— Фейринский ублюдок! — выплюнул дракон, трясясь и сжимая кулаки до хруста. — Станешь принуждать женщину только потому, что тебе прикажет твой господин?

— Принуждать? И это со способностью асраи к обольщению? — прижал ладонь к сердцу Алево в театральном изумлении. — Поверь, она будет пылать и истекать влагой в моих руках раньше, чем я лишу ее одежды.

В этот момент я испытывала двойственные чувства. Мне было искренне жаль горячего драконьего принца, которого столь бессовестно натуральным образом «разводили» Грегордиан и Алево. Но при этом я не могла не восхититься нахальной игрой этих двух засранцев, наглой манипуляцией ради достижения нужного результата. Учись, Аня. Тебе тут жить. Украдқой поглядывая на Илву, я отметила изменение выражения ее лица. Если при появлении Раффиса она натянула извечную маску сфинкса, то при виде его эмоций на грани физических страданий заметно смягчилась и глядела на принца если уж и не с сочувствием, то с настоящим интересом.

— Тогда твой первый раз с ней станет и последним! — обвиняюще ткнул рукой Раффис в Алево. — Как только ее невинность будет утрачена, с ней испарится и моя клятва никому не причинять тут вреда. И ты будешь первым, кого я прикончу!

— Может и так, принц, но вот только смерть не разъединит их души, — вместо асраи ответил Грегордиан, снова переключая внимание на себя. — Ты утратишь шанс связать себя со своей единственной навсегда!

— А после того, как я покажу ей, что такое мужчина с моим опытом, она не захочет и взглянуть в сторону того, кто понятия не имеет, что делать с женщиной в постели.

Бедный Раффис, если у него и хватило бы разумности и самообладания противостоять кому-то одному, но двоих фейри, атакующих его разум жуткими перспективами, было явно многовато.

Запрокинув голову, он взревел, выгибаясь так, будто сквозь него пропустили высокое напряжение, и черты его на пару мгновений поплыли. И тут Илва стремительно вышла вперед, становясь перед ним безмолвным напоминанием. С огромным трудом принц взял себя в руки, скованный пристальным взглядом девушки, и, тяжело дыша, спросил:

— Ты хочешь, чтобы я помог своему врагу?

— Да, — Илва даже не кивнула, но ее ответ звучал окончательным.

— Хорошо, я сделаю все, что он потребует.

— Ты желаешь выдвинуть свои условия? Потребовать чего-то от меня? — Не только я, но деспот с асраи, скрывая явное удивление, уставились на девушку. Ведь Грегордиан четко дал понять, что ни о каких обязательствах с ее стороны речи не идет. С чего бы тогда ей самой подавать подобную идею принцу? Если только…

Недавняя ярость принца будто испарилась. Он смотрел на Илву с отчетливо читаемой грустью и каким-то странным пониманием.

— Нет. Мне не нужно от тебя ничего, что можно получить с помощью принуждения или шантажа, монна Илва. Достаточно и того, что ты станешь свободной от него.

И в этот момент я ощутила, как у меня запершило в горле и защипало в глазах. Столько откровенности, смирения и при этом настоящего достоинства исходило сейчас от этого молодого мужчины, что не восхититься этим было просто невозможно. Отворачиваясь, я наткнулась на пристальный взгляд Γрегордиана, который явно не пропустил мою взволнованность. Мне было жаль Раффиса, но и за Илвой я признавала полное право самой определять свою дальнейшую жизнь. К тому же кто сказал, что потом, гораздо позже, ее душа вот так же не расцветет и не оттает, как моя, и причиной этому не станет именно этот царственный дракон. Как там выразилась Дану? «Будет почва, прольется немного влаги и пригреет солнце, и вот уже отрастает заново». А по мне так не отрастет, а родится нечто совершенно новое, цельное и абсолютно уникальное.

Раффис подтвердил клятвой каждое слово выдвинутых Грегордианом требований, не отрываясь при этом глядя в глаза Илве. Она тоже не отвернулась и не отвела взгляд и, казалось, оставалась совершенно безразлична к происходящему, но что-то неуловимо изменилось в самой ее позе, в языке тела… а может ты, Аня, просто пытаешься увидеть то, чего нет, и придать всему ореол несуществующей на самом деле романтики.

— Когда я должен отправиться на границу за подкреплением? — тон Раффиса, наверное, в принципе не смог быть ещё суше.

— Немедленно! — ответил Грегордиан. — И учти, принц, если к ночи ты и твои драконы не явитесь в Тахейн Глифф, я буду считать нашу сделку недействительной. О последствиях ты знаешь.

Как ни странно, в этот раз Раффис не вспыхнул как спичка, а усмехнулся с видом человека, который точно знает, что ему лгут, но никого уличать в этом обмане он не собирается.

— Я не дам тебе ни единого повода расторгнуть эту договоренность, враг мой! — ответил он и стремительно покинул покои.

— Алево, с этого момента никто не должен покинуть Тахейн Глифф ни по воздуху, ни по морю, ни по земле, — сказал деспот, как только за принцем закрылись двери. — Нельзя чтобы до Хакона дошли вести о том, что принц драконов улетел отсюда. Он не идиот и может сделать выводы.

— Любой, кто попытается покинуть эти стены, будет убит, — кивнул асраи. — Что-то еще?

— Собери столько фоетов, скольқо нужно для переноса трех пассажиров, но только тихо, — и когда асраи кивнул, уточнил: — Ерина среди них быть не должно.

Лишь мгновенье длился некий визуальный диалог между деспотом и Алево, от которого мне почему-то стало немного жутковато, а затем асраи стремительно унесся исполнять приказания. А Грегордиан обратил свое внимание на Илву.

— Монна Илва, отправляйся к себе и собери все необходимое для нахождения вне моих стен в течение дня или двух, — и после краткого колебания добавил: — И возьми самое ценное, что ты хотела бы, возможно, забрать из этого мира. Будь готова в течение часа.

Не дожидаясь, пока мы останемся одни, деспот подошел ко мне и подхватил под ягодицы, прижимая так плотно, что мне только и оставалось, что обвить его руками и ногами, позволяя нести куда он сочтет нужным.

— К сожалению, прямо сейчас у нас нет времени на обряд супружеского слияния, Эдна, — пробормотал он, шагая в сторону купальни. — Но его достаточно, чтобы я напомнил тебе, почему ты всегда будешь принадлежать мне всем своим существом.

— Только не вздумай в воду полезть в одежде! — Первый же возмутительно-краткий поцелуй по пути сбил дыхание и подхлестнул ритм сердца. — Потом ее мокрую целую вечность стягивать придется. И вообще. Почему не постель?

— Без разницы, — проворчал Грегордиан, позволяя в двух словах всему сжигающему его плотскому голоду прорваться наружу, и тот потек дразнящим шелком по мне, свиваясь спиралями предвкушения в голове, в груди, в низу живота.

— И то верно! — засмеялась я, откидывая голову и упиваясь тем, как беспечно, счастливо прозвучала даже для собственных ушей.

Но Грегордиан мгновенно пресек мое веселье, заграбастав волосы в кулак и повернув голову, чтобы захватить мой рот с яростным напором, будто желая мгновенно сломить любую попытку обороны. Боже, как же я безумно люблю этот его безупречный, почти зверский натиск. Никаких дегустаций, прицеливаний и «позволь мне», а только безошибочное требование, не подразумевающее отказ, одно лютое «дай мне мое немедленно!». И я не просто даю — всю себя вливаю в этот поглощающий поцелуй, преподношу себя как кубок — пей, любимый, не жалея, и дай упиться тобой допьяна. Вдавливаю пальцы в колючий ежик волос на затылке, сама настаивая на ещё большем вторжении, и дерзко атакую в ответ. Извиваюсь и трусь, настойчиво и целенаправленно прижимаясь пылающей промежностью к желанной твердости, чью нетерпеливую пульсацию ощущаю даже через разделяющую нас одежду. Содрогаюсь, всхлипываю, когда давления в истекающем уже влагой центре становится почти слишком много, но не отстраняюсь, продолжая пытать себя и вымогать у моего деспота большего и прямо сейчас. Тот самый момент, когда жадного контакта ртов и даже самых бесстыдных объятий и трения становится недостаточно, чувствуем мы, кажется, абсолютно синхронно. И хоть прерваться — почти мучительно, Грегордиан позволяет мне соскользнуть вниз и отстраняется.