Хотя Берегиня почти каждый день плескалась в бирюзовой прибрежной воде Мексиканского залива и ей очень нравилось прыгать в волнах, набегающих на берег, хотя она никак не могла дождаться того момента, когда ей разрешат заниматься сёрфингом, она ни за что не решилась бы плавать в открытом океане. Девочка, которая всю жизнь наблюдала, как сёрфборд легко и красиво скользит то вперёд, то назад, прекрасно знала, какие опасности таятся под мутно-зелёной океанской водой.

К тому же Синь возражала против купания в океане. И Берегиня дала ей слово, что будет держаться подальше от воды.

Волны со стороны песчаных дюн, словно решив напомнить ей об этом, вдруг подняли оглушительный шум и рёв, словно стая голодных львов. Ужас удушливой, тёмной волной накатил на Берегиню. Она судорожно схватилась за вёсла и – ой-ой-ой! – мозоли на стёртых в кровь ладонях тут же дали о себе знать!

Вдруг она снова услышала своё имя. Звук шёл со стороны океана.

– Берегиня! Берегиня! Береги-и-и…

Мама?..

Ну конечно!

Кто же ещё мог звать её оттуда, со стороны океана? Она зажала в кулаке холодный диск талисмана. Холодный, словно ледяное фруктовое мороженое. Но и талисман не вернул ей спокойствия.

– Кто же ещё может звать меня? – спросила она Верта.

И тут её осенило. Жак де Мер! Как же она не подумала об этом раньше? Любая девчонка, что родилась на морском побережье Техаса, знает легенду о Жаке де Мере.

В каждой местности есть свои волшебные существа. На северо-западе, в древних лесах, что тянутся до берегов Тихого океана, обитает сасквоч. В сосновом бору Алабамы водится бигфут. А в Техасе, на побережье Мексиканского залива, – Жак де Мер.

Рассказывают, что как-то раз на выходные одна техасская семья – папа, мама, дочка и малютка сын, который ещё не умел ходить, а только ползал, – приехала на побережье и расположилась на пляже.

Малыш был очень тихим и спокойным. А на пляже было шумно: свистел ветер, бились о берег волны, громко кричали чайки. Отдыхающие загорали, купались, бродили босиком по мелководью. Девочка прыгала в набегающие волны, смеялась от радости, а родители не спускали с неё глаз. Они по очереди держали малыша за ручку, а тот, глядя на сестрёнку, мечтал тоже очутиться в прозрачной воде и поиграть с набегающими волнами. Но родители его не пускали. Однако в какой-то момент они отвлеклись и на минуту выпустили его руку, не заметив, как он пополз к воде. Не успели они оглянуться, как ребёнок куда-то исчез.

Родители были в отчаянии. Мама рыдала, папа звал малыша, крича во всё горло, а их дочка легла на песок, свернулась клубочком и спрятала лицо в ладони. Вокруг них собралась толпа отдыхающих. Одни спрашивали, что случилось, другие утешали родителей, третьи бродили по пляжу в поисках мальчика. Но всё напрасно. Малыш пропал. Исчез без следа.

А через несколько дней матрос, стоявший на палубе рыболовного судна, увидел в воде плывущего человека. Впрочем, не совсем человека. Человеком он был только выше пояса. А ниже пояса – рыбой. На спине у него виднелся огромный плавник. В руках обитатель морей держал крошечного мальчика.

Увидев это, матрос страшно рассердился. Он громко закричал:

– Морское чудище! Морской дьявол! Он украл и убил ребёнка!

На его крик на палубу сбежалась вся команда. Матросы кричали:

– Морской дьявол! Морское чудище! Бей его!

Однако «морского дьявола» уже и след простыл. Он исчез, и прибрежные волны качали только маленького мальчика – тихого и спокойного. Он был так же тих и спокоен в смерти, как и в жизни. Матросы были уверены, что морской дьявол – получеловек-полурыба – похитил и убил малыша.

Они объявили, что во всём виноват Жак де Мер, а не отбойные течения, которые тащат людей в открытое море, и не колодцы, которые засасывают их на дно, не волны, которые накрывают с головой и укачивают, укачивают, укачивают…

Жак де Мер. Берегись встречи с ним. Берегись.

Верт чувствовал, что «Стрелка» быстро набирает ход. Он положил голову на лапы. Что было делать верному псу? Он мог только тихо лежать в лодке и переживать. «Где же Синь? – думал он. – Где же ты?»

Словно вторя его мыслям, Капитан крикнул: «Давай! Давай!» Но на самом деле это значило: «Где же арбуз?» Но никто не обратил на него внимания.

Берегиня не придавала значения ни беспокойству Верта, ни крикам Капитана. Она смотрела на вход в канал, который был прямо перед ней, ярдах в тридцати, не больше. Она прищурилась, чтобы как следует разглядеть его и оценить ситуацию. Устье теперь уже не казалось таким узким. Пожалуй, шлюпка спокойно пройдёт по каналу.

– Ура! – крикнула она, ожидая, что Верт, как обычно, отзовётся: «Гав! Гав-гав!»

Но вместо лая со дна лодки послышалось только жалобное, тоненькое поскуливание.

Луна уже стояла высоко в небе. От неё лился густой серебряный поток. Шлюпка плыла в круге лунного света. Берегиня облегчённо вздохнула. Всё в порядке. «Стрелка» прекрасно пройдёт по каналу. Она взглянула на обувную коробку, стоявшую под сиденьем, потом на развёрстое устье канала. Пожалуй, она успеет, у неё ещё есть минутка-другая. Она успеет. Берегиня достала следующую фигурку – лорелею.

Если она сейчас загадает ещё одно желание, они наверняка смогут благополучно пройти канал.

Лорелея была сделана из сосновой щепки. Такие щепки время от времени оказывались на пляже. «Скорее всего, это обломки какого-то дома, смытого волной», – говорил месье Бошан. Наверное, так и было. На побережье было немало старых, заброшенных деревянных хибарок, в которых когда-то жили рыбаки. Вода, постепенно размывая берег, подбиралась к ним, срывала их с фундамента и уносила в море.

Сначала была высокая сосна. Потом из неё сделали дом. Потом от дома остались только щепки. А потом из щепки сделали лорелею. Да, дерево прожило не одну, а целых три жизни.

Лорелея была удивительно красива. Тёплая и приятная на ощупь фигурка лежала у неё на ладони. Берегиня прижалась к ней щекой.

Люди любят прижимать ладони к щекам своих любимых. Синь часто сжимала щёки Берегини своими ладонями или нежно гладила её ладонями по щекам. Это было знаком. Знаком любви.

Не давая себе времени передумать, Берегиня тихонько опустила руку в тёмную воду и отпустила лорелею, шепнув ей на прощание:

– Плыви…

Ещё некоторое время она смотрела на тёмную фигурку, которая покачивалась на волнах, посеребрённых лунным светом. Теперь у неё остались только две статуэтки – одна в коробке и одна в кармане джинсов. Ком подступил к горлу. Всего две. Как мало! Седна, нингё, сирена, меерфрау уже уплыли в море.

Она крикнула лорелее:

– Плыви к Йемайе – владычице морей!

И вдруг… Ву-у-у-у… Ш-ш-ш-ш-ш…

Канал с шумом и хлюпом раскрыл свою пасть, чтобы проглотить шлюпку, которая шла ровно посередине, между двумя дамбами.

– Ура! Ура! Наконец-то! – прошептала Берегиня.

Ву-у-у-у-у!!! Ш-ш-ш-ш-ш-ш!!! Ш-ш-ш-шлёп!!!

Резкий толчок – и шлюпка, накренившись вправо, вошла в устье канала. Берегиню отбросило назад, на корму. Она прижалась к левому борту, чтобы шлюпка выровнялась и её нос смотрел вперёд, по центру узкого пролива. Шлюпка заскрипела, чиркнула сначала по правой насыпи, потом – по левой. Берегиня, которая держалась за борта, поспешно отдёрнула руки, чтобы их не раздавило при ударе о дамбы, стеной вздымавшиеся слева и справа. Волны приливов и отливов, ежедневно шлифовавшие насыпи, отполировали их до блеска, сделали их твёрдокаменными, жёсткими, как скала. Пласты глины и известняка посверкивали в лунном свете.

Верт прижался к ногам хозяйки. Его била крупная дрожь. А может, это её бьёт дрожь? Берегиня изо всех сил сжала зубы, чтобы они не стучали.

«Стрелка» – самая шикарная шлюпка. Шик-блеск! Доуги своими руками заново сделал её с любовью и старанием – всю, до последней досочки. Берегиня не сомневалась, что «Стрелка» легко доставит их к Устричной косе. До неё всего-то ничего – какая-то сотня ярдов. Скоро она станет видна: как только начнётся отлив, волны побегут обратно в море и она выступит из воды.