— Почему это? — заинтересовался я.

— Потому что делается всё по-твоему, а отвечать за это будет князь.

— Ну, мало ли — кому что выгодно! А ты попробуй-ка, проверни такое! Как хочешь, Михалыч, а я думаю — случайность это.

— Хотелось бы верить, — кивнул Сытин. — Но мы будем проверять.

Дорога нырнула в пологую, заросшую травой ложбину. По дну ложбины, вихрясь водоворотами, бежал вздувшийся от дождя ручей. Вода в нём была рыжая, мутная.

Джанибек первым направил коня в быстро текущую воду. Переходя ручей, конь потянулся гибкой шеей, зачерпнул мягкими губами воду и негромко заржал.

Где-то далеко позади еле слышно ответила лошадь. Вороной конь Сытина поднял морду.

Я оглянулся на Джанибека.

— Догоняют нас, княже! — сказал он встревоженно. — Может, свернём с дороги? Как раз по руслу ручья уйдём — не догонят.

Я секунду подумал и отрицательно качнул головой.

— Какого хера? Мы на своей земле. Пусть они сворачивают!

Преследователи тоже не свернули и через полчаса догнали нас.

Чёрную закрытую карету, запряжённую четвёркой лошадей, сопровождали шестеро конных монахов. Монахи были вооружены саблями. На дверцах кареты тускло сверкали серебряные кресты. Огромные колёса поднимали тучи брызг.

— Во как! — ухмыльнулся Сытин. — Волхвы своё расследование затеяли!

— С дороги! — зычно крикнул один из монахов.

Я развернул коня. Джанибек, как бы невзначай, положил ладонь на колчан со стрелами.

— С хера ли? — заорал я в ответ. — Вам надо — вы и объезжайте!

Кучер на облучке кареты натянул вожжи, осаживая лошадей. Лошади захрапели, кося глазами.

— Кто такие? — снова крикнул монах.

— Чего ты орёшь? — спросил я, подъезжая ближе. — Я князь Добрыня Немой. А вы кто?

Дверца кареты распахнулась.

Бля! Недавний знакомый!

Крючконосый Воисвет высунул наружу длинные ноги в кожаных сапогах со шнурками, а затем вылез сам.

Секунду он, прищурившись, глядел на нас. Потом покачал головой.

— Неугомонный ты, князь Добрыня! Неужели надеешься укрыть нечисть от божьего суда?

Охереть, бля!

— А при чём тут боги? — насмешливо спросил я. — Как я погляжу — ты сам уже суд провёл. И приговор вынес заранее.

Воисвет презрительно нахмурился.

— Священник Пафнутий видел лешего, который разрушал капище. Священник не станет врать. Тем более — мне.

— Не крути, волхв! — ухмыльнулся я. — Тебе он скажет всё, что ты хочешь услышать. Неважно — будет это правда, или нет.

— Отступись, князь! — с угрозой сказал Воисвет. — Отдай лешего в руки справедливого суда!

— Непременно, — кивнул я. — Но только если он, и вправду, виноват. А сначала я хочу сам в этом убедиться.

Я махнул рукой Сытину и дружинникам. Они сообразили и не спеша поехали по дороге в Чистые Мхи, перегораживая её лошадьми.

— Поезжай за нами, волхв, — сказал я. — Не станешь же ты давить княжеских людей?

Убедившись, что карета никак не сможет объехать дружинников, Воисвет злобно оскалил зубы.

— Ну, хорошо, князь! Доберёмся до места — и ты увидишь силу церкви!

Напугал, бля!

Я развернул коня и догнал Сытина.

Карета волхва ехала за нами, позади неё трусили вооружённые монахи.

— Как думаешь, Михалыч — что он затеял?

Сытин задумчиво почесал щетинистый подбородок.

— Лешего этот индюк вряд ли поймает. Но облаву устроит, как пить дать! И людей в деревне взбаламутит. А уж оттуда слухи пойдут по всему княжеству.

Сытин расстроенно сплюнул в жухлую придорожную траву.

— Теперь, где бы что ни случилось — всё будут валить на нечисть!

— Получается — нам надо опередить волхва? — спросил я.

— Да, бля — было бы неплохо, — согласился Сытин.

Я украдкой оглянулся на монахов. Все они были вооружены копьями и ножами. Луков ни у кого не было.

— А что, если...

Я не договорил и кивнул головой на лук Джанибека.

Сытин нахмурился.

— Немой, ты совсем дурак? Положить монахов и волхва? Да ты потом ни в жизнь не оправдаешься! И кроме того... Помнишь, как Божен молитвой щит ставил?

— Ну...

— Так вот волхв может куда круче. До сих пор он не выкрутасничал только потому, что опасается тебя.

Сытин посмотрел на моё довольное лицо и криво улыбнулся.

— Точнее, не тебя. Просто не хочет ссориться с Всеволодом без веских причин. Играет наверняка.

Ну, бля! А я-то думал!

Вдали, за скошенным полем показались серые избы.

— Почти приехали, — кивнул на них Сытин.

А, может, получится напугать волхва? Чем боги не шутят?

Я прикрыл глаза и принялся осторожно прощупывать сознание монахов. Если бы найти в них хоть немного страха... можно было бы провернуть фокус, который удавался мне уже дважды.

Да вот хрен тебе, Немой!

В монахах чувствовалась сумрачная решимость и неистовая вера. Каждый из них был готов идти за волхвом до конца. Страха в них не было вовсе.

Да, не всё коту масленица!

Мы подъехали к наполовину сгоревшему капищу.

Обыкновенная круглая загородка из обуглившихся брёвен стояла на невысоком холме у самого берега ручья. Сверху она была прикрыта от дождя крышей из осиновой дранки. Местами дранка прогорела до дыр с неровными чёрными краями. Сквозь эти дыры внутрь капища с любопытством заглядывало серое небо.

В загородке была сделана небольшая калитка.

Карета остановилась возле калитки. Монахи соскочили с коней.

Воисвет вылез из кареты и решительно направился в капище.

Я тоже слез с лошади и пошел за ним. Один из монахов, как бы случайно, преградил мне дорогу крупом своего коня. Я пристально посмотрел в глаза монаха.

— Пропусти!

Монах принялся буровить меня взглядом, но быстро не выдержал и оглянулся на Воисвета.

Волхв противно ухмыльнулся:

— А не боишься, князь нечисти?

Я ответил ему такой же противной ухмылкой.

— Не.

— Ну, заходи! Полюбуйся — что твой леший натворил!

Я пригнулся и вошёл в низенькую калитку. Специально, что ли, её так сделали? Чтобы все кланялись при входе?

Только подумав об этом, я сразу почувствовал, что не ошибся.

Рационализаторы, бля!

Идолы внутри капища были повалены и изрублены топором.

Воисвет положил руки на крест и прикрыл глаза.

Поваленные идолы осветились мягким белым светом. Свет поднимался вверх и словно утекал через дыры в крыше капища.

Вслед за светом с земли поднимались поваленные идолы. Они вставали прямо на свои места, словно никогда и не падали. Обугленная чернота сходила с них, осыпалась на землю мелким серым пеплом. Рубцы от топора зарастали, словно живая плоть.

Охереть!

Через несколько минут все идолы, кроме одного, стояли на своих местах. На земле остался только один укороченный обрубок.

Воисвет подошёл к нему, опустился на колени и положил руки на обугленное дерево. Свет с его ладоней силился проникнуть вглубь идола, но ничего не получалось.

Волхв разочарованно поднялся.

— Преступник отрубил голову идолу Перуна! — крикнул он монахам. — Ищите её!

Монахи проворно рассыпались по окрестным кустам. А я вспомнил обугленный обрубок, который течением Волхова прибило к моему берегу. Похоже, он отрублен как раз от этого бревна.

Но радостно делиться своим открытием с волхвом я не стал.

На хер надо? Пусть сам ищет!

Вместо этого я попытался протолкнуть другую сногсшибательную идею.

— Послушай, волхв! Тот, кто это сделал, совершил настоящее святотатство.

Воисвет удивлённо взглянул на меня.

Кажется, клюёт!

— Почему бы тебе не обратиться к богам? Пусть они сами отыщут и накажут виновного.

Волхв саркастически улыбнулся.

— Если боги сами станут наказывать преступников — то зачем тогда мы?

Логичный вопрос, бля! А действительно — зачем вы?

— Преступление совершено смертным, и исправлять его должны смертные. Иначе боги рассердятся на всех.

Из-за бревна? Да ну на хер! Видел я бога — он показался мне вполне рассудительным.