Но столько сложностей…

Еще и Леша смотрит задумчиво.

Сейчас решит, что я загуляла и на отца наговариваю…

Как я смогу быть счастливой, если мои дети будут против моих отношений с другим мужчиной?!

Меня кидает из одной тревожной мысли в другую. Не могу успокоиться! Не могу… Впору грызть ногти и заламывать руки от отчаяния.

Хочется попросить Марата ехать быстрее.

Но потом — звонок.

Ему на телефон.

Дашаев отвечает и, ни слова не говоря, бросает телефон на сиденье.

Машину резко швыряет вперед от быстрого ускорения.

Комок дурноты подкатил к горлу, встал поперек — ни вдохнуть, ни выдохнуть.

Не могу ничего сказать.

Только чувствую на себе остекленевший от такого же страха взгляд сына и ощущаю его холодные пальцы, которыми он сжал мою руку.

Потом — знакомый двор, но измененный до неузнаваемости. Здесь полно машин.

Карета скорой помощи, двери распахнуты.

Медики суетятся.

Грузят носилки…

Мелькает знакомая огненная макушка. Лицо обескровленное, бледное.

— Дима!

Машина еще останавливается, но я уже распахиваю дверь и выкатываюсь кубарем, сбив колени.

Падаю, поднимаюсь, бегу…

Вся боль, весь страх и отчаяние матери выплескиваются горестным криком:

— Дима! Нет!

Галина

Для меня весь мир сосредоточился только на нем, на младшем сыне. Его бледное, как будто обескровленное лицо застывает перед моим взглядом и еще долго будет мучить меня в кошмарах. Самый большой страх любящего родителя — это мертвые лица их детей.

Потом я вижу, как безвольно свисает с носилок рука сына, и меня накрывает. Я кричу страшно громко, оглохнув от самой себя.

Люди вздрагивают, обернувшись.

Бегу к сыну.

Кто-то перехватывает, удерживая.

— Отпустите! Отпустите! Мне надо к нему! Дима… Димочка… Дима!

— Гала, успокойся. Все под контролем. Все… — настойчиво бубнит над ухом голос Дашаева.

— Нет, ты не понимаешь! Ты… У тебя нет детей! У тебя их нет!

Я чудом вывернулась из его хватки, добегаю до носилок.

— Женщина, не мешайте! Дайте госпитализировать парня.

— Сам ты женщина! — ору. — Я его мать! Что с ним? Дима… Димочка!

— Мать? Тогда в скорой поедете. Приложили парня по голове. Насколько сильно, в больнице выясним!

Первым в карету протискивается Лешка, медбрат сначала удивленно распахивает рот, потом захлопывает его.

— Мы близнецы, — объясняет Леша.

Из подъезда появляются вторые носилки. На них — мой муж. Тоже без движения.

Ах ты, баран, кретин!

Зла на тебя не хватает.

Я все-таки делаю шаг в его направлении, меня трясет.

— Только сдохни, козлина вонючая! Сыновьям же для полного счастья только на твоей могиле слезами облиться не хватает!

Я бессильно трясу кулаками над безвольным телом супруга, а потом…

Вдруг слышу храп.

Что?!

Храп. Он храпит… Даже слюни пустил из приоткрытого рта!

— Да ты дрыхнешь! — изумляюсь я.

— Не просыпается. Кажется, тут хорошее снотворное!

— Тогда пусть его скорее промоют и разбудят, чтобы я сама… своими руками придушила этого говнюка!

— Мам! Мам… Поехали!

— Бегу!

Бросаюсь обратно, к сыну. Дашаев хватает меня за руку, объясняя скороговоркой:

— Илону схватили, ее дружок улизнул. Но она уже запела следователям, скоро и его схватят, клянусь.

— Спасибо, — выдавливаю из себя и…

— Все нормально, потом. Иди к сыну. Сейчас ты нужна ему как никогда, — отпускает меня Дашаев.

Меня размывает слезами. Что за мужчина? Таких не бывает… Может быть, мне все это снится, а?

Я просто уснула и мне снится кошмар о моей семье, затяжной кошмар, со всеми подробностями и сладким пряником в виде самого лучшего в мире мужчины, чтобы было не так страшно вариться в этом кошмаре…

Но я не сплю, точно не сплю.

Больно в бок врезается металлический поручень, когда машина подпрыгивает на ухабистой кочке. Лешка сплющивает мои пальцы, совсем не регулируя силу сжатия.

Мы не спим.

Это происходит…

Уже произошло.

Семьи больше нет.

Дима приходит в себя в больнице.

У него довольно сильное сотрясение, но он жив…

Сначала его допрашивают полицейские, потом запускают меня с Лешей.

Сердце сжимается до размера игольного ушка. У Димки перебинтована голова и под глазами проявляется темная синева.

— Мам? Леха…

Дима пытается улыбнуться. Я обнимаю его первой и даже целую, в щеки. Не в силах сдержаться, пусть терпит!

Я еще помню, каким пухлощеким кроликом он был, в отличие от Лешки, который всегда плохо ел в детстве. Димка ел и за себя, и за брата…

Но Дима не возражает, сын обнимает меня в ответ, приглушенно всхлипывает. Потом Диму по-медвежьи мнет в объятиях Лешка, я вытираю слезы.

Проходит несколько минут, мы все с мокрыми глазами, кое-как успокаиваемся.

— Я зря поехал, — вздыхает сын. — Я хотел, чтобы папа пришел мириться, а он…

Димка сжимает кулаки.

— Я открыл дверь, вошел. Он без трусов, в зале, на диване. Там вино на столе открыто, презики лежат… — кривится. — В нашей спальне что-то шумело, и я туда пошел. На меня выскочил мужик, я только один раз успел ему врезать! Он кинулся на меня с ножом. Потом меня по голове огрели. Сзади. Больше ничего не помню.

— Но ты запомнил лицо того, кто напал? Описать сможешь?

— Да, я уже все рассказал ментам.

Выходит, моего сына по голове еще и Илона ударила. Тварь… Еще и родственница, называется!

— Мам… Я больше не хочу, чтобы вы с папой мирились. Не мирись с ним. Я его ненавижу и не хочу видеть больше никогда в жизни!

Конечно, это все крайности… Дима отца очень любит, на рыбалку с ним ездит летом, сам, с охотой, а Лешка лишь терпит эти рыбалки.

Больно понимать, что глубинный раскол все-таки произошел.

Но, видит Бог, я старалась сохранить приемлемые отношения в нашей семье при будущем разводе.

Дело с Илоной закрутилось нешуточное.

Марат держался в стороне, пока меня и семью штормило нещадно, и я еще раз подумала, какой он хороший и сдержанный, воспитанный. Знаю, какой он напористый и дерзкий. Дашаеву стоило больших трудов держаться в стороне именно сейчас, он давал мне время уладить свои дела и успокоиться, за что я была безмерно ему благодарна.

Сообщника Илоны задержали через сутки. Он угнал машину и уже находился почти на границе страны, хотел бежать в соседнюю республику.

Как и сказал Марат, Илона и ее парень занимались распространением наркотиков. Оказывается, умница-красавица и творческая личность снабжала студенческие тусовки веселящими веществами. Сначала понемногу, только среди друзей, потом пошла молва, начали подтягиваться и другие люди. Парень Илоны уговорил ее начать строить из крохотного бизнеса кое-что покрупнее…

Степан интересовал Илону только как денежный мешок. Он ведь почти в самом начале проболтался про собственные накопления. Ушлая девица сразу смекнула, что эти деньги стали бы неплохим подспорьем в будущем, и делала все, чтобы рассорить меня с мужем. Вот только горе-подельникам пришлось спешить и играть более грязно, когда я вышвырнула Илону из квартиры и их «товар» оказался вне зоны досягаемости. Пришлось срочно откупаться от поставщика, поэтому на Степана напали и жестоко избили… Потом Илона решилась забрать товар из квартиры, и на этом их песенка оказалась спетой.

Брат вернулся из отпуска и прилетел ко мне, будучи полным решимости показать, кто тут в семье старший и кого надо слушаться, вот только, узнав о делишках своей дочери, сел на задницу.

В буквальном смысле этого слова мой старший брат рухнул на деревянные сиденья в полицейском участке, выпучив глаза.

— Я не верю! — прохрипел с трудом, схватившись за сердце. — Мою девочку подставили! Использовали… Тот урод… Тот ее заставил.