К счастью, и следующий коридор пустовал, и я замерла, пытаясь сориентироваться, в каком направлении следует двигаться. Конечно, была вероятность что Илва выглядывала не из своего окна, но что-то мне не верилось в то, что она скачет по комнатам и этажам, только чтобы посмотреть наружу. Дальнейшее мое продвижение поначалу вполне потянуло бы на полноценную шпионскую акцию. Я напряженно прислушивалась и приглядывалась, кралась, как мышь, и шарахалась в темные углы от каждого звука. Но когда мимо меня с совершенно незаинтересованным видом прошел брауни, лишь слегка поклонившись, я подумала — какого, собственно, черта! Не похоже, что каждый встречный будет считать своим долгом кинуться ко мне с расспросами, куда и зачем я иду. Вот я и прошествовала дальше, нисколько не скрываясь, невозмутимо делая вид, что точно знаю, куда направляюсь, и имею на это полное право. Деспот сказал, что я не заключенная, а кто здесь главный? Правильно, он! Так что делаю что хочу! Свернув в очередной раз, оказалась в явно свежеотремонтированном коридоре, который отличался от предыдущих «женским» бледно-розоватым цветом камня, облицовывающего стены и пол. Ну, если здесь не гостевые покои для всяких там монн, то я где надо. Хотя насколько я успела понять отношение Грегордиана, черта с два он стал бы напрягаться даже для того, чтобы просто приказать сделать ремонт ради удобства проживания одной из этих роскошных стерв. А вот для Илвы — да. Так что точно, я на месте. Коридор оканчивался светлой дверью, и я, на секунду замявшись, все же постучала. Ответа не последовало. Повторила громче, и опять тишина. Ну что же, придется повести себя невежливо. Внутри меня встретила почти кромешная темнота, и единственными более светлыми пятнами были три прямоугольника окон. На фоне одного, того что как раз напротив входа, я и увидела неподвижный силуэт Илвы.

— Привет, — неожиданно тихо и хрипло сказала я. — Меня зовут Анна, и я пришла поговорить.

Ни единого движения или звука в ответ, даже дыхания не слышно, если бы я не была уверена, что очертания чуть угловатой фигуры принадлежат живому человеку, то решила бы, что там просто статуя. И от этого безмолвия и неподвижности Илвы мне вдруг стало до безумия не по себе. Я ощутила себя тут настолько неуместной, что все слова и вопросы застряли где-то по пути к горлу, и я сама застыла истуканом, кусая губы и думая о том, насколько глупо было прийти сюда. Что я могу ей сказать? Ты, конечно, гребаная невеста, положенная Грегордиану по судьбе, но я с ума схожу от мысли, что он прикоснется к тебе, и поэтому отвали? Плевала я на твои права и предназначение, потому что я намерена добиться от моего деспота моногамии, если уж останусь? Моего деспота? Боже, чушь какая-то! Я пришла сюда просить о чем-то? Угрожать? Требовать? Да по какому праву, вообще-то?!

— Ты хоть знаешь, как я тебя ненавидела каждую минуту с того момента, как узнала, что ты существуешь? — шокирующе звонкий голос был такой неожиданностью в этой безмолвной темноте, что я едва не шарахнулась, схватившись за сердце.

А в следующее мгновенье обжигающе-холодное острие вжалось в кожу шеи прямо там, где, взбесившись от испуга, заколошматил мой пульс. Я ошарашенно поискала глазами на прежнем месте — Илвы там не было. Она что, какой-то чертов призрак, умеющий передвигаться молниеносно и не издавая ни малейшего шума? Хотя это может я так подвисла, застигнутая врасплох осознанием неуместности собственного визита сюда, что просто не заметила ее передвижений. Ну что сказать? Аня ты, похоже, стремительно глупеешь и утрачиваешь инстинкт самосохранения.

— Надеюсь, ты расскажешь мне за что раньше, чем убьешь, — сглотнув, я осторожно стала отстраняться от опасного металла, и, как ни странно, Илва мне это позволила.

— Хочешь сказать, что сама не понимаешь, почему? — гневно выдохнув, спросила Илва, и от движения воздуха на моей разом взмокшей коже я вздрогнула. — У тебя всегда было то, чего была лишена я, то, что на самом деле было моим!

Ладно, впрямую высказанные претензии всегда лучше, чем загадочное умолчание с каким-нибудь грандиозным мерзким сюрпризом в конце. Так, по крайней мере, у тебя есть четкое представление, с чем придется иметь дело. Я, наконец избавившись от клинка у своего горла, медленно развернулась и всмотрелась в бледное пятно худощавого лица напротив. Угадать в таком освещении эмоции, на нем написанные, было практически невозможно, я лишь отметила, что девушка не выглядела по-настоящему взбешенной, и это несколько обнадеживало.

— Знаешь, я узнала о твоем существовании совсем недавно и, если честно, до сих пор понятия не имею, как можно разделить на части чью-то душу…да и не особо-то в это верю, — как можно спокойнее проговорила я, незаметно вытирая ставшие противно мокрыми ладони. — В любом случае я никак не причастна к самому процессу, так что…

— При чем здесь это! — мои глаза стали приспосабливаться к темноте, и я рассмотрела, как Илва досадливо нахмурилась и чуть дернула головой, продолжая внимательно изучать меня.

Выходит, речь все же идет о Грегордиане, и вот тут то самое, первобытное собственническое чувство, которое толкнуло меня на необдуманный приход сюда, снова поднялось в полную силу.

— Признаю твое право злиться из-за ситуации с деспотом, но даже если бы у меня была возможность отступиться, а ее нет, я бы этого не сделала.

Сама себе поверить не могу. Я на полном серьезе практически бросаю вызов официальной невесте, почти жене архонта? Мало того, что сам факт конкуренции за мужчину для меня дикость из ряда вон, так еще и у этой самой невесты оружие в руках! Да уж, Аня, степень твоего самоубийственного идиотизма стремительно набирает обороты! Прежняя Анна Коломина, скорее всего, сочла бы такое деструктивным, жалким и недостойным собственной персоны. Вот только нечто глубинное и примитивное властным пинком отправило разум в темный угол при одной только мысли о претензиях другой на Грегордиана и оскалилось, рыча: «МОЕ!!»

— Ты! — угрожающе подалась Илва ко мне, и мне огромных сил стоило не шарахнуться, потому что несмотря на хрупкое сложение мощная волна исходящего от нее гнева едва не сбивала с ног. — Ты жила с моими родителями и присваивала их любовь, тогда как я умирала все детство от страха перед этими бездушными чудовищами, Белыми Девами, среди которых мне пришлось расти! Ты наслаждалась свободой и нормальным существованием, общением, тогда как я была заперта и знала, что каждый следующий день просто приближает тот момент, когда стану сосудом для ребенка архонта, и всем плевать, хочу ли я этого. И вот теперь ты, появившись здесь, умудрилась просто околдовать этого самого архонта, и он едва смотрит на меня, а значит испытать, что такое быть желанной мужчиной, я не смогу. Разве это все не повод ненавидеть тебя так сильно, чтобы желать немедленно убить?

Однозначно повод. Я с трудом могла представить, каким было ее существование все эти годы, но очевидно, что, по сравнению с ней, я жила в раю. Вот только роли в этой драме выбраны и распределены не мной, так что при всем сочувствии брать на себя вину не собираюсь.

Илва снова быстро подняла кинжал, острие оказалось практически у меня между глаз, и рука ее нисколько не дрожала. Но я уже просто откуда-то знала, что она не нападет, и не стала отстраняться, а прямо смотрела ей в глаза, что сейчас казались черными в окружающем нас мраке. Мое детство, юность, события и отношения в семье снова будто пронеслись передо мной, только теперь все: каждый день и сказанное слово — виделись в совершенно другом свете.

— Мама, скорее всего, всегда знала, что я — это не ты, — тихо сказала я и аккуратно взялась за тонкое запястье Илвы, убирая от своего лица оружие. — И мне никогда не принадлежало ни капли ее любви. Сквозь меня она всегда хотела увидеть и дотянуться до тебя. Она на это потратила всю оставшуюся жизнь. Папа не выдержал всего этого и ушел. Я так понимаю, что именно от того что она ни за что не хотела отпустить тебя, удалось выжить мне. Так что можешь ненавидеть и винить меня в чем хочешь, но я живое подтверждение как раз того, насколько сильной была материнская любовь к тебе.