— Я задал тебе вопрос! — не унимался Сандалф, следуя однако за мной уже по коридору.

— А я решила тебе не отвечать, потому как это не твое асрайское дело, — беспечно огрызнулась я, шагая обратно к своим покоям.

Вдруг рыжий стремительно обогнал меня и встал на пути так неожиданно, что я едва не расквасила нос о его широкую грудь.

— Архонт Грегордиан оставил меня ответственным за безопасность в Тахейн Глиффе в его отсутствие! — продолжая сверлить во мне дыры взглядом, сообщил он.

— Тебе дали порулить, пока большие дяди в отлучке? — ведь понимала, что дразню его, но ничего не могла поделать, вот бесил он меня.

— В моей власти запереть тебя до возвращения архонта, если я сочту твое поведение опасным, голем! — наклонившись к самому моему лицу, гневно сказал он.

— Монна Эдна, засранец! — прошипела я в ответ, так же подаваясь вперед. — А в моей власти наябедничать архонту, что ты оказался ни черта не состоятельным в роли шефа службы местной безопасности!

Ярко-зеленые глаза рыжего сузились, полыхая яростью, а кулаки сжались.

— Какая все-таки жалость, что архонт переспал с тобой раньше, чем узнал, кто ты! — практически выплюнул он. — Не случись этого, ты бы давным-давно сдохла и не бесила меня так постоянно!

— Я тебя бешу? — поразилась я его наглости. — Да это ты с первого момента в меня ядом плюешься при любой возможности! Что я тебе такого сделала, раз ты ровно дышать в мою сторону не можешь?

— Ты худшее, что могло случиться с моим архонтом! — заорал рыжий так, что у меня уши заложило. — Ты меняешь его! Думаешь, со стороны этого не видно?

Снова внутри взбрыкнула безбашенная собственница, и язык прямо зачесался рявкнуть, что Грегордиан мой, а они так, с боку припеку, но я вовремя прикусила его, осознав, что наши понятия «мой» весьма разнятся, хоть и чему-то первобытному, психующему во мне, было плевать на эту разницу. Притязание есть притязание, как его ни крути.

— Я делаю его счастливее!

Очень смелое заявление, Аня, учитывая, как тебе удается выводить из себя деспота, но буду учиться у фейри нахально причислять к своим достоинствам что бы то ни было.

— Слабее! — возразил Сандалф. — Архонт — воин, а не любовник!

Тебе ли судить об этом, рыжая скотина!

— Он мужчина, со своими чувствами и душой, на которую всем вам наплевать! Все, что вы хотите видеть, — это его силу и жестокость!

Произнося это, я обвиняюще тыкала пальцем в грудь рыжего, и, как ни странно, на пару секунд он подзавис, глядя на меня как-то по-другому, как будто действительно мог или хоть пытался расслышать не просто слова, а смысл, который я в них вкладывала. Но это его замешательство прошло очень быстро, и рыжий говнюк стал собой.

— Ну вот, я же говорю! — воздев руки к потолку, Сандалф развернулся и пошел вперед, бросая через плечо. — Ты вредоносная, коварная и приведешь его однажды к гибели! Одно меня утешает, что тогда я смогу отвести душу и прикончить тебя с огромным удовольствием.

— Ага, встань в очередь желающих моей смерти, придурок! — фыркнула я ему в спину и оглянулась на Хоуга. — И ты туда же?

Синеглазый красавчик невозмутимо пожал плечами, как бы говоря: «Ну, ты и сама все понимаешь».

— Господи, в этом долбаном Тахейн Глиффе есть хоть кто-то, кто не желает моей скорейшей кончины?

— Думаешь, за его пределами с этим обстоит по-другому? — нагло вякнул идущий впереди рыжий, но почему-то прежней однозначной злости в его голосе не слышалось.

Почему у меня такое чувство, что все здесь так или иначе испытывают меня?

— Вопрос был риторический, злобный придурок! — пояснила я уже почти совсем спокойно и спросила о том, что действительно интересовало. — Грегордиан сейчас в опасности?

— В опасности все, кто имеют глупость бросить ему хоть в чем-то вызов или вызвать его неудовольствие, — хмыкнув, ответил Сандалф. — Это тебе так, на будущее… монна Эдна!

— Не переживай так за меня, асраи, у меня имеются способы справляться с его неудовольствием! — в тон ему ответила я.

Нет, все-таки как ни крути, тип он жутко неприятный, хотя, похоже, по-своему очень преданный Грегордиану.

— Да кто бы сомневался, — пробурчал асраи.

— Не завидуй!

Рыжий обернулся и оскалился в ухмылке, но промолчал, и я сочла это хорошим знаком. Совершенно напрасно.

— Раз у нас уже пошла задушевная беседа, не хочешь просветить меня, почему тот факт, что Грегордиан сначала переспал со мной, а потом узнал, кто я, все поменял? — решила и дальше наглеть я.

— Мне было бы, конечно, приятнее промолчать и оставить тебя мучиться любопытством, монна Эдна, но думаю, правда произведет даже лучший эффект.

Мы уже поднялись по последней лестнице и практически достигли дверей моих покоев. Сандалф остановился и, развернувшись, уставился на меня, будто предвкушая нечто забавное или необыкновенно приятное для себя. Если во мне несколько минут назад и зарождалась крохотная искорка терпимости к нему, то сейчас она снова растворилась бесследно.

— Сандалф! — предупреждающе проворчал Хоуг, но рыжий дернул мощным плечом, будто отмахиваясь.

— Ты ведь уже в курсе, что в тебе часть души невесты архонта? — осведомился Сандалф и стал еще более довольным от легкой болезненной гримасы, что выдала меня раньше, чем я справилась с собой. — Так вот, безвременно почивший гоет сказал, что, трахнув тебя, архонт установил нерушимую связь каких-то там энергий, кто их там разберет с их проклятыми магическими заморочками. И просто так убить тебя нельзя, поэтому-то и нужен этот долбаный обряд.

— Сандалф! — уже жестче окликнул его Хоуг, но получил в ответ только раздраженный взгляд. Похоже, рыжий мерзавец вошел в раж, подкармливаемый моей растущей растерянностью, и останавливаться не собирался.

— А теперь подумай-ка хорошенько. Я вот полностью уверен, что так запал на тебя мой архонт совсем не из-за твоих прелестей и не из-за непревзойденного мастерства в постели, а как раз из-за этой связи, — театральная многозначительная пауза и ухмылка, от которой вот-вот порвется его противная рожа. — Но эта самая связь у него с душой монны Илвы, его единственной, а совсем не с тобой. Представь, что будет, когда после обряда большая часть принадлежащего невесте архонта к ней же и вернется? Как думаешь, сохранишь ли ты свое место в постели Грегордиана и право так дерзить благородным асраи?

Вот же злопамятная, мстительная тварь, а не мужик!

— Хватит! — заорал Хоуг и стал настойчиво толкать меня к дверям.

— Спокойной ночи, монна Эдна, — издевательски произнес мне вслед Сандалф, прежде чем я оказалась внутри, — И, кстати, спасибо за науку — теперь ты и шагу не ступишь по Тахейн Глиффу без моего ведома!

Пару минут я себе позволила психовать. Но не расшвыривая вещи и не вопя во все горло, а стоя на месте и свободно пропуская сквозь себя эту полноводную волну чистейшего гнева. И, как ни странно, только ее пик миновал, внутри наступила удивительная тишина и ясность. Что такого нового я узнала, собственно? Только причину, почему Грегордиан не убил меня мгновенно, как только понял, кто я? Но это, надо сказать, довольно устаревшая информация, никак не способная повлиять на нынешнее положение вещей, и задеть меня она может, только если я себе позволю на нее взглянуть под неверным углом или начну раздувать угли прошлых обид, что в моем положении нерационально и лишено смысла. Делать ничего такого не собираюсь. Фейри верят в эту долбаную судьбу? Ну вот тогда выходит, что именно судьба столкнула нас с Грегордианом той ночью, до того как он узнал, кто я. Эта их судьба видела смысл в моем выживании. И черта с два я поверю в то, что к нему тянулась именно часть души Илвы и он ответил на это притяжение. Уж не после того как мне случилось с ней пообщаться. Грегордиан не привлекал Илву, даже более того — она чувствовала страх по отношению к нему и отторжение; это я ощутила всем своим существом, когда она говорила о неизбежности будущего. Сам же деспот едва замечал свою невесту, я не слепая и даже хорошо спрятанный его интерес к ней ощутила бы интуитивно, не говоря уже о том, что не в характере этого мужчины подстраиваться под кого-то или бояться задеть чьи-то чувства. Так что в этом смысле — выкуси, рыжий ублюдок! То, что между мной и Грегордианом, принадлежит только нам, между нами родилось и выросло, и ни к кому другому отношения не имеет, и ни для кого больше в этой связи места нет! Деспот для Илвы был лишь способом не возвращаться в то место, где она провела всю прежнюю жизнь и где, должно быть, по-настоящему ужасно. Щемящая боль стиснула грудь. Как Грегордиан позволил ей расти так? Почему? Но потом вспомнился рассказ о его собственном детстве, и я поняла, что деспот вряд ли осознавал и вникал в эти аспекты. Исходил лишь из соображений безопасности. Физически его невеста цела и невредима, а что было с ребенком, растущим в абсолютной эмоциональной пустоте и даже постоянном страхе перед окружающими существами, ему просто не приходило в голову подумать. Нет, я тоже, конечно, росла не в идеальной в смысле душевной теплоты атмосфере, но все же это несопоставимо! Вот и какого наследника, прости Господи, эти двое будут способны произвести на свет и вырастить? Правильно, никакого, потому что я отказываюсь верить в неизбежность именно такого развития событий. И хотя я уже давно чувствую себя безумно вымотанной морально и не вижу реально пока ни одного просвета, просто опустить руки не готова. Да, я становлюсь какой-то дерганой, агрессивной, во мне пробуждаются эмоции, прежде мне незнакомые, и собственные реакции иногда поражают. Но с другой стороны, окружающая чужеродность уже не воспринимается столь остро, нет безусловного отторжения, и, значит, я меняюсь, приспосабливаюсь, а любые изменения не даются даром. Понятно, что Сандалф хотел причинить мне страдания, внушить полную неуверенность в завтрашнем дне. Надеялся, что впаду окончательно в перманентное состояние истерии, деспоту это надоест как любому нормальному мужику, и я потеряю свой статус, а значит, и влияние, которое он считал вредоносным? Или это просто крайнее проявление враждебности ко мне, ничем не обоснованное, по принципу «вот не нравишься ты мне, и все тут!». А что? Если это парадоксальное, но реально существующее отношение между личностями есть в мире Младших, то почему и не здесь? Сколько бы фейри ни пыжились, во многом можно провести четкие аналогии.