— Ты смела, Лела, — сказал Инсур. — И ты хорошо знаешь язык саибов.

Он нарисовал на песке извилистую линию холмов, старое русло канала и уходящую на северо-запад узкую черту Курнаульского шоссе.

— Вот! — сказал Инсур, ткнув палочкой в левое крыло лагеря. — Здесь идут какие-то большие работы. Надо узнать, что замыслили саибы.

До старого русла канала, замыкавшего британский лагерь слева, добраться было легко, постройки загородного Птичьего Рынка, хоть и наполовину разрушенные стодневной артиллерийской стрельбой, служили достаточным прикрытием. Но дальше, за Птичьим Рынком, начиналось открытое поле. Конные пикеты противника постоянно разъезжали здесь.

Лела с Застрой пробрались вдоль выбоин в земле, вдоль побитых пулями кустов, и сползли потихоньку в русло высохшего канала, обегавшего лагерь с левой стороны.

Всё было тихо. Они осторожно поползли дальше по высохшему руслу. Сухой бурьян зашуршал у Лелы под рукой.

— Кто идет? — тотчас крикнули где-то близко, на английском языке с туземным акцентом.

На другой стороне канала стоял кавалерийский пикет.

Лела замерла.

Возглас не повторился.

Они ждали долго, потом осторожно поползли дальше.

По правому берегу канала длинным рядом стояли крытые обозные повозки. Лела с Застрой выползли на берег и спрятались между колес.

Проскакал разъезд конных, в красных и синих тюрбанах. Длинные волосы всадников трепались по ветру. Лела узнала резкую раскатистую речь сикхов.

Снова всё стало тихо. Потом несколько человек подошли к повозке. Они уселись на землю с другой ее стороны.

— Завтра придется всё перетаскивать на другое место, — сказал один. — Белуджи пришли.

— Да, тесно стало в лагере. Их больше тысячи человек.

— Послезавтра ждут новый батальон кавалерии.

— Сикхи?

— Нет, кашмирцы.

— Вильсон набрал сюда людей со всей земли.

— Он хочет запереть перед штурмом все выходы из города.

Они замолчали.

— Ползем дальше, Застра! — прошептала Лела.

— Погоди, пусть отойдут, — тихонько сказал ласкар.

Обозные отпрягли волов и увели их к водоему. Лела с Застрой выбрались из путаницы телег. Осмелев, они шли дальше.

Справа дымились костры. Какие-то люди сидели вокруг огня. Пахло дымом, козлятина варилась в больших котлах.

Лела видела туго завернутые чалмы людей, с узлом над правым ухом, их белые халаты с резкой черной каймой, слышала незнакомую гортанную речь.

— Это белуджи, — сказал Застра. — Белуджи-кочевники, я знаю их язык. Ласкар стал слушать.

— Запрем город, — говорил высокий человек в полосатом бурнусе, с кудрявой черной бородой, — обложим его со всех сторон и всех проклятых пурбийцев перережем. Они поносили имя аллаха!…

— Пурбийцы!… Так они называют индусов Доаба! — взволнованно прошептал Застра. — Их научили саибы!

— Всех перережем! — повторил чернобородый. — Иначе они пойдут на нашу землю, заберут наши пастбища, угонят наш скот…

— Кто тебе говорил это! — вдруг, не стерпев, закричал из темноты Застра. — Кто тебе говорил это, глупый человек?…

Забыв об опасности, Застра вышел к костру. Он был бледен от злобы.

«Что он делает!… — Лела замерла в траве. — Он всё погубит, сумасшедший ласкар!…»

— Феринги обманули вас! — задыхаясь, сказал оружейник. — Они хотят вашими руками взять Дели, а потом задушить и наш народ, и ваше вольное племя.

— Что он говорит? — громко спросил человек в полосатом бурнусе. — Что он такое говорит?

— Они так всегда делают, феринги, — сказал Застра. — Воюют чужими руками.

Все головы повернулись к нему. Ласкара слушали.

— В городе у вас нет врагов, — сказал ласкар, широким жестом указывая на крепость. — Там живут мирные люди. Они как братья готовы дружить с вами и не хотят вашей земли. Надо прогнать чужеземцев-ферингов, — говорят наши индусы, — и тогда каждый сможет спокойно возделывать свое поле, пасти скот на своей земле и веровать в своего бога. Феринги обманывают вас, чтобы посеять рознь между братьями — земледельцами одной страны и пастухами другой. Не верьте чужеземцам, сыны пустыни!

Все молчали вокруг костра. Застра видел смущение на лицах.

— Он говорит правду, — несмело сказал чей-то голос.

Но высокий белудж в полосатом бурнусе, должно быть начальник отряда, подбежал к огню.

— Индус лжет! — крикнул высокий. — Он подослан оттуда!

Оскалившись, белудж указал в сторону Дели.

— Он подослан из города, — бессмысленно смеясь, сказал белудж. — Я знаю, мне говорили офицеры ферингов… Проклятые пурбийцы, они ополчились на нашу веру! Они хотят, чтобы мы поклонялись их поганым богам, двухголовым и шестируким. Чтобы мы верили в бога, сидящего на цветке, немыслимого бога, едущего на летучей мыши, на рыбе, на орле… Бога, который каждый год умирает и каждый год рождается снова… Чтобы трупы наших воинов мы не хоронили в земле, а сжигали на кострах, как тела презренных индусов. Тьфу!…

Белудж плюнул на землю.

— Да, да! — послышались голоса. — Гаффар прав! Гаффар знает лучше, — он дружен с большими начальниками ферингов. Сам Никкуль-Сейн подарил ему серебряную шашку.

— Да, да… Индус лжет!

— Взять его! Поганого пурбийца!

Застра стоял не шевелясь. Но едва белуджи подбежали к нему, одним прыжком, почти без разбега, он перемахнул через костер. От неожиданности люди по ту сторону костра расступились. Но тотчас бросились за ним вслед. Шагах в двадцати плотным строем в несколько рядов стояли обозные фуры. Ласкар нырнул под них.

— Он там, там! — закричали кочевники, несколько человек полезли под колеса телег. Ласкар, быстро изменив в темноте направление, уходил уже другой стороной. Он пробежал, прошелестев по траве босыми ногами, у самого плеча Лелы. «Уходи скорее», — успел шепнуть ласкар. И действительно, белуджи уже рассыпались по всем направлениям, шарили во всех кустах. Лела тихонько приподнялась и побежала.

В замешательстве она вдруг перестала понимать, где канал и куда ей нужно повернуть. Кажется, она бежала в сторону, противоположную каналу. Длинный поезд крытых парусиною пушек преградил ей дорогу. Лела побежала в обход, завернула за какие-то деревянные будки и неожиданно для самой себя очутилась среди офицерских палаток.

Их было много. Спальные палатки, обеденные, гостиные, большая четырехскатная палатка офицерского собрания, — целый город, белый, шелестящий полотняный город. Куда же теперь идти?

Лела стояла в узком проходе, не зная, куда повернуть.

— Кого ищешь? — строго окликнул ее какой-то проходивший мимо солдат.

— Полковника Гарриса, — быстро ответила Лела. — Меня послали к нему в конюхи.

— Разве полковник не в своей палатке?

— Нет.

— Да вот как раз он сам идет! Должно быть, на совет к генералу.

Высокий офицер с коротко подстриженными светлыми усами шагал им навстречу.

Просившийся к нему в конюхи молоденький индус неожиданно побледнел и быстро шмыгнул куда-то вбок, за палатку. Полковник шагал туда же.

Лела легла на землю и заползла под наружную полу какой-то большой палатки. Внутри пахло дорогим табаком и цветочной эссенцией.

Полотняные стены палатки были двойные, — так всегда делают в Индии для защиты от солнца. Между одной полой и другой было около фута пространства. В этом пространстве поместилась Лела.

Сквозь второе полотно Лела видела тени, чьи-то головы склонились над неярким светом. Здесь совещались саибы.

У Лелы сильно забилось сердце.

— Можно ли верить старой обезьяне? — говорил очень близко за полотном чей-то насмешливый голос.

— И всё же обратить внимание на последнее предложение шаха необходимо! — возразил другой голос, скрипучий и бесстрастный. — Может быть, старый шут не врет? Надо добиться ясности. Если старик не лжет и действительно готов открыть нашим войскам ворота дворца со стороны реки, то такой план штурма города, конечно, представит ряд выгод по сравнению с первым. Во-первых, тогда наш левый фланг будет упираться в реку, и, значит, слева мы будем неуязвимы. Во-вторых…