Я чувствовала тепло его ладони, лежавшей на моей спине, и до крика боялась обернуться и обнаружить в дверном проеме зрителя, для которого предназначался весь этот страстный порыв. Но поцелуй всё длился, и никто не издавал вежливое покашливание, чтобы обнаружить свое присутствие, или смешок, не спешил подначить парочку голубков или просто пожелать доброго утра.

И когда шеф выпустил меня из ловушки своих губ, я, прерывисто вздохнув, обернулась. За спиной никто не обнаружился. Мы по-прежнему были одни, и поцелуй действительно предназначался только мне. Я снова посмотрела на Костю, и он ответил мне растерянной улыбкой, словно сам только очнулся и обнаружил меня на своих коленях. Шеф поджал губы, будто удостоверялся, что на них всё еще остался след поцелуя, после приоткрыл рот, кажется, собираясь что-то сказать, но снова его закрыл и кашлянул, прочищая горло.

— Будем завтракать? — севшим голосом спросила я. — Время идет.

— Да, надо спешить, — отозвался Колчановский.

— Да, надо, — эхом откликнулась я и встала с его колен.

Костя не удерживал. Он опустил рассеянный взгляд на тарелку с куском омлета и взялся за вилку. Я отвернулась, облизала губы, на который всё еще горел след поцелуя, слишком порывистого, слишком… искреннего, чтобы сразу выкинуть его из головы. И когда я села напротив шефа, то не сумела удержать вопросительный взгляд. Он слегка нахмурился, но не спешил ответить на невысказанный вслух вопрос. И этот поцелуй, словно топор палача, вдруг завис над нами, мешая вернуть непринужденный тон.

Медленно выдохнув, я принялась за завтрак, больше не чувствуя ни аппетита, ни вкуса. Колчановский меланхолично ковырял вилкой омлет, находясь в похожем на мое состоянии. Наконец он сделал глоток кофе и произнес:

— Приятного аппетита, тигрик.

— Приятного, Каа, — ответила я.

После завтрака я поспешила в комнату, чтобы привести себя в порядок, а Костя остался на кухне. Я услышала, как он включил воду, взяв на себя мойку тарелок. Мешать я ему не стала. Уже в нашей комнате я ожесточенно потерла лицо и велела себе:

— Спокойно. Всё под контролем. Я девушка свободная, могу себе позволить целоваться, с кем хочу. Мне никто и ничем не обязан. Поцеловались и забыли. Дело житейское.

Но дурацкий вопрос: «А что же дальше?» — продолжал крутиться в голове, пока я занималась собой. Мелькнула мысль, что нам нужно поговорить и выяснить отношения, но я поджала губы и мотнула головой. Не хочу навязываться. Захочет сделать следующий шаг — сделает. Сам. Не захочет, значит, будет так. Главное, не лезть с вопросами. Не лезть!

Придя с собой в согласие, я достала свежий бюстгальтер и скинула халатик на кровать.

— Вера… Вот черт.

Я вскрикнула от неожиданности, спешно прикрывшись ладонями, и Костя стремительно отвернулся.

— Извини, — буркнул он. — Я не знал, что ты неодета.

— Так спросил бы, — нервно ответила я, надевая предмет нижнего туалета.

— Не подумал.

— Еще бы, — проворчала я. — Откуда у гоблина мозг?

— Он спит, — усмехнулся Колчановский.

— Кто? — не поняла я.

— Мозг.

— Заметно, — фыркнула я, натягивая платье.

После завела руку назад и поняла, что не смогу сама застегнуть молнию. Я посмотрела на шефа, так и глядевшего в стену, и направилась к нему.

— Помоги, пожалуйста.

Когда Костя повернулся, уже я стояла к нему спиной. Он не спешил. Я скосила взгляд на зеркало и увидела, что он смотрит на меня. Затем нерешительно поднял руку, на секунду удержал ее, а потом коснулся моей шеи. Я затаила дыхание, ожидая, что будет дальше, и его пальцы медленно заскользили по позвоночнику вниз. Мое сердце еще мгновение назад, казалось, замершее, вдруг понеслось вскачь, гулко заухав где-то в горле. Я поджала губы, пытаясь справиться с сердцебиением и взволнованно участившимся дыханием, когда пальцы шефа достигли начала молнии и снова замерли. А потом я услышала короткий вздох, и молния вжикнула, резко поднятая вверх.

— Всё, — глухо произнес Костя и шагнул назад, словно спеша отдалиться от меня.

Я обернулась и встретилась с ним взглядом.

— Готова?

— Да, — ответила я шепотом.

— Я… жду в машине. Шевели лапами, тигрик, — преувеличено бодро сказал шеф и стремительно покинул комнату, так и не обернувшись в мою сторону.

— У-уф, — выдохнула я и мотнула головой. — Мы так долго не продержимся. С этим надо что-то делать… если надо.

И спустя десять минут я уже направлялась к машине, рядом с которой стоял мой лже-жених и уже, несомненно, дорогой мне мужчина. Он положил на крышу автомобиля руки и о чем-то разговаривал с Марселем, вальяжно развалившимся там же на крыше. Что втолковывал коту Костик, я не знала, потому что общались они по-французски. У меня в арсенале языков имелся только английский, который я изучила по настоянию дяди Вани, так что беседа мэтра Колчановского и мсье Котэ осталась для меня темным лесом. Но Марс внимал шефу благожелательно и даже уместил свою лапу поверх тыльной стороны его ладони, словно говоря: «Ну-ну, будет вам, любезный. Всё еще образуется».

— Не помешаю? — спросила я. — Пора выезжать.

Костя полуобернулся, мазнул по мне взглядом и сказал коту уже по-русски:

— Вот так и живем, Марс. Я начальник, а она командует. Думал, беру тихую трепетную пташку, а вышло, что вышло.

— Ябеда, — фыркнула я и, оттеснив шефа бедром, открыла дверцу и села в машину.

Колчановский снял Марселя с крыши, погладил по шелковистой, лоснящейся на солнце спине, и обошел автомобиль. После уселся на водительской сиденье и произнес:

— Прелестно выглядишь. Элле понравишься. Скромно и элегантно — то, что надо.

— Спасибо, — кивнула я, и в салоне воцарилась тишина.

Неловкость вернулась. Я не знала, о чем заговорить, Костя, кажется, тоже. А может знал, но не понимал, как к этому подступиться. Мне меньше всего хотелось выслушивать извинения за то, что произошло на кухне и в комнате. Не хотелось опять услышать, что он не хочет влюбляться, или вообще, что это было ошибкой, помрачением или попросту очередной репетицией перед прилетом его опекунов.

И я не выдержала, решив предотвратить еще невысказанные слова, которые могли ранить.

— Мы не будем обсуждать то, что произошло, — сказала я, глядя на дорогу.

— Да, — с готовностью кивнул Колчановский. Мне показалось, что он облегченно вздохнул.

Усмехнувшись, я отвернулась и поджала губы. Обидно… Все-таки обидно. Отмахнулся заведомо, не позволяя себе даже попробовать что-то большее, чем игра. Вновь усмехнувшись, я покачала головой. Да просто ему не нужны серьезные отношения, а я хочу именно этого. Но правила я ведь знала, не так ли? Он не обещал мне чего-то сверх того, что написано в нашем «брачном» контракте. Кресло у меня уже есть, будут деньги. Помимо этого появилось кольцо с бриллиантами, и меня свозили во Францию на частном самолете. Теперь еще и мужика подавай? Аппетиты-то растут, Пиранья Андреевна.

— Вера, — позвал Костя. Я обернулась и посмотрела вопросительно. — Я не жалею. Правда. Я хотел тебя поцеловать.

— А я хотела ответить, — сказала я.

— Хорошо, — произнес шеф. — Значит, мы оба сделали то, что хотели, и укорять нам друг друга и себя не за что.

— Не за что, — я отвернулась от него.

— Значит, всё по-прежнему?

— Да, — я пожала плечами. — Всё по-прежнему.

Мы снова замолчали. Но эта тишина нервировала. Как бы там ни было, но хотелось вернуть непринужденность нашего общения, и я ухватилась за то, что первым пришло мне на ум.

— Еще раз разбудишь меня воплем в ухо, я тебя загрызу.

— У меня не было выбора, — с готовностью отозвался Костя. — Я негодовал. Ты презрела мою нежность. Ответила пафосным храпом.

— Чего?! — я порывисто обернулась, пылая праведным возмущением.

— Вообще не вру, — шеф ударил себя кулачищем в молодецкую грудь. После скосил на меня глаза и произнес трагическим тоном: — Дорогая, я должен открыть тебе страшную правду — ты храпишь.

— Ну, знаешь, — угрожающе тихо ответила я, оттянув горловину платья. — Вот теперь ты точно нарвался.