вышла на работу, немного пришла в себя, а потом началось. Вечером в пятницу пришла с изрядным таким запашком. Когда я начала ее спрашивать, что за ерунда, она робко оправдывалась, вроде как пятница, мол, после трудовой недели можно немного и расслабиться, начала мне предлагать выпить. А то, что я такая злая, как сука? Прямо так и сказала, представляешь? Мне, оборотню!

На следующий день она снова выпила, и на третий. Вторую неделю еще ходила на работу, но по вечерам все равно приходила пьяная. Не в стельку, но уже хорошо так выпимши. Я в это время пыталась подружиться со Степкой, но он все дичился, прятался, грубил.

Я даже не представляла, что люди могут сознательно топить себя в дерьме. Причины начать пить могут быть разными: потеря любимого человека или родственника, неприятности на работе или какое-то потрясение. Но даже у глубоко пьющего человека должно же быть понимание, что это неправильно, что нужно как-то выползать.

Понятно, что не каждый сможет собраться в кучу и самостоятельно выкарабкаться. Но вот я протягиваю ей руку, даю реальный шанс. Сделай, блин, этот шаг. Не ради себя, хотя бы ради сына. А она, – у Крис аж слезы от злости выступили, – она все сливает в унитаз.

На третьей неделе она начала прогуливать работу, снова кричать на Степку, от чего он моментально замкнулся. Уже не извинялась передо мной и не оправдывалась, а наоборот, начала нападать первой, типа «Да, я выпила немного. И что? Какое твое дело? Пришла тут, начала свои порядки строить! А кто ты такая, в моем доме командуешь, к сыну моему лезешь?» Ну и все такое.

Вот тут бы я и сдалась, если бы не твои слова. Но как я могла прийти к тебе и сказать, что ты был во всем прав, а я – идиотка, которая полезла не в свое дело?

А главное, Степка. Когда он оттаивал ненадолго, он был таким веселым, таким умным и интересным мальчишкой, ну чисто волчонок, только что без хвоста. Мне казалось, что именно так будет выглядеть мой будущий сын.

И вчера… Да, всего лишь вчера, – Крис горько улыбнулась и снова скривилась от боли, – а кажется, словно полжизни прошло, я увидела, что они продали стол, который я купила для Степки. Стан, я впервые захотела кого-то убить, – она посмотрела на меня серьезными глазами. – Не в шутку, а по-настоящему. Я представила, как хватаю эту женщину за шею и разбиваю ей голову об стену, как проламываю ей череп, как кровь стекает по ее лицу и по обоям в клеточку, которые я сама лично и клеила. И мне стало страшно.

Я выбежала из дома, а там Степка всаживает здоровенный гвоздь в колеса моей машины. Это стало последней каплей, я сорвалась. Если честно, не очень хорошо помню, как долго я его порола, причем била от души, понимаешь, до боли в ладони, – ее голос задрожал, и она отвела взгляд, – мне сейчас чертовски стыдно, но тогда… тогда я остановилась лишь, когда почувствовала резкую боль в руке. Это Степка вгрызся в меня зубами, пытаясь вырваться. Я отпустила его и словно внутри что-то оборвалось.

Знаешь, не стало ни злости, ни обиды, просто накатила чудовищная усталость. Я подумала, какого дьявола я тут делаю? Зачем? Кому это нужно? Мне уже точно не надо. Раньше я еще могла как-то себя обманывать, убеждать, что я делаю это ради Степы, но теперь…

И мне было плевать, что обо мне подумаешь ты или кто-то еще. Победа, проигрыш – кого это вообще волнует?

Остался только один момент. Я решила не убегать, позорно поджав хвост, а честно отступить, предупредив и этих алкашей, и Степу о том, что я сдалась. Подъем на те ступеньки до их квартиры был самым тяжелым в жизни, словно к ногам привязали пудовые гири. Укусы жгло огнем, ладонь еще горела от шлепков, и я была измучена до предела.

Но стоило мне толкнуть дверь, как я услышала скулеж Степки, знаешь, усталый такой скулеж, когда не видишь смысла кричать, потому что знаешь, что никто не поможет. А там папаша, который толком в квартире не появлялся, хлещет Степку проводом от лампы, которую я же и купила на стол.

Я даже не подумала, что сама только что била мальчика, просто рванула к этому алкашу, перехватила провод, вмазала со всей дури, он тоже мне вдарил, ну, ты видишь. Но его силенок надолго не хватило, он все силы давно уже пропил, поэтому я разбила ему нос, кажется, схватила Степку и увезла его к себе домой. Прямо на пробитом колесе. Сегодня утром пришлось новое ставить.

В общем, плевать мне на любые последствия, но я Степку им не отдам. Пусть в полицию заявляют или что хотят делают. Все, можешь говорить. А, кстати, мои родители разрешили Степе жить с нами, особенно когда увидели следы от провода.