Мину показалось, что он видит ее насквозь и она ему совсем не нравится.

— Пойдем, — пробормотала она, потянув Густава за рукав.

— Этот тип вряд ли улучшит мнение энгельсфорсцев о жителях Стокгольма, — сказал Густав, когда они возвращались назад через поляну.

— Да уж, — вздохнула Мину.

Уже заходя в лес, Мину оглянулась и еще раз взглянула на усадьбу. Ей показалось, будто она увидела на втором этаже чей-то силуэт.

— Что будешь делать, когда придешь? — поинтересовался Густав.

— Не знаю, — ответила она.

Звякнул мобильный, Мину достала телефон из кармана юбки. Сообщение от Линнеи.

— Что-то случилось? — спросил Густав.

— Нет, — солгала Мину. — Ничего.

Деревья отбрасывали длинные тени, но прохлады не было. Наоборот, в лесу жара чувствовалась больше. Воздух был тяжелым и пах смолой, хвоей и нагретым деревом. И еще чем-то лесным, чему Анна-Карин не знала названия. Она глубоко дышала, идя по узкой тропинке, вьющейся среди черничника и корявых стволов.

Стояла тишина. Но покоя, к которому так стремилась Анна-Карин, и здесь не было.

Лес, животные и дедушка всегда спасали Анну-Карин в трудные минуты. Но только когда мама перевезла ее жить в квартиру в центре Энгельсфорса, Анна-Карин поняла, как много они значили в ее жизни.

Хутор продали. Дедушка жил в доме престарелых. Но лес по-прежнему был другом Анны-Карин. В летние каникулы она приходила сюда почти ежедневно. Прочь от городской суеты и толчеи, от назойливых взглядов чужих людей, от асфальта, бетона и грязи. Здесь она могла дышать. Здесь она даже могла мечтать.

Да. Так было всегда. Но не сегодня.

Все дети в Энгельсфорсе почти с рождения знают: в лесу нужно ходить по тропинке. На карты и компасы полагаться нельзя, все попытки провести в лесу соревнования по спортивному ориентированию неизменно заканчивались розыском пропавших людей. Впечатление такое, будто изнутри лес больше, чем когда смотришь на него снаружи.

Анна-Карин сама знает нескольких людей, без вести пропавших в лесу.

Однако до сегодняшнего дня лес никогда не казался ей враждебным, хотя для городского жителя страх перед лесом — чувство вполне обычное. Сегодня птицы молчат и даже насекомых не слышно. Но Анна-Карин продолжает идти все глубже и глубже в лес.

На ее висках выступили капли пота, и она вдруг поняла, что дорога идет на подъем. Горка пологая, не сразу заметишь, но ноги устают. Вот справа затопленная старая шахта. В воде отразился солнечный луч, и Анне-Карин захотелось пить. Почему она не взяла с собой воду?

Подъем становился все круче, почва сделалась каменистой и твердой. Жара усиливалась. Ветки, нависавшие над дорогой, шуршали сухой листвой. Анна-Карин тяжело дышала, губы были солеными от пота.

Вот и вершина. Земля стала более ровной, лес поредел. Анна-Карин села на трухлявый пень, чтобы отдышаться. Пить хотелось нестерпимо, губы потрескались, перед закрытыми глазами плыли разноцветные круги. Анна-Карин старалась дышать ровно и спокойно, но облегчения не наступало, казалось, будто она снова и снова втягивает в себя уже использованный воздух.

Анна-Карин открыла глаза.

Воздух дрожал. Все предметы вокруг казались необычно яркими, запахи усилились.

Невдалеке от Анны-Карин стояло мертвое дерево. Оно напоминало человека, простершего руки к небу. В нижней части ствола зияло отверстие, похожее на рот. И тут, и там свисали лоскутья пепельно-серой коры.

Этого дерева здесь раньше не было.

Что за бред! Деревья не могут приходить и уходить. Тем более мертвые деревья.

Анна-Карин поднялась на ноги. Голова снова закружилась. Надо идти домой. Пить.

Но дерево манило ее. Она сошла с тропинки и двинулась к дереву. Сухие ветки трещали под ногами. В тишине звук казался оглушительным. Кустики черники так высохли, что под ногой Анны-Карин рассыпались в пыль. Она протянула руку, погладила горячий ствол дерева и пошла дальше, как будто во сне.

Позади странного дерева начинался обрыв. Внизу виднелись трубы старого завода.

Там и тут стояли голые стволы деревьев. Высокие и прямые, они белели на солнце, как кости.

«Это не засуха», — подумала Анна-Карин, сама не зная, откуда эта уверенность. Лес погиб от чего-то другого.

Она медленно обернулась. И не сразу заметила лисицу, стоящую возле пня, где она только что сидела. Янтарные глаза зверя спокойно смотрели на девушку.

От нестерпимой жары давило мозг, пот струился по лицу Анны-Карин, но она не двигалась, боясь спугнуть животное.

Однако пошевелиться все же пришлось — вытереть разъедавший глаза пот.

Когда Анна-Карин вновь посмотрела на пень, лисицы там уже не было.

Анна-Карин вышла из лифта в доме престарелых. Линолеум под ногами издавал противный чавкающий звук. Дедушка сидел в инвалидном кресле у окна гостиной. Какой же он худой! Анне-Карин кажется, что с тех пор, как они виделись в прошлый раз, дедушка стал еще меньше и тоньше.

Кроме дедушки, в комнате никого нет. Если не считать дремлющую на стуле в углу женщину с типичной старушечьей прической. Дедушка кивает Анне-Карин. Его глаза улыбаются. Он ее узнал. Значит, чувствует себя сегодня неплохо. Она протягивает дедушке журнал кроссвордов, который купила для него в киоске.

— Ты меня не хочешь обнять? — спрашивает он, кладя газету на столик.

— Я потная, тебе будет неприятно.

— Ерунда! Иди ко мне!

Раньше они никогда не обнимались, но в доме престарелых дедушка сильно изменился. Анна-Карин осторожно обнимает его худые плечи:

— Ты сегодня ел, дедушка?

— Я не голоден. Я же ничего не делаю, только сижу или лежу, с чего мне проголодаться?

Сердце Анны-Карин сжимается — она опять вспоминает: пожар в коровнике и дедушкина болезнь произошли по ее вине.

— Да по жаре и есть-то не хочется, — добавляет дедушка.

— Но ты хотя бы пьешь? — спрашивает Анна-Карин, косясь на полупустой стакан с апельсиновым соком на столике.

— Пью-пью, — говорит он, досадливо отмахиваясь от ее вопросов.

Нужно узнать у нянечки, правду ли говорит дедушка. Прошлым летом он пил так мало, что пришлось ставить ему капельницу.

— Что сегодня делала? — спрашивает дедушка. — В лесу была?

— Да, — говорит Анна-Карин и замолкает.

Каждый раз, когда она навещает деда, тот просит ее подробно рассказывать обо всем, что она видела в лесу, — обо всех мелочах, запахах, звуках. Но она не знает, стоит ли говорить деду о том, что ей пришлось пережить сегодня в лесу.

— Эй! Ты о чем задумалась?

Анна-Карин вздрогнула и решилась. Она расскажет деду про мертвый молчащий лес. Потому что ему важно чувствовать себя нужным, важно знать, что его мнение кому-то интересно.

Дедушка слушает молча, но Анна-Карин видит, что он весь превратился в слух.

Когда она начала рассказывать про мертвое дерево, он взял ее за руку.

— Значит, ты сошла с тропинки, — сказал он. — Никогда больше так не делай.

— Я не уходила далеко.

— Достаточно сделать один шаг в сторону, и ты уже оказываешься во власти леса. Там идет своя жизнь. Никогда не сходи с тропинки, Анна-Карин.

Она с беспокойством посмотрела на дедушку. Он всегда учил ее относиться к природе с уважением, но не бояться ее.

— Что ты имеешь в виду? — спросила она.

Но дедушка не ответил. Он смотрел в сторону коридора — там, радостно улыбаясь и размахивая руками, шел Оке, старинный дедушкин друг.

— Оке идет, — сказала Анна-Карин.

Дедушка откашлялся:

— Да, Оке. Очень рад.

Анна-Карин улыбнулась Оке.

— Ты стала так похожа на маму, — сказал Оке.

Улыбка Анны-Карин стала натянутой. В ее кармане звякнул мобильный.

Эсэмэска от Мину.

Ида вышла на заднее крыльцо дома. Идти по дощатому полу было приятно. Она перегнулась через перила и втянула в себя сладковатый душный воздух.