И тут ей в голову пришла неприятная мысль. А что, если шлюпка получит повреждение – трещину или пробоину? Повреждение – очень неприятная штука, Берегиня знала это по сёрфбордам. Но, в конце концов, сёрфборды делаются из стеклопластика, а шлюпка сделана из гораздо более прочного материала – дерева. Берегиня легонько погладила борта шлюпки стёртыми ладонями.

Да, дерево было прочное, толстое, не то что эти несерьёзные доски-кувыркалки из тоненького стеклопластика. И она решила: для волнений нет никаких причин.

Берегиня нащупала на шее ленту, на которой висел талисман, и, повернувшись к Верту и Капитану, спросила:

– Как вы думаете, если я загадаю желание, талисман исполнит его?

Когда человеку десять лет, у него полным-полно желаний, которые можно загадать, например, когда падает звезда, или когда выпал зуб, или когда из воды выпрыгнула рыбка. Талисман на шее – тоже отличный повод загадать желание.

Как раз сейчас у Берегини было огромное-преогромное желание! Сжав талисман, она прошептала:

– Пусть всё станет хорошо, как раньше.

А потом, чтобы Йемайя не обиделась, загадала ещё одно желание и попросила великую матерь, владычицу морей:

– Помоги мне найти мою маму!

Целый улов желаний.

Чтобы просьба была услышана, Берегиня открыла обувную коробку и достала следующую фигурку. По острым плечам Берегиня угадала, что это была сирена. «Это всё, что осталось от её крыльев», – объяснял месье Бошан.

Быстро, боясь передумать, Берегиня отвернулась и бросила сирену за борт. У неё не было сил смотреть, как та исчезнет в воде. Но, загадав все эти желания, она приободрилась.

– У нас всё получится, братцы, – заверила она Верта и Капитана. – Всё получится. Раз-два – и готово!

Чего только не рассказывают о сиренах!.. У некоторых из них раздвоенный хвост, как у ирландской Шейлы-на-Гиг[5]. Другие, совсем без хвоста, похожи на голливудских кинозвёзд. Сирена Берегини принадлежала к древнейшему племени. В составе греческого архипелага был зачарованный остров, на котором обитали кирены – крылатые женщины. Их песни были так дивно сладкозвучны, что моряки не могли устоять и направляли свои корабли прямо к скалистым берегам острова. Этих кирен видел Одиссей во время своих долгих морских странствий.

Со временем эти крылатые существа превратились в полуженщин-полурыб, и их стали называть не киренами, а сиренами.

Вполне возможно, что именно сирена, а не простая русалка пятьсот лет тому назад заманила Кабесу де Вака на косу неподалёку от Устричного шоссе. Возможно, он увидел сирену и услышал её чарующее пение.

Кстати, о песнях и пении. Поразительное дело: когда Доуги пел, аккомпанируя себе на укулеле, он никогда не заикался. Слова у него выходили чётко, кристально ясно. Берегиня каждый раз удивлялась этому. Да, немало на свете вопросов на все времена.

Синь спит и не знает, что её девочка отправилась на «Стрелке» одна в открытый океан. Зато она знает, что сказала Берегине правду. Она любила Мэгги-Мэри. Любила её, как родную сестру.

В маленькой комнатке призрачно-голубого дома она хранила фото Мэгги-Мэри. Старенькая чёрно-белая фотография в рамочке стояла на столике возле дивана. Она была вырезана из газеты «Галвестон дейли ньюс», которая напечатала статью под заголовком «Королева русалок возглавила парад». Фотография была мятая и пожелтевшая, но на ней была Мэгги-Мэри, стоящая на плавучей платформе, сделанной в виде гигантской раковины морского моллюска. На голове у Мэгги-Мэри была русалочья корона, на лице – улыбка, широкая и сверкающая, как океан. И очень похожая на улыбку Берегини.

Да, Синь любила Мэгги-Мэри. Хотя вовсе не скучала по ней.

Все океаны на земле связаны друг с другом. Шли века, имена океанов менялись, но вода текла себе и текла. Если, например, дельфин хотел попасть из одного океана в другой, он мог взять курс от Техаса южнее Галвестона и севернее Корпус-Кристи, поймать восточное течение кораллового архипелага Флорида-Кис (но только осторожно, чтобы не наткнуться на Кубу или Юкатан!) и плыть себе к северу через Атлантику, не останавливаясь ни у Виргинских, ни у Бермудских островов, нигде – до самого Средиземного моря, пока не покажется южный берег Франции и устье Ривьеры. Так можно проплыть всю дорогу – всё время прямо, и не надо нигде выходить на берег, садиться в поезд или ловить машину.

По воздуху это примерно пять тысяч миль (плюс-минус одна-две мили). Так что для чайки такой путь был бы, пожалуй, длиннее, чем для дельфина.

Дельфин, пустившийся в плавание, вполне мог бы встретить в океане старого пловца, такого старого, что его лицо покрыто не одним, а двумя слоями морщин. Когда мимо него в лунном свете проплывал дельфин, у древнего пловца начинало сильно биться его старое, усталое сердце.

Неужели опять?.. Не ошибся ли он? Он перестал грести, и вода понесла его, тихонько покачивая на волнах. Чу!.. Вот опять! Знакомый зов. Сначала он был очень слабым, но вот ветер донёс его ближе, и стало лучше слышно. Теперь он знал точно: кто-то загадал желание, глядя на талисман! Радость зазвенела у него в сердце, словно серебряный колокольчик. Сколько лет он ждал этого зова? Восемьдесят? Девяносто? Сто? Ну, может быть, и не сто, но очень-очень давно. Так давно, что уже сбился со счёта.

Он окунулся с головой в тёплую волну, потом вынырнул на поверхность и встряхнул головой. Зов становился всё отчётливей. Он привстал, опираясь на воду, и постарался определить, откуда слышится зов. Он поднял руки к тёмно-синему небу и развёл ладони, ощущая, как ветер холодит подушечки пальцев.

Техас.

Он нахмурился. Техас? Сколько раз он проплывал мимо техасского берега, и всё напрасно. Но сегодня этой ночью кто-то в Техасе снова загадал желание. Так оно и есть, вне всякого сомнения.

Он лёг на спину, и тёплая вода нежно подхватила его. Ветер кружился над ним в своём вечном танце.

Желание. Да-да. Это прекрасно! Чудесно!

Снова Техас. Снова.

«Быть может, – подумал он, – быть может, в этот раз…» – Улыбка озарила его старое, морщинистое лицо, и он рассмеялся громким, счастливым смехом.

Не только старый пловец расслышал зов этой лунной ночью. В доме Доуги Второй вдруг поднял голову со своей подушки, на которой он лежал в изголовье у хозяина.

У Второго было прозвище – Барометр. Барометр – это устройство, которое предсказывает погоду. Но, оказывается, некоторые люди и собаки тоже умеют предсказывать. Второй всегда чувствовал перемены в атмосфере, которые предвещают шторм, грозу, бурю или что-нибудь подобное.

Как только в атмосфере начиналось возмущение и на горизонте маячил шторм, Второй принимался без умолку тявкать: «Тяв-тявв! Тяв-тяв! Тяв!» – и пританцовывать на своих тоненьких задних лапках. Он был похож на чихуахуа, однако нос у него был круглый, а окрас как у далматинца – белый с чёрными пятнами, а ещё у него очень большие глаза – просто огромные.

У Доуги раньше никогда не было такой собаки. Из всех псов он больше всего любил Второго. И ещё Верта. Щенок тоже был верным товарищем, и Доуги назвал его «Верный товарищ Второй», а сокращённо – просто Второй. И все вокруг тоже стали звать его так.

Второй-Барометр поднял голову со своей подушки и принюхался. «Тяв-тяв-тяв!» Похоже, в воздухе что-то назревает. Будет шторм. Правда, запах его был пока едва уловим. Второй снова принюхался. Шторм, похоже, будет какой-то необычный, не просто сильный ветер, что дует с Мексиканского залива, гнёт и треплет пальмы на берегу, – нет, что-то другое. Что за странное атмосферное явление? Второй окончательно проснулся и уселся на своей подушке. Тёплый и мягкий воздух окутал его, словно мягкое покрывало.