Я смотрю на очутившегося рядом вампира и отпускаю руку с закатанным рукавом, но вместо этого моя кисть быстро оказывается в его пальцах и как бы я не тянула ее обратно - у меня не получается ее высвободить. Я не передумала, но считаю, что это лишнее.

- Я не могу доставить тебя на Юг, как бы ты этого не просила. Я убью тебя. Это не будет моей прихотью и не принесет удовольствия.

Я пытаюсь отойти от него подальше, но тем не менее остаюсь на месте, дверь под его плечом не открывается. Он загораживает им окошко, так что я не вижу, что происходит внутри. Это не важно, наверное.

- Карен?

Он кивает, но тут же отворачивается. Я слышу, как он скрипит зубами. Меня тянет назад, но в этот раз это делают волны. Раф продолжает нависать надо мной, опираясь ладонью в доску.

- Да. Если мы вернемся туда - я убью тебя и вернусь к ней. Вот почему я злюсь и только потом из-за голода.

Это я должна была заметить? Интересно каким это образом? По компасу? Или… Я не знаю.

- Стоит нам оказаться чуть южнее выбранной Карен точки и…

Он теперь кладет голову мне на плечо, точнее упирается в лбом и слегка потирается о него. Я слышу, как из его груди вырывается стон.

- Прости меня, Алекс.

Не знаю, что сделала бы я при спокойной погоде - отпрыгнула бы от него или оттолкнула.

Вряд ли. И тот и другой вариант мало вероятен.

Стало ли мне страшно?

Нет. Мне стало холодно. Еще холоднее, чем было под ледяными брызгами и каплями дождя, хлещущими со всех сторон

- Или? Тут ведь должно быть или?

Вампир молчит, спустя мгновение поднимает ко мне свое лицо.

- Да. Я отвезу тебя к людям. Во всяком случае я должен постараться сделать это.

- И?

Он не отвечает, впрочем, этого и не нужно. Тут все и так становится понятно.

- Буду свободен.

Раф перестанет подчиняться Карен. Чокнутая уже не будет мучать его.

Он правду говорит? Или?..

Да, правду. Все остальные мысли - чушь собачья.

Вопрос только: почему признался именно сейчас? Совесть замучала или и в самом деле у него ничего не получается с этим его долбанным гипнозом? Всерьез надеется, что я выберу его?

- Так в этом все было дело, - говорю я медленно, но спохватившись, задаю следующий вопрос: - За что ты просишь прощения?

Я все еще стою, как вкопанная, закрываю глаза от прилетевшего плевка Посейдона, а может быть его сирен, русалок или еще от какой твари. Мне все равно что он ответит. Так должно быть.

- Опять просишь сделать меня выбор? За это?

Именно. Его продолжительный взгляд и молчание говорят о не произнесенном вслух положительном ответе.

- Ну, так и выбирать нечего, - говорю я, продолжая как можно более ровно. - Мы идем в Делавэр, а потом будет Балтимор, Норфолк, Чальстон, пока мы не достигнем Эверглейдса.

Мы встретим Джейка еще до Чарльстона. Он будет в Делавере, а Раф - он может делать что хочет!

- Алекс!

- И иди поохоться. Все равно во всех трех вариантах мне ничего хорошего не светит.

Вонзить зубы, оторвать голову, выдрать кусок плоти, прикоснуться клыками к еще бьющемуся сердцу.

Выпустить монстра! Выгулять его. Поддаться звериному я и не опасаться, что кто-то увидит, осудит, испугается или наделает в штаны от ужаса.

Не обращать внимания. Не вдумываться, не заглядывать глаза. Не вслушиваться в слова. Ни придавать значения интонациям голосов и солено-кислым ароматам, сигнализирующим о приближении ангела смерти.

“Смерть пахнет слезами и разочарованием.”

Все правильно. Только прощаясь с жизнью, в тот момент ты осознаешь, как бездарно ее прожил, тогда и только тогда ты понимаешь, что действительно ты сделал неправильно и потерял.

Не беспокоиться о том в каком виде он вернется домой в пустую квартиру, где его никто не ждет. Испачканная одежда и отталкивающая внешность теперь не должны беспокоить его.

“Ты знаешь, я не удивлена.”

“Мы можем не разговаривать!”

Джейк сначала просто идет, но переполняющее, изводящее чувство требует сделать хоть что-то, только бы занять себя, хоть на какое-то время избавиться от него. Он срывается на бег, набрасывается на одного из вампиров, что преследует его. Зажигалка появляется в руках в мгновение ока. Он не слышит криков, их попросту нет - бессмертное существо сгорает быстрее клочка бумаги.

“Я соскучилась. Мы редко видимся и мало общаемся.”

“Этого хватит на ближайшие пять лет!”

“Я тоже помню наши встречи, с нежностью вспоминаю каждое такое мгновение.”

“Карен, что тебе нужно?”

Карен смотрит на него секунды три, ничего не говоря, а потом пожимает плечами.

“Поговорить. Я ведь все вижу.”

“Ты причина всего происходящего.”

“Неправда!”

Ев звонкий возглас отражается между небоскребами, звенит в еще сохранившихся стеклах, вибрирует в пластике.

“Виноват ты и твоя…”

Карен замолкает и ожесточенно качает головой, словно уговаривает себя не делать этого.

“И твоя подружка.”

“Вот как. Ладно, я еще понимаю почему она, но вот я?.. Это за гранью моего понимания.”

Она поджимает губы и отводит глаза.

“Ты виноват, потому что раз за разом продолжаешь выбирать таких женщин!”

Карен не успевает вскрикнуть. Она не задыхается. Ей всего лишь больно и неудобно. Наверное, еще и неловко предстать в таком виде перед остальными. Он держит ее, схватив за шею, приподняв над землей. Пальцы сжимаются на ее тонкой шее, еще немного и пробьют кожу, уперевшись в крепкие кости, может быть даже клыки.

“Сколько раз ты лезла в мою жизнь со своими благими намерениями?”

“Раз десять! Не так уж и много за три сотни лет!”

Этого достаточно! Она сопротивляется, шипит и изрыгает проклятия, но потом успокаивается, повисает в руках подобно гигантской марионетке.

“Я не вмешивалась!.. Но до поры до времени! Кто виноват, что ты выбирал шлюх?!”

У нее хватило мозгов употребить прошедшее время и не приобщить Алекс к этому прозвищу.

“Теперь ты не выбираешь выражения! И сейчас скажешь, что не вмешивалась?”

“И сейчас! Никогда! Я следила и держала под контролем, но я не сделала ничего, чтобы у них засвербило, чтобы они прыгнули к кому-то в кровать, не выбрасывала эндорфины и феромоны в их кровь, когда они влюблялись! Проблема в тебе! Чего ты не дал им? Проблема в них - они были шлюхами!”

Джейк рычит, бросается на первое яркое пятно. Последнее что он видит - оно дрожит и дергается из стороны в сторону. Приходит облегчение и длится оно до тех пор, пока трепыхается его “мотылек”.

“Ты знаешь, что я не лгу. Вдумайся в мои слова, вспомни все! Наверняка были те, кто что-то пытался вернуть, обратить события вспять, искал встреч или писал письма. Ты думаешь: это я просила их об этом?!”

Его не волнует кем бы этот человек и как могла сложиться его судьба. Ему все равно на этого маньяка, убийцу, педофила, извращенца. Оранжевое пятно заслужило эту участь, иначе оно бы не оказалось здесь.

Вряд ли наступившее ощущение можно назвать сытостью. Скорее его можно приравнять к облегчению или к неожиданному приливу сил. Мотылек обмякает в руках, давит своей тяжестью, шумно опускается на пол, придавив ботинки.

“Я сделала тебе одолжение! До того как она разбила бы тебе сердце!”

Чудно слышать такое от Карен. Эти слова горьки, но есть в них изрядная доля романтики и нежности. Он отпустил ее, поставил на ноги со звонким стуком шпилек об жестянку сорванного дорожного знака.

“До того, как ты бы убил ее!”

“Не лукавь, милая сестрица!”

Он делает вид что смеется, но на самом деле цепляется за эту мысль, только бы забыть, загнать подальше просящийся на язык вопрос.

“Брось это все! С каких пор тебе не плевать?!”

“Она - живое доказательство моей правоты и искренности, и честности!”

Джейк бежит дальше, навстречу выбежавшим монстрам, он прорезает их толпу, словно горячий нож масло. В нем так много силы, но еще больше ярости и обиды, и злобы.