Компульсия – сила, которой невозможно сопротивляться, или мощная побудительная сила. Слово компульсия происходит от латинской приставки com – «с», «вместе», и глагола pello – «бью, толкаю, привожу в движение». Если мы и говорим о том, что мы якобы кого-то притягиваем, то это не может подразумевать осознанного желания или выбора. Сила, которая заставляет нас повторять один и тот же цикл, не подвластна нашему собственному выбору. Этот импульс исходит из глубины пережитого опыта и толкает нас вперед так, что потом этот путь совершенно обескураживает и сбивает с толку.

Компульсивное повторение хорошо известно и проявляется даже в случаях, когда у людей нет доступа к сознательным воспоминаниям о событиях, которые они повторяют. Часто повторение происходит как раз на годовщину исходного события – и даже в тех случаях, когда у человека не сохранилось воспоминаний о нем. Бывает, что люди много лет подряд повторяют одно и то же событие в один и тот же день, несмотря на то, что оно причиняет им сильную боль и порой подвергает реальной опасности.

Это особенно жестокая правда о травмирующем переживании: время ему не преграда, и оно не подчиняется обычным правилам временной формы и не ограничивается моментом, в который происходит. Травмирующие переживания так или иначе нас преследуют – в мыслях, снах, а иногда и действиях, которые мы неосознанно повторяем.

Есть ли в этой жестокой правде хоть что-то кроме жестокости? Почему они нас преследуют? Почему мы вынуждены переживать их снова и снова? Что за сила принуждает нас к этому? И какова ее цель? Что можно с этим сделать?

Как-то раз я слушала лекцию Галена Строусона, сердитого академика, который пытался опровергнуть все научные и философские обоснования того, что наше представление о самих себе – это нарратив. Сэр Кристофер Рикс, литературный критик и ученый, дал изящный, язвительный и убедительный ответ: «Похоже, проблема в том, дорогой Строусон, что вы неверно ставите сам вопрос. Важные вопросы никогда не формулируются так: „Правда ли это?“. Они звучат так: „Какая правда за этим стоит?“».[48]

С тех пор как Фрейд в конце XIX века привлек всеобщее внимание к явлению навязчивого повторения, психологи спорят, какое из объяснений данного поведения верно. Но ошибочна здесь сама постановка вопроса. Нет одной такой причины, которая бы полностью объясняла эту «демоническую силу», заставляющую нас заново что-то переживать. Правда в том, что мы повторяем одно и то же поведение и воспроизводим паттерны в отношениях по множеству причин. Рассмотрим некоторые из них, примирившись с тем, что наш список может быть неполным.

Повторяем, чтобы управлять

Первоначальная теория Фрейда заключалась в том, что мы повторяем свои негативные переживания в надежде, что на этот раз сможем управлять событиями. С теоретической точки зрения это оправдано. Когда то или иное переживание настолько сильно, что вызывает у нас реакцию «бей, беги или замри», оно обязательно будет выделяться на фоне других переживаний и не пройдет нормальную интеграцию, поскольку оно обрабатывается и сохраняется в памяти не так, как другие воспоминания. Затем мы вынуждены переживать его заново, поскольку так у нас появляется возможность управлять событием, которым в реальной жизни управлять мы не могли.

Мы переживаем его заново, чтобы понять то, чего не понимали в тот момент, когда испытали перегрузку, и на этот раз пытаемся отреагировать иначе, чем на первоначальное событие.

Фрейд этого знать не мог, однако современная нейробиология эту теорию подтверждает. Неинтегрированные воспоминания – проблема для мозга. В попытке интегрировать их мозг начинает тем или иным образом нам о них напоминать – в снах, навязчивых мыслях и повторяющихся ситуациях, – чтобы мы разложили их по полочкам и должным образом отправили на хранение в память.

Из главы 2 вы помните, что у нас в мозгу сложная картотека, с помощью которой мы упорядочиваем и храним воспоминания, нужные для обучения и осмысления собственного опыта. В нейробиологии процесс сохранения такого файла, или запоминания, называется консолидацией памяти. Первоначальная консолидация воспоминаний зависит от типа переживания и от того, как мы воспринимаем то или иное событие в момент, когда оно происходит. Обычные, заурядные переживания не вызывают в мозге перегрузки, поэтому, когда они откладываются в памяти, в этом участвуют все необходимые системы хранения данных. Когда все системы включаются и работают должным образом, события, которые мы переживаем, проходят процесс консолидации (а затем и реконсолидации).

Вы, скорее всего, помните, что за долговременную память отвечает главным образом гиппокамп, и у каждого файла с воспоминанием есть три составляющие: связное повествование о событии, эмоциональное наполнение события и значение, которым мы его наделили, чтобы поместить это событие в контекст и связать с другими воспоминаниями. В результате этих процессов файлы с воспоминаниями хранятся в строго организованной системе, и их легко извлекать по необходимости. Мы легко перемещаем эти воспоминания в свое нынешнее сознание, говорим о них, а затем почти без усилий убираем на место.

Первоначальная консолидация памяти – этап, когда создается файл и упорядочивается его содержимое, – обычно происходит в период от шести до двадцати четырех часов после самого события. Представьте, будто в картотеке мозга трудятся крошечные работники. Они сортируют все ваши переживания и пытаются разобраться, как правильно поместить их в архив. Что это событие для вас значит? Где его расположить относительно других файлов с воспоминаниями? Маленькие трудяги очень привередливы и неутомимы. Они сохраняют каждое событие в соответствии с хронологией и значением, чтобы вы смогли быстро вспомнить все, что нужно.

Когда дело доходит до травмирующего переживания – сильной эмоциональной перегрузки, – работники картотеки отдают всю свою энергию и ресурсы системе сигнализации и защитным механизмам у вас в мозге. Файл не обязательно помещать в картотеку, если прямо сейчас вы в опасности – с ним можно разобраться позже. Таким образом, вместо цельного файла с воспоминанием, который должен был пройти сортировку и занять свое место в картотеке, получается файл, данные в котором беспорядочно разбросаны повсюду. В чем-то такие воспоминания похожи на поврежденные компьютерные файлы. Их либо вообще не получается открыть, либо они открываются сами по себе и мешают заниматься тем, чем вы занимались. А то, что находится внутри этих файлов, вообще трудно понять. Они написаны на непонятном нам языке.

К счастью или, может, к сожалению – смотря как посмотреть – у нашего мозга есть свой метод работы с поврежденными файлами. Всякий раз, когда работникам картотеки на глаза попадается такой файл, они отправляют его в префронтальную кору (где по большей части происходит консолидация воспоминаний) для повторной обработки. Это здорово, потому что так у нас появляется возможность переосмыслить событие и поместить его обратно в долговременную память должным образом. И одновременно это ужасно, потому что, когда поврежденный файл с травмирующим переживанием попадает в префронтальную кору, мы не воспринимаем его как событие из прошлого, поскольку он устроен не так, как другие наши воспоминания. Единственный возможный способ исправить его – пережить его заново.

Если обычно воспоминания консолидируются в период от шести до двадцати четырех часов с момента события, то такие воспоминания пытаются повторно консолидироваться снова и снова. Этот процесс можно запустить сознательно и целенаправленно – к примеру, как раз этим мы и занимаемся в нарративной терапии, – но он происходит в мозге и бессознательно. Работники картотеки в мозге занимаются не только текущими событиями. Еще они постоянно пересматривают старые файлы, чтобы убедиться, что те не нуждаются в обновлении с учетом новой информации и полученного опыта. Как и в обычной картотеке, пространство нашей памяти ограничено, поэтому иногда работникам приходится избавляться от старых воспоминаний, чтобы освободить место для новых. Примерно то же происходит, когда вы нажимаете «очистить корзину» у себя на компьютере.