Хера себе, червяк!

Ни глаз, ни ноздрей у червяка не было. Только круглая зубастая пасть на конце туловища.

Червяк поднялся над краем ямы и потянулся пастью прямо к лицу Михея.

Я на всякий случай взялся за рукоять меча.

А Михей и глазом не моргнул. Он, не мигая смотрел на червя и продолжал монотонно раскачиваться.

Червяк то ли обнюхал, то ли ощупал Михея — хер его знает. Немного покачался с ним в такт. А потом повернул своё круглое хлебало в мою сторону.

Э, бля! Ты что задумал?

Я быстро шагнул назад.

— Стой, Немой! — негромко сказал Михей. — Дай ему тебя запомнить.

Я чуть ли не силой заставил себя стоять спокойно. Круглая зубастая пасть дотянулась до меня. Поинтересовалась сапогами. Потом поднялась выше. И целую минуту, не меньше, раскачивалась в сантиметре от моего лица.

Выдержку, что ли проверяет, гад?!

От червяка слабо пахло земляникой.

Затем червяк обнюхал Сытина и потянулся к Глашке.

— Какой хорошенький! — сказала Глашка и пощекотала червяку шею. Ну, в общем часть туловища неподалёку от пасти.

Червяк потёрся о Глашкину руку.

— Кот у меня есть, — задумчиво сказал Сытин. — Мыш тоже. Теперь червяк завёлся. Это, блядь, не дом, а зоопарк! Жаль, медведь не приехал — был бы цирк.

— Хватит ворчать, Васька! — перебил его обрадованный прадед. — Пошли в дом. Бабка такой пирог испекла! С крыжовником! И расстегай с рыбой!

— Вообще, дед, ты — молодец! — похвалил Сытин. — Когда магию-то успел освоить?

— Когда тебя повязали, я сразу понял, что рано или поздно за нами с бабкой тоже придут. Ну, и засел за учебники. Чтобы бабку защитить.

— У тебя же таланта к колдовству отродясь не было.

— Я всю жизнь упрямством беру! — похвастал прадед. — Упрямством, Васька, таких высот можно достичь — ни один талант не угонится!

— Ну-ну, — хмыкнул Сытин.

— Хер загну! — отрезал прадед. — Я бабку, знаешь, сколько добивался? Отец её ни в какую не соглашался Дуньку за меня отдавать. Так я её подкараулил и украл! Тесть погоню за нами выслал. Только пока догнали — у нас уже второй сын родился!

— Хорош хвастать, дед! — перебил его Сытин. — Михей! Ты о чём с червяком-то договорился?

— Договорились, что за забор они выползать не будут, чтобы людей не пугать, — ответил Михей. — А вдоль забора прокопают ходы и будут периметр охранять. Если кто без спроса заявится — это их законная добыча.

— С ума сошёл?! — схватился за голову Сытин. — А если князь приедет?

— А нечего шастать без приглашения! — сурово заявил прадед. — Я табличку на ворота повешу. «Осторожно — здесь жрут заживо и титул не спрашивают!»

— Эй, спорщики! — раздался из окна голос бабы Дуни. — Вы есть-то идёте? Пирог остывает!

Бля, а ведь мы с самого утра ничего не жрали! Пустой желудок немедленно напомнил о себе громким недовольным урчанием.

— Идём, баб Дунь! — крикнул я.

В самом деле! Пусть Сытин с дедом хоть до утра спорят. А нормальным людям давно пора пожрать!

— Немой! — удивился прадед. — Ты заговорил, что ли?

— Это ему мой метод помог! — похвастал неизвестно откуда взявшийся Мыш. — Мелкую моторику развивал — и вот вам результат!

Мыш оглянулся по сторонам и уставился на меня.

— А где моя семья, Немой?!

Пля!

Я крутанулся на пятках и побежал искать валенок с мышиным семейством.

Проворочавшись полночи без сна, я окончательно убедился, что моё расследование зашло в тупик.

Всё это время я ломал голову над одним охеренно важным вопросом.

Ну, бля, не всё время, конечно!

Сначала мы долго ужинали. Сожрали огромный пирог с рыбой. Потом огромный пирог с крыжовником. Тем, кто не наелся, баба Дуня налила по миске щей.

Потом Сытин связался с Чупавом и узнал, что у них с Потапычем всё в порядке. Рыженькая русалка почти пришла в себя и лопала рыбу за троих. Мары больше не появлялись.

Чупав оборудовал под навесом кузницу и обнаружил, что речная вода охеренно подходит для закалки клинков.

Потом мне надоело слушать, как Сытин препирается с прадедом. Я зевнул и незаметно дёрнул Глашку за рукав. Мы вылезли из-за стола и тихо свалили.

Ещё через пару часов довольная Глашка крепко заснула. А я ворочался с боку на бок и пытался найти ответ на вопрос:

На кой хер кому-то понадобилось убивать княжича?

В башке всплыла фраза из книжки, которую я прочитал давным-давно, ещё в прошлой жизни:

«Ищи, кому это выгодно».

Я поискал. И понял, что главную выгоду от смерти княжича получаю я.

Охереть! Получается, надо было его ещё в змеиной деревне пристукнуть!

Но я точно знал, что не посылал на дерево полуслепого деда и не просил его стрелять в княжича отравленными стрелами.

А кто тогда?

Я поднялся с кровати, подошёл к окну. И увидел, как в рассветном сумраке над забором медленно скользит бесформенное облачко густого мрака.

Когда я проснулся, в окно ярко светило утреннее солнце. В ветках яблони за окном вовсю заливалась какая-то пичуга. Она мелодично распевала, талантливо изображая колокольчик. Потом принималась быстро цокать и насвистывать. В самом конце выдавала головокружительную трель, после которой песня повторялась.

И вот чего орать? Лето кончается, птенцов уже не высидишь. Видимо, птица не искала пару, а старалась исключительно из любви к искусству.

Я протянул руку и нащупал пустые складки одеяла. Глашка уже поднялась и свалила.

Бабе Дуне помогает, что ли? А я-то надеялся на небольшую порцию утренних нежностей. Ну, или на большую — это как пойдёт!

Долго расстраиваться я не стал. Если жратва не идёт к Немому — Немой сам идёт за жратвой. Я вскочил, наскоро умылся у жестяного умывальника и почистил зубы при помощи толчёного мела и тщательно разжёванной еловой веточки.

Ну, а хер ли? Для голодного мужика зубы — основной рабочий инструмент! А для кота — тем более! Их беречь надо.

Умывшись, я выглянул в окно и убедился, что никакого чёрного облака на горизонте не видно. Небо было таким ясным, словно его всю ночь стирали, а теперь повесили просушиться на августовском солнце.

Птица, увидев меня, испуганно вспорхнула с ветки и улетела. На лету она что-то возмущённо щебетала. Можно подумать, какие мы нежные! Это ты ещё Хлюпня не видела!

Я распахнул створки окна пошире и отправился вниз, надеясь раздобыть еды.

Вся компания уже сидела за столом.

— Ну, ты и дрыхнуть, Немой! — одобрительно сказал Сытин, увидев меня.

— И вам доброе утро! — ответил я и плюхнулся на свободный стул.

Ко мне тотчас же подлетела тарелка с горячими золотистыми блинами, политыми клубничным вареньем.

— Кушай, внучек! — сказала тарелка голосом бабы Дуни.

Не успел я запихать в рот первый блин, как с улицы кто-то громко постучал в ворота.

— Кого там принесло с утра пораньше? — недовольно проворчал прадед.

— Сиди, дед Миша, — сказал я, поднимаясь из-за стола. — Я схожу, посмотрю. Мыш, пригляди, чтобы они мои блины не сожрали, ладно?

— Хорошо, Немой! — кивнул Мыш. — Но учти, что жевать на ходу — вредно для здоровья.

— Ничего, — улыбнулся я, — моему здоровью хер навредишь! А ты почему один? Где супруга?

— С детьми, — ответил Мыш. — Она стесняется пока — не привыкла ещё.

— А чего нас стесняться? — удивился я и вышел за дверь.

На улице я с удовольствием втянул в себя свежий воздух. Он ещё не успел нагреться и сохранил остатки ночной прохлады.

Хорошо-то как, бля!

В ворота снова постучали.

Я спустился с крыльца и заметил, что земля вдоль забора еле заметно вспучилась. Или показалось? Я пригляделся — нет, не показалось! Земля, действительно, слегка шевелилась. Питомцы деда Миши исправно несли сторожевую службу.

Я подошёл к воротам и отодвинул тяжёлый засов.

За воротами стояли трое. Они выстроились друг за другом, словно занимали очередь.

Первым стоял крохотный мужичок с растрёпанными волосами и бородой соломенного цвета. Ростом он едва доходил мне до пояса.