— Давай просвети меня, всезнающий асраи!

— Ты словно глупая птица попугай из мира Младших вцепилась в слово «смерть» и повторяешь его без конца и накручиваешь себя этим! — произнес так, будто ожидал что это станет отрезвляющим подзатыльником для меня. Как как же!

— Предлагаешь отнестись к факту того что в скором времени я перестану существовать физически или морально философски? — ощетинилась я, скалясь в агрессивной имитации улыбки, — Или как буддисты начать готовиться к следующему перерождению души? О! Минуточку! У меня эту самую душу заберут, так что перерождаться будет нечему! Опять конфуз выходит!

— Прекрати, женщина! — потеряв терпение асраи шагнул ко мне, но потом будто опомнившись вернулся на место, — Перестань ныть и жалеть себя тогда, когда для этого еще даже нет причины!

— То есть надо начинать рыдать только уже по факту? Как начнут заживо потрошить тогда уже можно? А сейчас заткнуться и не досаждать никому стенаниями и приступать к ублажению драгоценного архонта Грегордиана? Да пошел ты, Алево вместе со своим деспотом в придачу! Выметайся из моих покоев, терпеть твое присутствие и словесные измывательства приказа свыше не поступало!

Развернувшись я пошла в сторону балконы, предоставляя Алево делать что вздумается.

— Уйду, терпеть и пытаться наставлять истеричную женщину мало удовольствия, — крикнул он мне в спину. Это я-то истеричка? И в гробу я таких наставников видала! — Но думаю тебе стоит знать, что Грегордиан сказал тебе чистую правду. Обряд не состоится, пока архонт не будет убежден в том, что твоей дражайшей персоне не будет нанесен никакой вред в его процессе. И чтобы быть в этом уверенным он готов откладывать свадьбу и рождение наследника сколь угодно долго. И это учитывая, что именно продолжение рода, дарующее ему освобождение от служения, было его главным желанием последние несколько десятков лет. Если тебе интересно мое мнение, то он поступает абсолютно бессмысленно, отдавая предпочтение безопасности такой как ты, вместо того чтобы просто следовать своим собственным интересам. Что во имя Богини тебе еще нужно?

Вообще-то именно то, что Грегордиан не готов мне дать никогда.

— Он не готов просто выбрать меня, — очень тихо пробормотала я, останавливаясь и асраи издал страдальческий вопль.

— Вот же дура-баба! — грохнув кулаком по двери заорал он, — Да почему же твои мозги не могут работать как у этих наших монн? Что же за дурь эта «или мое или гори оно все!». Почему ты в упор не видишь, как безумно много имеешь, что значишь для Грегордиана? В твоих силах влиять на него так, как никому и никогда не удавалось и не удастся, а ты на это сквозь пальцы смотришь! Это для тебя ничто, неблагодарное ты судьбе создание!

— Что мне толку от этого мифического влияния, если я с помощью него не могу свою судьбу поменять? — огрызнулась я, разворачиваясь.

— А ты и правда пробовала? Хоть раз? — желчно скривился асраи, — Только и делаешь что ноешь, жалеешь о потерянном существовании в мире Младших и упорно отвергаешь все вокруг! Думаешь, у тебя постоянно на лице не написано, что ты только и мечтаешь о том, что вдруг подвернется возможность сбежать обратно?

— Считаешь меня можно осудить за это?

— Учитывая, что одновременно ты умудряешься залезть под кожу Грегордиану и подсаживаешь его на себя — да! Ты можешь сколько угодно считать меня бессердечной сволочью, но не его, Эдна! Ты как кислота разъедаешь его защиту и если это только для того, чтобы нанести предательский в сердце удар и покинуть его, то я стану твоим самым страшным врагом.

Какое это будет, черт возьми, разнообразие по сравнению с его обычным ко мне отношением!

— Это не честно, Алево! — ткнула я в асраи пальцем, — Я могу хотеть вырваться из этого замкнутого круга, но совсем не путем нанесения какого-либо вреда Грегордиану. Только не ему, не смотря на то что было и еще может быть между нами. Но, если бы и планировала что-то подобное разве это не самое естественное желание любого живого существа защитить себя любыми доступными средствами? У меня нет силы противостоять всем вам, то логично пользоваться тем чем располагаю. Разве это не соответствует вашим жизненным принципам?

Алево просто наклонился вперед, но с таким видом, что я ощутила себя пришпиленной к несуществующей стене, совершенно без путей к отступлению.

— Эдна, когда дело касается Грегордиана мне плевать на принципы и проклятые устои, — пристально и тяжело глядя на меня процедил он, — Причинишь ему боль — я верну в сто крат тебе.

— Прекрасно! — огрызнулась я, — Вот и договорились! Но вообще-то это он тот, кто собирается причинить мне боль и возможно даже убить!

Асраи снова закатил глаза с видом «как же ты меня достала!»

— Ладно, упрямая ты женщина, если я скажу тебе что тоже положу все силы и сделаю все что угодно, чтобы ты не только жила и осталась сама собой, целехонька как раньше, но для этого ты должна наконец оставить любые мысли о том, чтобы покинуть Грегордиана?

— То я тебе, во-первых, напомню наш давний разговор, в котором ты сам предупреждал меня никогда не верить асраи и тебе в первую очередь.

— Так и есть. Но однако же, — кивнул Алево и уставился, ожидая продолжения.

— Во-вторых, не ты тот, за кем в этом вопросе решающее слово. Так что с моей стороны глупо торговаться с тобой на эту тему, даже если бы я и хотела. А я не хочу.

— И почему же? — с неподдельным любопытством спросил он.

— Не думаю, что ты поймешь, — отмахнулась я и была в этом почти уверена.

— Ой, я тебя умоляю, женщина! — возвел очи к потолку мужчина, — Что такого ты можешь мне сказать, в чем я не разобрался бы?

— В чувствах, например, асраи. В понятие остаться с кем-то мы с тобой вкладывает очевидно разный смысл. Для меня это не просто делить постель, жить под защитой в роскоши и иметь возможность попросить все что угодно. Остаться с Грегордианом для меня означает полностью раствориться в нем, разделить жизнь без остатка, полюбить его уже без оглядки на потом и на возможные последствия. Это означает преданность окончательную и бесповоротную, а это никак не может быть предметом торговли. Ни с тобой и ни с кем другим.

Алево с минуту смотрел на меня, потирая подбородок и задумчиво хмурясь.

— А что, если я повышу ставки в этой торговле и скажу, что роль Илвы мне больше не кажется неоспоримой и возможны варианты? — выдал он и пришло мое время закатывать глаза в бессильном раздражении.

— Все, не о чем говорить, асраи! Уходи к чертям! Мы не поймем друг друга и сто лет спустя!

Алево ушел, но буквально несколько минут спустя явился Лугус в сопровождении еще нескольких нагруженных, как мулы, всяким барахлом брауни. Он прямо-таки впился в меня клещом, озадачив выбором из сотни отрезов великолепных тканей, изучением и подбором отделки, уточнением желаемых фасонов. Сколько я ни пыталась от него отмахнуться, ничего не выходило. Лугус упрямо и терпеливо, но от этого не менее раздражающе донимал меня снова и снова, вовлекая в совершенно никчемное сейчас, на мой взгляд, обсуждение. И я просто не посмела откровенно сорваться, наорать и вытолкать его, потому что прекрасно понимала, что он так старается не дать мне ни единой минуты наедине с собой, точно с подачи хитросделанного асраи или даже самого архонта. Так что в этой ситуации Лугус человек, пардон, брауни подневольный, и вызверяться на него несправедливо. К тому же нужно отдать должное его опыту долгого взаимодействия с дамами всевозможных рас, потому как я и сама толком не заметила, как втянулась в это перебирание тканей, разноцветных, холодящих пальцы драгоценных камней и поглаживание ладонями гладких россыпей множества оттенков жемчуга. Наверное, есть что-то завораживающее для женщин всех миров и в любом состоянии души в любовании и прикосновении к ослепительно сверкающим граням порожденных землей минералов и матовому шелку морских даров. Это как некая форма релаксации, срабатывающая хоть и временно, но безотказно. И мне вроде бы и злиться, гнобя себя осознанием, что все эти камешки и жемчужинки будут существовать тогда, когда меня уже, возможно, не будет, но, с другой стороны, они как знак неуязвимой долговечности переживут и любого из фейри.