Совсем скоро Грегордиан взбежал со мной по знакомой узкой лестнице и остановился в коридоре напротив дверей в свои покои.

— К тебе или ко мне? — ухмыльнувшись, спросил он, и это прозвучало как-то настолько… по нормальному, что ли. Так, словно мы и правда два вполне себе обычных разумных индивидуума, решающих прозаичный вопрос, на чьей территории продолжить общение.

— Тебя интересует мое мнение? — у меня сейчас не было сил даже на полноценное удивление. Похоже, запас любой эмоциональной энергии временно был исчерпан.

— Я же спросил.

— Тогда мне сейчас все равно!

— Значит, ко мне, — решил Грегордиан, толкая ногой свою дверь.

Захлопнув ногой дверь, Грегордиан прямиком направился в свою черную купальню. Поставив все еще всхлипывающую и вздрагивающую меня на пол у стены с «живым» душем, он быстро и аккуратно разорвал мое платье от ворота до подола и такими же выверенными движениями разделался с рукавами. Очевидно, чтобы не тянуть через изрезанные кисти. Отбросив превратившееся в кусок тряпки платье в сторону, он не менее бесцеремонно и деловито уничтожил и белье. Потом быстро, но несуетливо разделся сам. Лицо его при этом было совершенно непроницаемо. Обхватил меня рукой пониже талии так, что его здоровенная ладонь накрыла мою задницу, приподнял на бедре, как иногда делают при переноске детей, он перешел со мной в чашу под душем. Едва полившаяся вода добралась до моих рук, я заскулила от резкой щиплющей боли. Сам же деспот дискомфорт от попадания воды на раны выдал только одним резким глубоким вдохом. Мы просто стояли под потоком, позволяя ему смывать всю кровь. Грегордиан не делал ни единого движения, просто смотрел на меня не отрываясь, неторопливо скользя взглядом ото лба к глазам и скулам, потом к губам, вдоль шеи и ключиц, ниже к груди. Из-за совершенно лишенного эмоций взгляда это могло напоминать некую хозяйскую ревизию моего состояния, если бы я не чувствовала стремительно растущую у своего живота эрекцию. Возможно, в другое время бы ощутила себя неуютно от этого молчаливого визуального ощупывания, но сейчас была для этого слишком вымотана и поэтому позволила себе просто ответное открытое рассматривание. Так странно, что я не замечала до этого, насколько у него длинные и густые нижние ресницы, а в темно-серой радужке есть тончайшие извилистые росчерки густо-синего, почти черного.

— Этот твой дурацкий отбор… — пробормотала я, не надеясь особо на ответ. — Зачем так рисковать?

— Не было никакого риска, — чуть двинул плечом Грегордиан.

— Тебя ранили! — указала я на очевидное.

— Слегка поцарапали, — небрежно хмыкнул он. — За всю историю Тахейн Глиффа лишь одного моего предка убили и одного ранили во время отборов.

— О, это, конечно, убеждает меня в совершенной безопасности данного абсолютно бессмысленного мероприятия! — я даже не задумалась над тем, что, продолжая тему, могу перейти призрачные границы его терпения.

— Никто не станет служить слабому лидеру, Эдна! Так что смысл есть, и он более чем очевиден.

Ненавижу этот гребаный мир и его законы. Ну я ведь это уже говорила, да?

— Что за веселье быть чертовым правителем чего-то там, если нужно постоянно подвергать свою задницу риску? — я не столько спрашивала, сколько просто ворчала себе под нос.

Деспот ничего не ответил, и мы просто продолжили стоять там еще так долго, что я начала ощущать прилив сонливости из-за звука и прикосновения бесконечно льющейся воды, но гораздо больше от столь непривычной ауры полной расслабленности, исходящей от Грегордиана. Так ничего и не говоря, Грегордиан вышел из-под воды, когда счел нас достаточно чистыми. Его раны и порезы к тому времени совсем перестали кровоточить. После обычного мгновенного высушивания он отнес меня в спальню и усадил на край кровати, опускаясь напротив на корточки, и ничего не выходило поделать с тем фактом, что не могла полностью игнорировать факт наличия у него стояка, демонстрируемого, впрочем, как всегда, бесстыдно-естественно.

— Ты со мной разговариваешь, — я послушно сидела, упрямо стараясь глядеть ему только в лицо, пока он тщательно осматривал мои руки.

— А раньше разве я был нем? — усмехнулся деспот.

Ну, можно в каком-то смысле и так сказать.

— Почему мне нужно себя как-то искалечить, чтобы ты был таким? — не выдержав, я все же зевнула и шмыгнула носом.

— Вообще-то, за то, что ты нанесла себе вред, я намерен наказать и тебя, и тех, кто за тобой не уследил, — беззлобным ровным тоном произнес деспот, располагая мои руки вниз ладонями на моих же коленях. — И что ты подразумеваешь под «таким»?

Он, чуть нахмурившись, пристально смотрел мне в глаза и казался настолько заинтересованным в моем ответе, насколько это вообще возможно. У тебя, Аня, глюки от нервов.

— Заботишься обо мне, — однако ответила я, пойманная цепким захватом его внимательного взгляда. — Ведешь себя так, будто я тебе нужна, и тебе не совсем наплевать на то, что я чувствую.

Еще несколько секунд Грегордиан продолжал всматриваться в меня, будто определял степень серьезности сказанного, а потом, скривившись в ухмылке, вернулся к моим рукам, обрывая этот непривычный контакт.

— Не припоминаю, чтобы я упоминал когда-то, что ты мне не нужна. Я хочу тебя, Эдна. Думаю, это более чем очевидно, — кивнул он вниз на свою не спадающую эрекцию, и его член, словно соглашаясь с ним, дернулся у его живота, заставляя меня непроизвольно сглотнуть. Ну почему ни при каких проклятых обстоятельствах мне не удается игнорировать его просто фатальную для меня сексуальную привлекательность? Где же чертова кнопка отключения у этого безумия?

— Чтобы удовлетворять меня, ты должна быть здорова, — продолжил раскладывать по полочкам в нужном ему порядке деспот, с каждым словом развеивая и без того призрачную и надуманную мною атмосферу романтики. — А так как я желаю не просто удовлетворения, которое могу получить в любой момент с кем угодно, а ответного желания, то, как мы выяснили, тебе нужно пребывать в хорошем настроении. Так что не вижу ничего нелогичного в своих действиях.

— Как только ты начинаешь говорить, то портишь все, что хоть немного кажется мне хорошим, — устало вздохнула я и просто откинулась на кровать, наплевав на вид, представший перед мужчиной. Ведь сам он не заморачивается. — Может, было бы и лучше, чтобы ты был немым.

— Хм. А мне казалось, что тебе как раз хотелось больше говорить со мной. Я что-то понял неверно, или ты считаешь, что придерживаться логики стоит только мне?

Никогда не думала, что я это однажды скажу.

— В задницу твою логику. Она делает все настолько гадким и безрадостным, что и жить не хочется.

Грегордиан тут же резко потянул меня за запястья, вынуждая снова сесть.

— В этом вопросе у тебя нет права голоса, и я тебе об этом уже говорил неоднократно! — он хмурился и позволил отчетливо прорезаться гневным ноткам, но меня сейчас не так легко напугать.

— Ага, я помню. Сидеть-стоять-лежать и не сметь умереть без разрешения, — фыркнула я и подняла глаза к потолку. Иногда это было просто невыносимо — смотреть на него и желать одновременно исцеловать это обветренное лицо и выцарапать его глаза.

— Именно так, Эдна, — надавил Грегордиан голосом. — А теперь я намерен тебя вылечить, и ты не станешь бороться и примешь мою энергию.

— Зачем? — пожимаю я плечами. — Все и так до завтра заживет!

— Заживет. Но ты нужна мне на ужине уже сегодня. — Естественно, мелкий инцидент не повод менять план мероприятий, Аня. — Поэтому просто расслабься и прими, что даю.

Ага, это еще один из принципов построения этих «неотношений» между нами. Все, что получаю, должно исходить от него и отвергнуть предложенное нельзя.

— Ладно, — смирилась я. — Я все равно дико устала с тобой бороться!

Да и смысл упорствовать сейчас? Я что, хочу продлить собственные неудобство и боль?

— Ну так не делай этого больше. Какой смысл вести заведомо проигрышное противостояние, точно зная, что силы до такой степени не равны? — Несмотря на, казалось бы, прежний властный тон мне чудятся совершенно невозможные уговаривающие интонации.