Саиб улыбался, обметая колено колючей метелкой травы. Он испытывал ее.

Правду ли говорит девушка? Идет ли она действительно в ту деревню, которую назвала?

— Твой Джайхар втоптан в землю. Всех крестьян загнали в дома и пустили на деревню слонов. Это зато, что джайхарцы бунтовали. Если у тебя там были братья и сестры, — молись за них твоему богу Яме. Их уже нет в живых.

— Ай-ай!… Слоны!… — Лела закрыла глаза. — Слоны растоптали деревню!… — Она точно снова видела изломанный бамбук деревенских хижин, кости юношей и девушек, втоптанные в землю…

Лела прижала ладони к глазам. «Горе мне, горе!…» — плакала Лела.

Саиб улыбнулся. Нет, девушка не лжет. Это были непритворные слезы. Так плакать можно только о родных братьях и сестрах. Но что же значит эта одежда северянки?

— Довести до привала! — коротко приказал саиб.

Двое в чалмах и куртках с серебряными пуговицами толкнули Лелу в спину.

Верблюжья тропа сворачивала в лес. Голые выжженные места открылись в лесу, по краям лесной прогалины зачернели обгорелые стволы.

«Те самые места, о которых говорил Чандра-Синг!» — узнала Лела.

Скоро заросли поредели, открылась большая поляна, и старый храм на ней, оплетенный хмелем почти до самой крыши.

Нарядная палатка стояла на поляне. Додвалла и слуги легли на траве у откидной полы палатки. Всё те же двое людей в одинаковых куртках уселись в стороне, на поваленный ствол дерева, сторожить Лелу.

Когда зашло солнце, слуги прикрутили ее за руки к дереву и ушли.

Несколько дней Лела провела на полянке, у поваленного дерева. Слуги стерегли ее с рассвета до захода солнца, а ночью она всё равно не могла бы бежать: в этих местах бродили тигры и к рассвету выходили к реке на водопой.

Ночью Лела заползала под навес из лиан и выбирала себе на земле местечко посуше. До утра слуги, наломав сухого бамбука, поддерживали огонь на поляне.

Скоро к тощему саибу прискакали откуда-то четверо человек на конях. Все были в белых пробковых шлемах, светлобородые, с длинными хлыстами и пистолетами у пояса. Они громко совещались о чем-то посреди поляны и спорили, но тощий саиб сказал им что-то, после чего все замолчали. Спешившись, все четверо вошли к нему в палатку.

Слуги, не смея дохнуть, ждали лежа на земле у входа. Что-то случилось. Тощий саиб был чем-то недоволен.

Так прошло несколько томительных жарких дневных часов.

Слуги задремали. Забылась и Лела, положив голову на руки. Солнце медленно клонилось к закату. Маленькие зеленые обезьяны резвились в густой листве дерева над ее головой. Вдруг обезьянки испуганно закричали и поскакали прочь.

Шум послышался за деревьями. Звон, топот, треск сбиваемых сучьев, — точно большая толпа ломилась лесом на поляну.

Лела вскочила. Кричали верблюды, точно их кто-то хлестал колкими бичами, метались слуги, весь маленький лагерь пришел в движение. Что такое? Лела ничего не могла понять.

— Беги! — заорал ей в самое ухо погонщик.

Она кинулась в чащу, но здесь еще явственнее был слышен этот шум, слитный, грозный, точно большое войско шло лесом, где-то очень близко.

Лела повернула обратно, добежала до храма и остановилась.

Огромная каменная фигура с лицом женщины и телом животного лежала на крыше храма. Тяжелые каменные веки богини были низко опущены над слепыми выпуклыми глазами; в одной руке она держала каменную змею, в другой — мертвую голову и пучок веревок. Это была Кали — супруга грозного Шивы, Кали-Разрушительница, она же Дурги тысячерукая, богиня с лицом женщины и с туловищем священной коровы.

Шум приближался. Большая толпа шла к поляне. Факелы тусклыми огненными точками начали зажигаться в чаще леса.

Куда укрыться?… Между телом богини и камнем, на который опирались ее согнутые руки, была большая щель. Лела взобралась на крышу храма и проползла сквозь щель в полое тело богини.

Толпа шла мимо, дымя факелами, звеня оружием; Лела слышала нестройные голоса. Потом всё затихло.

Девочка плотней закуталась в свой платок и заползла поглубже. До полуночи было еще далеко. Лела долго ждала чего-то, сама не зная чего, потом уснула. Очнулась она нескоро, не то от ночного холода, не то от шороха осторожных шагов по крыше храма. Кто-то негромко говорил над самой ее головой.

— Зверь сам идет к нам в руки. Орудийный поезд уже недалек от переправы… И Чандра с ними в обозе, второй раз он присылает с мальчишками вести.

«Чандра-Синг?»… — Лела насторожилась.

— Райоты все в сборе, — продолжал тот же голос. — Человек четыреста сейчас прошло к назначенному месту. Оружие у всех есть. Успеют ли твои аллигурцы из крепости на подмогу, Лалл-Синг?

— Успеют, — ответил молодой смеющийся голос. — Я на моем Робинзоне, не торопясь, доскакал до Ранпура из Дели за семь часов. Значит, мои сипаи прибегут за полсуток. Без ружей и амуниции они бежали вровень с полковничьим конем. Или ты уже забыл, начальник?

— Всё помню, — отвечал первый голос. — Людей по домам Ранпура расставишь ты, Лалл-Синг. Чандра-Синг сам поведет поезд к переправе.

— Ты останешься здесь?

— Да, до утра. С этой крыши хорошо видна дорога.

Лела услышала, как кто-то осторожно вползает к ней в каменное углубление под изваянием богини.

Девочка замерла. Она попыталась на руках подтянуться глубже, но двигаться было некуда.

В тишине она отчетливо слышала чье-то близкое дыхание.

Человек сидел рядом, почти вплотную к ней.

Человек молчал. Кто был он: друг? враг?

Так они сидели долго-долго. Лела боялась дышать, боялась шевельнуть затекшей ногой. В щель она видела, что небо слегка посерело, слабый свет разлился над лесом.

И тут в предрассветном молчании леса Лела отчетливо различила какие-то новые звуки.

Сердитое рычание поодаль, заглушенный прыжок тяжелого тела, тишина, и снова прыжок…

Испуганно просвистала птица. Всё замерло в лесу. Это тигр шел на водопой перед восходом солнца.

Снова рычание, потом прыжок куда-то в сторону, и тишина. Тигр удалялся.

Лела сидела тихо, не смея шелохнуться.

— Тигр идет на водопой! — сама того не замечая, прошептала Лела.

И тотчас голос рядом ответил:

— Охотник ждет в кустах!

— Кто тут?

— Охотник, — ответил голос.

— Тот самый, к которому меня послал Чандра-Синг?

— Должно быть, тот самый. А ты кто, мальчик или женщина? — спросил голос, чуть-чуть удивленный.

— Солнце взойдет, увидишь, — сказала Лела.

— Кто же ты, скажи, — настаивал человек.

— Я — Лела, дочь Батмы, — сказала девочка.

Человек ответил не сразу, точно волнение вдруг перехватило ему горло.

— Откуда ты родом, Лела? — спросил он.

— Из Раджпутаны.

— Твою мать звали Батма Севани?

— Да. А разве ты знал ее?

Снова молчание, точно человек не мог справиться с волнением.

— Покажись мне, — минуту спустя сказал голос.

Человек притянул Лелу к полосе света, падавшей из щели, и долго всматривался в ее лицо, с жадным вниманием. Лела видела в полумраке его длинные полуседые волосы, слабо мерцающие глаза и этот странный изуродованный рот…

— Кто ты? — испуганно спросила Лела.

Человек не отвечал.

— Тебя послал ко мне Чандра-Синг?

И тут Лела вспомнила о запечатанной палочке.

— Письмо!… Оно осталось под деревом. Прости меня. Я не виновата! Это тощий саиб! — в смятении проговорила Лела.

— Письмо от Чандра-Синга? Да он сам поспеет сюда раньше своего письма! Я скоро увижу его, дитя.

И человек на руках подтянулся к щели.

— Ты вернешься? — спросила Лела.

— Да, — сказал он, — вернусь! Не бойся ничего!

Лела почувствовала неожиданную ласку в этом суровом незнакомом голосе.

— Жди меня, Лела! — повторил человек. — Я скоро приду.

Он неслышно выполз из тела богини.

Лела лежала скорчившись. Высоко поднялось солнце, накалило каменную спину богини. Потом снова стало прохладно. Так прошел день.

Человек не приходил.

«Неужели придется просидеть здесь еще одну ночь?» — в тревоге думала Лела.