— Ну, как я выгляжу?

Да ладно. Как будто сама не знает, что я посчитаю её неотразимой, даже если она вырядится в мусорный мешок. Платье, впрочем, посимпатичнее будет. И поскромнее, чем я ожидал. Зелёное. Так и знал, что она выберет свой любимый цвет.

— Слишком одетой, — проворчал я, подходя ближе и машинально притягивая Реджину к себе. Огладил тонкую талию, устроил ладони на крепких ягодицах. — Чего это ты вдруг подалась в скромницы?

— В скромницы? Ну разве что в твоих мечтах, медвежонок, — засмеялась Реджина, взъерошив мне волосы. Ей мои дурацкие кудряшки по-прежнему нравятся куда больше, чем мне самому. — И потом, с каких это пор мужчин волнует одежда? Вам всем куда интереснее то, что под ней.

Я нахмурился и, чуть отстранившись, снова окинул её оценивающим взглядом. Платье едва выше колена, со скучным вырезом лодочкой, но облегает как вторая кожа, подчеркивая каждый изгиб тоненькой фигуры и прямо-таки предлагая проверить, есть ли под ним хоть что-нибудь. Будто этого недостаточно, Реджина уложила свои густые тёмные волосы мягкими волнами и собрала на затылке, открывая точёные плечи и изящную шею.

Шею, на которой должна быть моя метка. Давным-давно должна быть! Но её нет, и это выводит из себя.

— Отдам тебе должное, кисонька, ты знаешь толк в мужиках, — протянул я, за насмешкой стараясь скрыть охватившую меня ревность. Жуткую, нелепую и сейчас совершенно безосновательную. — Сколько их было? Десяток, два, три? Ещё больше?..

— Как будто ты достался мне девственником! — огрызнулась Реджина, в гневе отпихнув меня. — Не сомневаюсь, что твоими подружками можно заселить приграничный город; а вот мне для подсчёта вполне хватит пальцев одной руки. С запасом. Ну, доволен? Тогда захлопни пасть и шуруй на выход, работа сама себя не сделает!

Мне бы впрямь заткнуться и пойти подумать над своим поведением. Но вместо этого я шустро метнулся следом, обеими руками обхватил свою рассерженную тигрицу и прижал спиной к себе.

— Доволен? О нет, Регинхильд, — нарочито медленно протянул я, делая акцент на имени. Знаю же, что это её бесит. — Я всё время зол и ужасно взвинчен. И ты прекрасно знаешь почему, не правда ли?

— Не правда ли.

Я со смешком покачал головой и коротко прижался губами к обнажённому плечу. Едва сдержался, чтобы не прихватить его зубами — с каждым днём терпеть всё труднее и труднее.

— У тебя течка, Джинни… совсем скоро начнётся, со дня на день. Понимаешь, что это значит? — я устроил руки на её животе, поднялся выше, сжал ладонью грудь, так удобно умещающуюся в ней. — Я повяжу тебя. Поимею во всех возможных позах, какими угодно способами. Столько раз, что пощады запросишь…

Реджина шумно выдохнула, откинула голову мне на плечо. И тут же, словно испугавшись своей слабости, дёрнулась в моих руках. Не очень подходящее время я выбрал, чтобы помечтать: предмет моих неприличных фантазий нынче упорно отказывает мне в сексе. А теперь ещё и злится. Не без причины, должен признать.

Вот кто меня вообще за язык тянул? Она права: я сам к ней не трепетным девственником явился, не мне и кидать в кого-то камни. И плевать, кто там был до меня; главное, что никого другого не будет.

— Как мило с твоей стороны, медвежонок, — язвительно пропела Реджина, высвобождаясь из моей хватки. — Вот только это не значит, что по такому случаю я напрыгну на тебя с воплем «Свободная вагина!» А может, я вовсе не хочу вязаться с нахальным козлом, который даже пометить меня не соизволил!

От такого возмутительного заявления мой внутренний медведь едва не заревел в голос. Мне — нам! — отказывают в праве взять своё? Да не бывать этому!

— Ты это сейчас серьёзно? — выпалил, уже не скрывая бешенства. — Думаешь, я оставлю тебя? Позволю кому-то другому прикоснуться к тебе?

— Зачем? Раньше я прекрасно справлялась сама, — сухо заметила Реджина. Румянец, разлившийся по её щекам, меня почти рассмешил — так это девчоночье смущение не вяжется с надменным тоном строгой училки. — А теперь, если не хочешь получить в зубы или на правах соперника сожрать мой вибратор, предлагаю тебе отвалить на фиг.

Не дожидаясь ответа, она вышла из спальни и звонко застучала каблуками по лестнице. М-да, сдаётся мне, на работу мы сегодня едем раздельно.

Догнать Реджину и продолжить этот нелепый разговор я не пытался. Не сейчас, и так есть над чем подумать. Выходит, моя девочка всё это время мучилась в одиночестве? Никого не подпускала к себе, никому не позволяла увидеть себя беспомощной и на всё согласной… По крайней мере, теперь понятно, почему она такая несносная.

Я буду первым альфой, которому она позволит себя повязать. Первым и единственным.

Или не буду. Судя по брошенным в запале словам, Джинни здорово злится, что я так её и не пометил. Вот и слушай после этого дядюшкину брехню про выбор женщины! То женщина, а блядские кошки так и норовят переложить на тебя и выбор, и его последствия. Вот что тут прикажете делать?

Ладно, потом разберёмся. Если опоздаю второй раз за месяц — Эмма меня со свету сживёт шуточками про мою завидную потенцию.

Когда вышел на улицу, отвратительно зелёная «Эскада» уже сворачивала на главную дорогу. Ненавижу эту машину. И Реджину порой тоже, хоть и понимаю, что в этом утреннем междусобойчике мы оба не виноваты. Только наше звериное нутро, порой сводящее на нет все благие начинания.

Ну и фиг с ним. К вечеру отойдёт, да и мне есть на ком сорвать злость.

— Скажешь хоть слово, и я начну искать новую секретаршу, — бросил я, едва добрался до работы и отнял у Эммы вожделенный стаканчик с кофе.

— Всего-то хотела похвалить за пунктуальность! — заявила эта нахалка, ничуть не устрашившись моего отнюдь не доброго взгляда. — Семь пятьдесят пять, мистер Маграт! Я прямо как в прошлое вернулась!

— Я опоздал всего один раз! За пять лет! А отгулы и вовсе взял впервые, имей совесть, женщина!

— Один раз, зато как эффектно! — ехидство в её голосе можно черпать ложками.

Нет, что за девицы меня окружают? Или не только меня, и это участь всех мужчин — страдать от женской язвительности? 

— Ну всё, ты уволена. Верни мне ключ от кабинета и потерянные пять лет моей жизни. На нервные клетки не надеюсь.

Я всучил ей обратно стаканчик с кофе, уже пустой, и направился вверх по лестнице.

— Ха! — послышалось мне вслед. Каблуки её туфель застучали по камню, давая понять, что оставлять меня в покое Эмма не собирается. — Ты не можешь меня уволить, я слишком много знаю!

— Ничего ты не знаешь, — возразил я, возвращая ехидную усмешку, — у меня кристально чистая репутация.

— Был бы прокурор, а компромат найдётся, — отнюдь не двусмысленно заявила она, испортив настроение ещё больше. — Уж нам ли с тобой не знать.

Зря она напомнила об Орентисе. Настроение, и без того препаршивое, покатилось в бездну. До его звездного визита осталась всего ничего, а я вовсе не уверен, что готов к его приезду. Нет, красную дорожку перед его сенаторской задницей я расстилать не собираюсь. Только ту, которая может завести его за решетку. И сделать это нужно именно здесь — на территорию Греймора его сенаторская неприкосновенность не распространяется. Главное, найти подходящий повод. Любой, от сомнительных встреч, без которых он не обойдется, до штрафа за парковку.

Всего пары часов в допросной мне — а точнее, Лоренцу, — хватит, чтобы расколоть ублюдка, заставить его признаться во всех преступлениях, даже с истекшим сроком давности. Пара часов — и Орентис наговорит на пожизненное. Смертная казнь устроила бы меня больше, но…

— Ладно, что у нас на повестке дня? — Эмма кивнула на стопку одинаковых папок на её столе. — Все срочные?

— А у нас бывают другие?

Не бывает. У прокуратуры, полиции и маршалов большая часть дел попадает под незабвенное «сделать ещё вчера». Причём совершенно не важно, что вчера стопка была точно такой же и даже больше, а ты засиделся до полуночи и, казалось бы, всё уже разгреб… Инквизиторам чуть проще — на них только дела о неправомерном применении магических способностей, а это уже в десятки раз меньше работы. Правда, и простых дел там почти не бывает. Чего только стоят высохшие мумии моих косолапых родственничков.