— Линнея, перестань врать мне в лицо.

— Я не вру…

— А я не болела. Зачем кому-то звонить и придумывать, что я больна? Я много раз звонила тебе и оставляла на автоответчик сообщения. Много раз пыталась с тобой связаться.

Линнее так плохо, что она не чувствует ничего, даже страха. Однако она пытается собраться. Разговаривать спокойно, уверенно. Как взрослый ответственный человек.

— Я не получала ваших приглашений и ваших сообщений. Пожалуйста, Диана, поверьте, я говорю правду.

— Ты вместе с этой Ванессой устраиваешь вечеринки?

— Какие вечеринки?

— На тебя жалуются соседи. У тебя происходит бог знает что, грохочет музыка. Даже в будни, до самого утра.

— Но у меня почти нет соседей!

— Значит, ты не отрицаешь, что устраиваешь вечеринки?

— Конечно, отрицаю!

Диана вздыхает.

В тишине слышится тяжелое дыхание Линнеи. Почему Диана ей не верит? Она всегда ей верила.

— То есть ты ни в чем не виновата?

— Нет.

Губы Дианы превращаются в ниточку. Ответ Линнеи ее явно разозлил.

— Значит, я лгу?

— Нет, конечно… Но, может быть, кто-то солгал вам?

— То есть это заговор против тебя?

Происходящее все больше начинает напоминать кошмарный сон. Линнея пытается прочитать мысли Дианы, но из-за паники не может сконцентрироваться.

— Я не смогу помочь тебе, если ты не будешь говорить мне правду, — говорит Диана, встает и направляется к выходу.

Линнея тоже встает и провожает ее до дверей.

— Это недоразумение, — говорит Линнея. — Пожалуйста, дайте мне шанс его исправить.

Диана оборачивается:

— Виноваты всегда не мы, а другие, не так ли? Ты мне нравишься, Линнея, но я окажу тебе плохую услугу, если сейчас спущу тебе это вранье с рук. Ты должна научиться отвечать за свои слова и поступки. Ты сейчас стоишь на распутье. Выбираешь дорогу. Очень важно, чтобы ты сделала правильный выбор.

Диана уходит, Линнея остается стоять в прихожей. Ей хочется орать, дубасить кулаком по стене, бросать вещи, что-нибудь бить и ломать. Но именно этого ей делать нельзя.

Бахар отставляет в сторону сумку на колесиках и крепко обнимает Мину.

— Dokhtare azizam, — говорит она. — Береги себя. Надеюсь, мы скоро увидимся.

— Я тоже, — отвечает Мину, искренне веря, что так оно и будет.

Ей очень не хочется, чтобы Бахар уезжала. Да, все эти дни обстановка дома была натянутой, но, по крайней мере, в присутствии Бахар мама с папой общались между собой цивилизованно.

Бахар поворачивается к маме Мину, обнимает ее и что-то шепчет на ухо. Когда сестры размыкают объятия, в глазах обеих блестят слезы. Они еще раз берутся за руки, и Бахар заходит в поезд.

Двери с шипением закрываются, поезд трогается. Мину и мама стоят на перроне, пока поезд не скрывается из глаз.

В молчании они идут к машине. Наступившая тишина кажется мучительной. Всю обратную дорогу они не говорят друг другу ни слова.

Мама останавливается неподалеку от школы. Выключает двигатель. Видно, что она собирается с духом. Как будто готовится наконец сказать правду.

Но мгновение спустя на ее лице опять появляется «приклеенная» улыбка.

«Неужели она надеется меня обмануть? — думает Мину. — А еще учит меня не скрывать своих чувств».

— Хорошего дня, — говорит мама.

Мину больше не может мучиться неизвестностью.

— Вы собираетесь развестись? — спрашивает она.

Мама удивленно раскрывает глаза. И Мину злится еще больше. Сколько можно откладывать этот разговор!

— Что с вами происходит? — спрашивает Мину опять, потому что мама не отвечает.

— Это наше с папой дело…

— И Бахар.

Мама застывает на месте:

— Она тебе что-то сказала?

— Нет, но ей явно что-то известно. И папа знает, что ей известно. Почему Бахар лучше знает, что происходит у нас в семье, чем я?

Горло у Мину перехватывает. Но она не позволит себе разреветься. Мама должна понять: ее дочь достаточно сильна, чтобы знать правду.

— Я не хотела огорчать тебя правдой, — говорит мама.

— А то, что происходит, думаешь, меня не огорчает? Вы ничего не объясняете и только ссоритесь целыми днями. Я, между прочим, живу с вами в одном доме.

Мама так сильно сжала руль, что костяшки ее пальцев побелели.

— Девочка моя, — говорит мама, но голос ее не слушается. Помолчав немного, мама предпринимает новую попытку: — Я понимаю тебя. И я попробую тебе все объяснить. Конечно, ты должна знать, что происходит. Ты имеешь на это полное право. Просто я хотела кое-что уяснить для себя самой и сначала поговорила с Бахар. И еще я хочу, чтобы ты запомнила одно: в том, что происходит между мной и папой, твоей вины нет.

— Естественно, нет! — вмешалась Мину. — Ты что, думаешь, мне пять лет? Но я не могу так больше жить! Решайте свои проблемы, сходите к психологу или уж тогда разводитесь!

— Мину!..

Но Мину уже не слушала ее. Хлопнув дверью машины, она быстрым шагом направилась к школе. Она шла и глотала слезы, обиду, гнев. Глотала до тех пор, пока все это, плотно спрессованное, не улеглось большим тяжелым комком у нее в груди.

Войдя в школьный двор, Мину подумала, что упустила из виду какое-то важное мероприятие.

У входа в школу стояли ученики в желтых толстовках. Одни из них оживленно переговаривались, другие раздавали флаеры и наклейки. Кто-то привязал к перилам шарики. Шарики болтались также на воротах футбольного поля и на ветках засохших деревьев.

Только разглядев среди ребят, одетых в желтые толстовки, Рикарда, Мину поняла, что происходит.

— Мину! — крикнула Линнея, входившая в это время в калитку. Линнея выглядела полной противоположностью цыпляче-желтым школьникам у входа. На черных взлохмаченных волосах красовался бант из черного кружева. Черное короткое платье. Черные, кое-где рваные колготки в сеточку. И высокие черные ботинки. Вокруг глаз — густые темные тени.

— «Позитивный Энгельсфорс», — с отвращением произнесла Линнея. — Они размножаются не по дням, а по часам.

Стараясь не смотреть в сторону желтой толпы, Мину и Линнея поднялись по лестнице. После того что произошло в машине, нервы Мину были оголены. Она чувствовала себя уязвимой. Беззащитной перед окружающим миром.

— Поздравляю, сегодня первый день твоей новой жизни, — объявил симпатичный парень, пытаясь всунуть Мину в руки листовку.

— Нет, спасибо, — отказалась Мину.

— Ты что такая кислая? Лимонов на завтрак переела? — пошутил парень.

— У меня сегодня тяжелый день.

— Измени отношение к жизни, и твоя жизнь изменится к лучшему.

— Мехмет, жизнь изменится к лучшему, если ты заткнешься, — вмешалась Линнея.

— Какие вы скучные! — крикнул кто-то им вслед, когда они входили в двери школы.

Линнея и Мину переглянулись.

— Первый день новой жизни. Они что, серьезно?

— Похоже, да. Звучит как угроза.

Линнея смеется. Мину улыбается, колючий комок в груди становится чуть-чуть мягче.

— Куда все идут? — спрашивает Линнея.

Мину только теперь замечает, что все ученики школы двигаются в направлении актового зала.

Все, кроме девушки с синими волосами, которая идет навстречу потоку.

— Линнея! — кричит девушка.

Белые тени не скрывают, а скорее подчеркивают темные круги под глазами. Хотя, может, так и было задумано. На девушке длинная черная футболка с кроваво-красной надписью: The good die young^[14]. Похоже, принт сделан ею собственноручно.

— Привет, Оливия, — говорит Линнея неожиданно усталым голосом.

— Привет, — говорит девушка, не глядя на Мину. — Первого урока не будет, всех собирают в актовом зале.

Мину обменивается с Линнеей быстрым взглядом. А вдруг это по поводу Адрианы?

— Говорят, явка обязательна, но ведь никто не проверяет. Может, смоемся?

— Я не могу, — говорит Линнея.

Оливия удивленно поднимает ярко накрашенные брови.