– Трое суток утром будет, – Кайза сунул мне в руки флягу с водой. – Пей. Станет легче.

Я осушил его мех до дня, а потом встал и, пошатываясь отошел в сторону, чтобы избавиться от лишней жидкости. Голова кружилась, как после той драки с Фарром, когда он приложил меня об стену.

– А Высочество где?

– Ну, твоего наатха здесь нет, как видишь. У него другие дела.

Я усмехнулся и посмотрел на огонь. Вот его я видел, да. И отблески этого огня на лице Кайзы тоже. А больше – считай и ничего.

– Не все сразу. Тебе надо набраться сил после падения. Завтра утром довершишь начатое.

– Есть хочется, – ответил я с надеждой. – На пустое брюхо трудно сил набираться.

– Еда тебе только помешает. Забудь о ней.

Так я и думал.

– Держи вот лучше, – шаман вручил мне миску, полную того самого отвара. Питье давно остыло, и запах его стал резким. Я сделал глоток и скривился. Горечь. Чистая горечь, как будто пытаешься пить свою давнюю боль, приправленную ненавистью и жаждой мести. – Не нравится? Тем лучше... Постарайся выпить все.

Я выпил. Одни боги – или демоны – знают, чего мне это стоило.

Сразу стало понятно, почему еде не было места в моем желудке... Она бы там попросту не задержалась. Приступ тошноты скрутил меня так, что едва не вывернул все нутро.

– Ох... – я зажмурился и, пошатнувшись, упал на колени. Тошнота накрывала волнами. – Кайза... ты точно не отравить меня пытаешься, а?

– Нет, маленький белый колдун. Если бы я хотел тебя убить, твое тело уже давно растащили бы на части степные волки. Я-то как раз пытаюсь вернуть тебе жизнь.

– Знаю... – мне кое-как удалось отдышаться и, хотя сердце все еще норовило выпрыгнуть из моей груди, тошнота наконец отступила. – Просто попытался пошутить... не очень удачно.

– Да уж, – хмыкнул Кайза. – С Дархи тебе не тягаться в этом ремесле...

– Почему ты зовешь его так?

– Чтобы он не забывал, кем является на самом деле.

– И... кем? – мне и правда вдруг стало интересно. Тем более, что мысли о чем-то постороннем позволяли отвлечься от неприятных ощущений внутри.

– Он – дархисана. Тот, кто идет против правил. Тот, кто меняет мир. Твой наатха все время забывает об этом... или хочет забыть.

Это Фарр-то против правил? Вот уж не похоже на него...

– Но почему? – этот вопрос сорвался с моих губ прежде, чем я понял, что ступаю на запретную территорию, куда сам Фарр ни за что бы меня не пустил.

Шаман вонзил в меня свой долгий, проникающий сквозь кожу взгляд.

– Придет время – поймешь, – сказал он. – Если только вы не утратите вашу связь.

Я ковырнул землю пальцем ноги и спросил, не рассчитывая на ответ:

– Кайза, откуда эта связь?.. Почему?

– Один лишь Небесный Повелитель знает. Но ты не о том спрашиваешь. Тебе бы стоило задать другой вопрос... Что дадут вам эти узы.

– Что же? – я почему-то не мог поднять глаз от углей, что тлели на краю костра.

– Силу, мальчик. Очень большую силу. Впрочем... ты ведь и сам это знаешь, верно?

Я промолчал.

Кайза поднялся со своего места и подошел к костру, тронул угли ногой.

– Ложись спать, – сказал он мне. – Завтра будет тяжелый день.

Едва только солнце высветлило мир, Кайза разбудил меня и поставил передо мной очередную порцию своего ужасного отвара. Помня о вчерашнем, я скривился, едва только почуял знакомый запах, но более ничем не выдал своего отвращения и хотел уже взять пиалу, когда шаман остановил меня.

– Подожди, мальчик. Там еще не все, что должно быть. Дай мне руку.

Я протянул ему ладонь и вскрикнул от неожиданности, когда ее вдруг перечеркнула острая боль.

– Тихо... Не бойся, – Кайза держал меня за руку крепко, и капли крови, одна за другой, падали в чашу с отваром. – Раны на твоей душе слишком глубоки, одних лишь трав не хватит, чтобы закрыть их. Здесь нужна другая сила.

Он отпустил меня и следующим взмахом ножа рассек свою собственную ладонь. Кровь шамана смешалась с моей в глубине чаши, которая казалась мне глубже любого колодца.

– Вот теперь пей.

На сей раз горечь была настолько сильной, что я едва смог сделать пару глотков, а потом согнулся пополам и упал на землю, не в силах сделать ни единого вдоха. Кайза успел выхватить чашу из моих рук, и я скорее почувствовал, чем увидел, как он сам пьет из нее, а затем выплескивает остаток в костер.

Воспоминания обступили меня со всех сторон.

Среди них не было места для светлых. Только для самых отвратительных.

«Нет! Нет... Подите прочь! Не надо!..» – монстры с огромными горящими глазами жадно смотрели на мои пальцы, но я не мог даже пошевелиться. Тело сковал ужас: ни убежать, ни спрятаться – я не мог ничего... только стоять и смотреть, как темные жуткие чудовища, тянут ко мне свои когтистые лапы. И вот уже один из когтей с размаху вонзается в мою ладонь. – Нет! Не-е-ет! Не трогайте меня!.. Мама! Мама, пожалуйста, где ты?!»

Я очнулся со всхлипом и увидел перед своим носом старый вонючий тюфяк, потемневший от времени и давно уже смердящий гнилью.

Не было никаких демонов...

Кроме одного. Того, который украл меня из Красной Башни несколько недель назад. Дверь за моей спиной со скрипом открылась, и я услышал его насмешливый голос:

«Опять дурной сон, Сокровище? Еще парочка страшных пророчеств? Или по твоей ноге просто пробежала мышь?»

Рука болела. Не во сне, а наяву. Не оборачиваясь, я прижал ее к груди и зажмурился. Боги наделили меня даром исцелять других, но свои собственные раны я никогда не умел лечить. Повязка уже насквозь пропиталась кровью, ее следовало поменять... Но я скорее бы сдох, чем сказал об этом Кешту.

«Вставай, поганец. Работа не ждет»

Я не хотел вставать. Не хотел слышать этот голос. Ничего не хотел...

«Давай, ублюдок! Поднимай свою тощую задницу! Хватит делать вид, будто ты не слышишь меня!»

Удар под ребра. И еще один.

Я зажмурился посильней, чтоб не издать не звука. Этот демон не дождется моих криков. Больше никогда...

Никогда...

Воспоминания били наотмашь – одно за другим. О многом я успел забыть, многое спряталось от меня, но теперь эти осколки поднимались со дна и вонзались в меня безжалостно и беспощадно.

И самым ужасным был тот, который я хотел бы забыть навсегда, но не мог как ни старался...

...Я сжался в комок, пытаясь заглушить в себе ненависть, но ее было так много... слишком много. Она раздирала меня на части, и мне казалось, я сам превращаюсь в демона. Я чувствовал, как из кончиков моих пальцев вырастают длинные острые когти, как мои клыки становятся истекающими ядом лезвиями, а тело обретает форму жуткого зверя. Зверя, внутри которого полыхает черный, как в пекле, огонь. Огонь, который не светит, но лишь поглощает свет.

Вокруг меня, снаружи, теперь тоже был мрак, он обступил меня со всех сторон. Я был слеп, слеп совершенно, абсолютно. Даже пытаясь покинуть свою истощенную оболочку, я не находил спасения от этой слепоты. И не мог привыкнуть к ней. И каждый день, каждый миг думал о том, как мои когти и клыки вонзаются в хрупкую человеческую плоть. Плоть человека, который обрек меня на этот мрак.

Но я был слаб... слишком слаб... Моя ненависть, мой черный огонь бились о клетку бессилия, в которой я был заперт последние три года.

Этот израненный мальчик, лежавший на куче тряпья в луже собственной рвоты не мог ничего. Его последние силы ушли на то, чтобы отнять еще одну жизнь, чужую жизнь, которая еще даже не началась...

Я смотрел на него, не понимая, как он сам еще жив.

У него больше не было ничего, даже той, которую он так любил. Их прочная связь превратилась в тончайшую нить, в паутинку, что дрожала от натяжения, обещая порваться в любой миг. Та, которую он любил, отдала свое сердце другому... тому, в чьих объятиях ей было так покойно и легко, кто никогда не причинял ей боли и не мог бы причинить вовеки.