— Почему ты закрылся? — спросила я.

— В смысле? — не понял шеф.

— Ты открыт только Саше и его семье, ну и с семьей Люси, потому что они в близком контакте с Поляковым. Сейчас со мной, но это вынужденно. А в остальном? Например, с женщинами. Ты же сознательно выбираешь тех, с кем заведомо не собираешься связать свою жизнь. Если бы не баба Нюра с ее манией твоей женитьбе на второй внучке, ты бы и с Кариной мог быть, пока не надоело. Так? И про женитьбу говоришь только как про выгодную сделку. Ты даже партнеров близко не подпускаешь. У тебя вообще есть друзья, кроме Саши?

— У меня много знакомых, — ответил Костя, — а друг один. От друга мне скрывать нечего, ну, кроме нашей сделки. А знакомые в близкий круг не входят, я не вижу повода быть с ними откровенным или открытым полностью. С партнерами я близок настолько, сколько нужно для пользы дела.

— А женщины?

— Мне так комфортно, — немного суше, чем раньше ответил шеф и перевел разговор на меня: — Так что там с неверным женихом? Был он на самом деле?

— Нет, — я улыбнулась. — Это чистый вымысел. Жених мне не изменял.

— Так значит, жених все-таки был? — оживился Костик.

— Если каждого ухажера называть женихом, то, да, можешь считать, что был, — проворчала я.

— А ты как считаешь?

— Что жениха не было.

— Ясно, подробностей не будет.

— Не будет, — кивнула я. — Эту тему я с тобой не стала бы обсуждать, даже если бы мы были настоящей парой. Ты же не стал бы мне рассказывать о своих женщинах?

— Не-а, — согласился Колчановский.

— Вот и я не вижу повода рассказывать тебе о моих мужчинах.

— А когда у тебя были последние отношения?

— Полгода назад, — ответила я и погрозила ему пальцем: — Это к делу не относится.

— Тогда расскажи про детство, — не стал настаивать шеф.

Вот так до ночи и проболтали. Может, проговорили бы и дольше, если бы я не начала зевать. После этого Костя поднялся на ноги:

— Пора закругляться, — сказал он. — Ложись спать.

— Можешь остаться… — это вырвалось помимо воли.

Колчановский на короткое мгновение задержал взгляд на моем лице, после скользнул по уже проторенному маршруту в декольте, а затем мотнул головой:

— Нет, будет лучше, если я поеду домой.

— Как хочешь, — не стала я спорить, уже жалея о том, что сказала. Меньше всего мне хотелось, чтобы он подумал, будто я навязываюсь или рассчитываю на что-то большее, чем наши деловые отношения. Однако озаботилась: — Ты выпил.

— Вино закончилось еще два часа назад, у меня уже светлая голова, а с ДПС я как-нибудь договорюсь, если мы встретимся, конечно, — возразил шеф.

На том и расстались. А утром я поехала к Костику домой с собранной еще с ночи сумкой. Много вещей не брала, это было лишним. Александр вряд ли полезет по шкафам, чтобы проверить там наличие моих курток и шубы, как не будет искать обилие платьев и нижнего белья. А если учесть, что я всё еще окончательно не переехала к Косте, то отсутствие большей части одежды вполне оправдано. Так что из шмотья было то, что осталось в чемодане. В сумке имелись другие мелочи.

Я не стала звониться в дверь, точно не зная, дома ли еще Колчановский, воспользовалась оставленными мне ключами. Вошла и поняла — дома. Кашлянув, чтобы прочистить горло, я набралась побольше наглой самоуверенности и громко возвестила:

— Я приехала.

Костик выглянул из спальни в еще не застегнутой рубашке.

— Ого, вот эта жажда поработать, — хмыкнул он. — Не спится?

— Всегда мечтала быть дизайнером интерьеров, — отозвалась я, стараясь не пялиться на шефа.

И направилась в гостиную, куда следом за мной вошел Колчановский, кажется, всерьез взволнованный моей фразой. Ну а дальше вы знаете. Он уехал на работу, а я осталась, чтобы сотворить чудо всего за несколько часов и предоставить Поляковым доказательства того, что я не сказка, а вполне себе реальная женщина в жизни их близкого друга. Вот этим и занялась, подойдя к делу со всей ответственностью.

Вскоре чемодан с сумкой утвердились в гостиной, и я приступила к делу. Первым делом достала свою шкатулку с заколками, шпильками и прочими необходимыми мелочами. Она вместе со щеткой отправилась в «нашу» спальню и уютно устроилась на туалетном столике. Рядом со шкатулкой легла щетка для волос. Оглядев первые изменения, я удовлетворенно кивнула и отправилась творить дальше.

В ванной теперь жили мои крема. Потеснив флакончики шефа, на их месте удобно устроилась полупустая бутылочка с гелем для душа, вкусно пахнувшим шоколадом. На полочке перед зеркалом встала жидкость для снятия макияжа и косметичка с косметикой. Костина бритва, укоризненно сверкнув лезвиями, отправилась в ссылку на раковину. Пену для бритья я пожалела, потому она осталась на самом краю полочки, за моим лаком для волос — почти всё остальное пространство забрала себе я. После распаковала новую зубную щетку и устроила в стаканчике для щеток, где до этого мгновение царствовала щетка моего начальства. Моя еще влажная мочалка, пахшая шоколадным гелем для душа, обустроилась рядом с мочалкой Колчановского. Полотенца я стащила из шкафа Костика, помяла их, смочила водой и повесила на положенные им места. После, небрежно уронив на стиральную машинку смоченную шапочку для душа и резинку для волос, на которой осталось несколько моих волосинок, я посчитала, что в ванной меня уже больше, чем достаточно.

После этого я отправилась в гостиную. Здесь я поставила на нижнюю полочку стеклянного журнального столика лак для ногтей, всего одну «забытую» бутылочку, а рядом с лаком легли маникюрный наборчик и пилочка для ногтей. Больше пока ничего в этой комнате расставлять не стала и вернулась в спальню. Теперь из чемодана выбрались на свет божий ночная сорочка и шелковый халатик. Первая была размещена на спинке кресла, второй улегся поперек аккуратно заправленной кровати. Нижнее белья я пристроила в комод, отодвинув исподнее самого шефа…

Я уже закрыла ящик, но не удержалась и снова его открыла. Затем достала первые попавшиеся боксеры и… тут же сунула обратно, ощутив, как запылали щеки. Ящик я мгновенно закрыла и отвернулась, сжав лицо ладонями.

— Извращенка, — отругала я себя.

После выдохнула и постаралась не думать о том, что пялилась на трусы шефа. Однако успокоилась быстро, решив, что о моей проказе рассказывать Костику необязательно. А сам он всё равно не догадается. На этом перестала стыдиться, огляделась и снова оценила кровать с моим халатом.

— Миленько, — одобрила я композицию и ушла на кухню.

Здесь я особо ничего делать не собиралась, успеется. Но любимый фартучек на спинку стула пристроила.

— Ну, перейдем к следующему пункту.

Но к следующему пункту я сразу не перешла. Сначала оставила в прихожей свой зонт, плащ, несколько легких шарфиков, две сумочки, две пары туфель, кроссовки и босоножки. Мои домашние тапочки были на мне, но вскоре они сменили на обувной полке туфельки, и я, проверив наличие ключей от квартиры Колчановского, отправилась готовить следующий реквизит.

Консьерж проводил меня внимательным взглядом, но не стал останавливать. Однако любопытство в его глазах читалась слишком ясно, чтобы его не запомнить. Мне тоже было любопытно, за кого он принимает меня. Одета я была просто, без всяких претензий, и могла бы сойти за прислугу, если бы консьерж не видел нас с шефом в пятницу в обнимку. И мотались мы мимо него, по крайней мере, четыре раза: когда решили прогуляться в здравом уме и твердой памяти, а потом еще два, когда Колчановский транспортировал мое тело в сторону моего дома и обратно. С пьяной прислугой жилец точно не стал бы носиться, как с писаной торбой. Но разговоров на эту тему я, естественно, затевать не стала.

И когда вернулась с добычей, просто дружелюбно улыбнулась любопытному дядечке и кивнула. Он ответил немного растерянной улыбкой, явно не понимая, как ему со мной общаться. А когда я вошла в лифт, зазвонил телефон. Я достала его из сумочки и хмыкнула — это был «Любимый». Должно быть, его распирало, как хотелось узнать, во что превратилась его квартира. Хотя… продержался он достаточно долго. Я владела его собственностью уже больше трех часов, правда полтора из них провела вне дома.