Знаки остаются неподвижны. Книга не отвечает.

Ничего, ничего, ничего. Как всегда, ничего.

— Помогите нам! — воскликнула Мину. — Матильда сказала, что вы поможете нам на процессе.

— Сами мы не справимся! — говорит она еще громче. — Если вы наши покровители, помогите нам, защитите нас!

Слышится только шелест ветра в кронах деревьев. Мину захлопывает Книгу. Отбрасывает узороискатель. Сверкнув, он падает куда-то в темноту. Мину так расстроена, что чуть не плачет.

— Вы благословили меня магией. Дайте же мне использовать ее.

Это конец. Для нее, для всех них. Неужели покровители этого не видят?!

— Если вы есть, если вы за нас, дайте мне об этом знать!

Вдруг с ней что-то начинает происходить. Что-то внутри нее отзывается на ее мольбы. Наполняет ее тело. Расширяется.

Рвется наружу.

Мину разрешает себе расслабиться. Выпускает рвущийся наружу черный дым. Быстрый, густой и шелковистый, он тянется прямо к Книге Узоров.

Лежащая на полу Книга сама собой резко раскрывается. Страницы начинают перелистываться. Все быстрее, быстрее. И вдруг останавливаются.

Черный дым зависает в воздухе над Книгой. Ждет.

Мину задает вопрос.

Как нам победить на суде?

Знаки элементов начинают складываться в четкий узор.

Мину видит знаки и видит то, что за ними стоит.

Ответ Книги не до конца понятен ей.

Но теперь она знает, что им нужно делать.

— Ух, как я не люблю это место, — говорит мама Анны-Карин, когда они входят в вестибюль дома престарелых.

Анна-Карин с ней согласна. Она скучает по дедушке, но приходить сюда не любит. Звуки, запахи, сама обстановка вызывают тяжелые чувства. Дом престарелых «Сульбаккен» в городе называют последним приютом. Конечной остановкой.

Они идут к лифту, мама нервничает, теребит на пальцах кольца.

— Лучше умереть, чем оказаться в таком месте, — говорит мама, нажимая кнопку вызова.

— Почему же ты оставила здесь дедушку? — спросила Анна-Карин. — У нас ведь есть свободная комната.

Мама моргает. Она не ждала такого вопроса.

— Квартира не приспособлена для жизни человека в инвалидном кресле, — говорит она, когда лифт останавливается на нужном этаже.

Она идет впереди, Анна-Карин за ней.

— Я проверяла, — говорит Анна-Карин. — Ширины дверей хватает, и если убрать пороги…

— Анна-Карин… — прерывает ее мама.

Она останавливается. Вздыхает. Опять крутит на пальце кольцо.

— Я не могу, — говорит она.

— Но я…

— Ты целый день в школе, — говорит мама. — А я… я не могу.

Она поднимает глаза и встречается взглядом с Анной-Карин.

— Я не могу, — повторяет она.

Анна-Карин не знает, что сказать. Она знает, что это правда. Мама не может. Как бы Анна-Карин ни хотела, чтобы все было иначе, мама не может.

— Я знаю, — говорит Анна-Карин.

Мама кивает. Из комнаты доносится громкий старческий голос, разговаривающий по телефону.

— Но, мам… — голос Анны-Карин срывается, — мамуль, почему ты не обратишься за помощью? Так же нельзя…

Мама качает головой:

— Я такой человек. Я всегда была такой. И ничего с этим не могу поделать. Я стараюсь справляться сама, как умею.

В голове Анны-Карин все кипит. Она может привести маме тысячи доводов, но какой в них смысл, если она все равно не слушает.

— Мне нужно покурить, — говорит мама, легко касаясь руки Анны-Карин. — Иди, я приду.

— Хорошо, — отвечает Анна-Карин, и мама скрывается в лифте.

В дедушкиной гостиной никого нет. Анна-Карин уже хочет развернуться и отправиться на поиски, когда слышит из спальни его голос:

— Девочка моя, это ты?

Анна-Карин входит. Дедушка лежит на кровати в пижаме. Одеяло натянуто почти до подбородка. Жалюзи закрыты.

— Ты почему лежишь? Они что, не помогли тебе подняться?

— Помогли. Но я очень быстро устал.

Его рука высовывается из-под одеяла и машет Анне-Карин подойти ближе. Девушка садится на стул возле кровати, стараясь не думать, каким слабым и старым выглядит дедушка. Таким он был в больнице сразу после пожара.

Что будет с дедушкой без нее? Покровители объяснили Мину, что надо сделать, чтобы выдержать судебный процесс. Но они не сказали, как этот ритуал действует. Если он вообще подействует.

— Мия с тобой?

— Да. Она сейчас покурит и придет.

— Хорошо. Мне надо с тобой поговорить. — Он взял ее за руку. Его пальцы были ледяными. — Что-то происходит у нас в Энгельсфорсе. Я давно это чувствую. Но в последнее время все стало намного хуже.

Анна-Карин положила свою руку поверх дедушкиной, стараясь ее согреть.

— Ты ведь об этом тоже знаешь, да? Только мне не рассказываешь… Кто-то хочет тебе зла…

Анна-Карин опускает глаза. Дедушка крепче сжимает ее руку:

— Я очень хочу знать, в чем дело. Но не хочешь говорить, не надо. Есть вещи, с которыми человек должен справиться сам. Однако послушай…

Он облизал сухие губы.

— Хочешь попить? — спросила Анна-Карин. Дедушка нетерпеливо покачал головой.

— Мой отец был провидцем, — сказал он. — А у меня вещие сны были только дважды. Первый раз прямо перед тем, как ты родилась.

Дед косится на дверь, потом понижает голос почти до шепота:

— Мне снилась луна над Энгельсфорсом. Она была красной от крови, пролитой мальчиком с темными волосами. Девочка, на долю которой пришлось много испытаний. Но она была сильной. Сильнее и мужественнее, чем она думала. И она была не одна. У нее были друзья. Ты знаешь, о ком я говорю, Анна-Карин?

Горло девушки перехватило. Она смогла только кивнуть.

— А сегодня ночью я опять видел сон. Который не был сном. Я находился в пограничном мире между жизнью и смертью. И встретил там девушку с веснушчатым лицом. Она умерла сотни лет назад, но осталась в этом пограничном мире. Она хотела мне многое рассказать, но не смогла. Сказала только, что вам нужно примириться с самими собой и друг с другом, раз и навсегда. Вы должны сделать это вместе. Дорога, которой вы идете, темна и опасна. И когда вам встретится тот, кто получил благословение демонов, вы должны полностью доверять друг другу, у вас не должно быть друг от друга тайн.

— Демоны… — повторила Анна-Карин. — Дедушка, что ты про них знаешь?

Дедушка опять покосился на дверь:

— Ничего, я просто повторяю ее слова.

— А она сказала, кого благословили демоны?

— Нет. Может, не знала, может, не могла сказать…

В коридоре послышались тяжелые мамины шаги.

— Спасибо, что рассказал, дедушка, — шепнула Анна-Карин.

Ида знала, что делает неправильно. И все равно осталась обедать с Эриком и его семьей. А потом он опять спросил, пойдет ли она с ним в «ПЭ».

Что-то в голосе Эрика подсказывало Иде, что вопрос задан неспроста. Отказаться, конечно, можно, но это будет означать разрыв. Не на день, вообще.

Эрик просиял и обнял Иду, услышав ее «да».

И вот теперь они идут по улицам. За руку. Как пара влюбленных.

Приятно было порадовать Эрика. Забыть в кои-то веки про Книгу, предостережения Матильды и Избранниц. Делать то, что хочется ей самой.

— Смотри, — сказал Эрик, когда они уже были около офиса «Позитивного Энгельсфорса».

Ида посмотрела туда, куда показывал Эрик, и увидела Анну-Карин с мамой. Они заходили в подъезд дома, расположенного прямо напротив офиса «ПЭ». Мама Анны-Карин была типичным представителем женщин, давным-давно махнувших на себя рукой. Такие ходят по городу во флисовых штанах, тапках, свалявшихся вытянутых кофтах. Им все равно, как они выглядят.

— Что за вид?! — воскликнул Эрик. — Откуда только такие берутся?!

— А что ты хочешь? На хуторах женихов мало, вот и плодят генетических уродов.

Эрик засмеялся и крепче сжал руку Иды. Было приятно идти рядом, общаться на одной волне и чувствовать себя сильной, уверенной, не заморачиваться насчет всяких привидений и конца света.