Но.

Важно то, что инструменты дают надежду и напоминают, что даже среди всех этих осколков надежда есть, и она все еще сильна и неколебима, и она сияет и лучится. Эта надежда не похожа на блаженное неведение. Она похожа на того, кто с трудом поднимается на ноги после удара, сплевывает кровь и выбитые зубы и идет вперед, несмотря на звон в ушах и дрожь в коленях. Эта надежда – тот, кто будет рядом, когда вы вглядитесь в темную бурлящую бездну, сделаете глубокий вдох и произнесете: «Ладно. Что дальше?».

Выученная беспомощность и как выучиться надежде

Одна из причин, по которым синдром женщины, подвергающейся избиению, так долго преобладал в науке, заключается в том, что он соответствовал поведенческой теории о влиянии травмирующих переживаний на личность. Когда механизмы реакции мозга на травматические события еще не были изучены, считалось, что под воздействием аверсивных событий или стимулов (то есть таких, которые человек считает неприятными и воспринимает как наказание) человек научается беспомощности. Другими словами, беспомощность считалась постоянной, устойчивой характеристикой, а не эмоцией, связанной с чрезвычайным событием или сложным стечением обстоятельств.

Теория заключалась в том, что, когда травмирующее переживание сбивает вас с ног, ваше поведение меняется и вы начинаете действовать из состояния безнадежности. Это изменение мешает вам избегать неприятных ситуаций в дальнейшем, поскольку вы усвоили, что с вами случается только плохое. Если бы плохой ситуации можно было избежать, то где бы вы оказались? В другой ужасной ситуации? Нет уж, спасибо. Какой смысл рыпаться?

Теория выученной беспомощности, которая становится чертой нашей личности, возникла на основе исследований Мартина Селигмана и Стивена Майера в конце 1960-х. Селигман и Майер предположили, что, когда животные неоднократно переживают аверсивные события, они учатся тому, что их действия на эти события никак не влияют. Они учатся тому, что совершенно беспомощны в этом мире. Усвоив этот урок, животные лишаются возможности избегать аверсивных ситуаций в будущем, даже когда путь к отступлению прост и очевиден. Они действуют согласно своему убеждению в том, что их действия не способны что-то изменить. Другими словами, они научались беспомощности.

Идея о том, что аверсивные события приводят к ощущению полной беспомощности и общей пассивности, служила основным объяснением тому, почему люди иногда остаются в абьюзивных отношениях и возвращаются в них.

Спустя полвека Селигман и Майер поняли, что все наоборот. Люди и правда склонны замыкаться в себе и становиться беспомощными, когда многократно подвергаются аверсивным стимулам, но это происходит не потому, что они учатся такому поведению. Это происходит потому, что реакция на травму вызывает перегрузку. Когда неприятная ситуация длится достаточно долго, реакция на травму – часть нашей стандартной схемы для сохранения силы и выживания – отключает нас. Отключение в неприятной ситуации экономит нам энергию и повышает вероятность выживания. При воздействии определенного количества негативных и опасных обстоятельств система отключается и так и остается выключенной.

Это значит, что депрессия и пассивность в ответ на аверсивные события – не выученное поведение. Это природный эволюционный механизм. Другими словами, то, что происходит с человеком, пережившим травму, не поведенческий механизм, а нейробиологический.

Давайте сформулирую еще проще: иногда вы застреваете в неприятной ситуации, поскольку из-за вашей нейробиологии защитный механизм мешает вам уйти.

Отчасти это звучит как проклятие. Может показаться, что мы запрограммированы против самих себя, что мы застреваем на одном месте, хотя осознаем, что хотим его покинуть. Это не так. Нужно лишь как следует вглядеться в бездну.

– Ладно, – говорит нам неуемная светящаяся надежда. – Что дальше?

Лучший способ разобраться в том, что происходит, и обрести надежду – это представить механизмы мозга в виде домашней электросети. В электросети есть нечто загадочное, особенно если мы не знаем, где именно в стенах проходят провода. Когда вы переезжаете в новый дом, вы быстро понимаете, какую нагрузку выдерживает сеть. Бывает так, что, если кондиционер включить одновременно с феном, у вас выбивает пробки. Или, например, если микроволновку запустить одновременно с посудомоечной машиной, все лампочки в гостиной начинают мерцать. Суть в том, что у электрической сети есть предел, и иногда не все приборы можно включать одновременно.

В мозге происходит так же. Поскольку в ответ на внешние раздражители в мозге перераспределяется кровоток и электрическая активность, энергия часто переходит с одного контура на другой. Определенные контуры в мозге не включаются одновременно, поскольку требуют слишком много энергии – как и кондиционер с феном.

Подробно разбираться в работе мозговых контуров не обязательно. Достаточно общего представления о том, какие переключатели какие контуры запускают и какие контуры забирают у других энергию.

Нас в первую очередь интересуют два контура, которые можно назвать контуром страха и контуром надежды. Когда аверсивный стимул активирует контур страха, тот забирает огромное количество энергии у других контуров. Вот что мешает нам убежать. Когда включен контур страха, отключаются те области мозга, которые могут рассматривать возможность побега, планировать его и осуществлять задуманное. Таким образом, побег становится нейробиологически невозможен. Независимо от того, как сильно вам хочется одновременно включить фен и кондиционер, у вас это не получится. Поэтому вы адаптируетесь, включая и выключая их по очереди. То вы выключаете кондиционер, чтобы высушить волосы, то выключаете фен, чтобы включить кондиционер.

То же самое можно проделать и в мозге. Хоть отключение, которое происходит из-за активации контура страха, и ощущается как постоянное и не поддающееся контролю, на самом деле это не так. Контур страха можно ослабить, если переключиться на другой контур, который не может работать одновременно с ним, – контур надежды, как назвали его Селигман и Майер.

Как и контур страха, контур надежды требует огромного объема энергии и электрической активности. Значит, когда он включается, контур страха вынужден отключиться. Один из способов перенаправить электроэнергию в мозге – с помощью мыслей. Думая об измеримом и реальном контроле над текущей ситуацией, можно включить контур надежды. Стремление к чувству контроля противостоит ощущению пассивности.

Сомневаетесь? Понимаю. Вряд ли можно так просто отключить нечто столь мощное, как наш контур страха. Но позвольте вам продемонстрировать.

Представьте, что на кухне на разделочной доске лежит лимон. Он идеального желтого цвета. На улице солнечно, и из окна на разделочную доску по диагонали льется свет. Вы берете острый нож и разрезаете лимон пополам. На разрезе тут же проступают капли сока. Капли катятся вниз, сверкая на солнце, а вы делаете глубокий вдох: аромат лимона наполняет всю кухню – яркий, насыщенный и свежий. Сделав еще один глубокий вдох, вы берете половинку лимона и откусываете от нее большой кусок, впиваясь зубами в сочную мякоть. От терпкого вкуса вы сморщиваетесь.

Пока вы читали этот абзац, у вас потекли слюнки? Хоть немножко? Готова поспорить, что да. Вот видите? Вы вызвали у себя биологическую реакцию всего лишь силой мысли.

Ведь на самом деле вы не кусали лимон. У вас потекли слюнки от мысли о том, что вы его кусаете. С помощью идеи вы повлияли на свою нейробиологическую реакцию. Причем то, что вы прочитали, – даже не ваша идея. Что это доказывает? Что то, о чем мы думаем, меняет наш мозг, а то, что меняет наш мозг, меняет и нашу биологию.

Когда вы думаете о том, чего боитесь, ваши мысли активируют контур страха, и вслед за ним активируется весь организм. Вы моментально ощутите, как этот контур откликается в теле. Возможно, у вас участится пульс. Или вы немного вспотеете. Или почувствуете, как что-то сжимается в животе, как вы насторожились, как выпрямили спину. Вы можете все это заметить, даже если осознаете, что вам ничего не угрожает. То же происходит, и когда вы смотрите с друзьями ужастик: можно ощутить в теле реакцию на страх, несмотря на то, что с рациональной точки зрения вы в безопасности.