— Послушай, я неплохо справляюсь, — крикнул он, в третий раз отражая клинок Чиуна.

— Слишком хорошо, — скривился Чиун.

— Не может быть!

Они находились в том самом спортивном зале «Фолкрофта», где Римо впервые услышал о боевом искусстве Синанджу и получил свой первый урок.

Теперь ученик улыбался, а кореец хмурился.

— Наверное, твоя кровь испорчена японской примесью, — сплюнул Чиун с отвращением.

— Чепуха!

— Ты же помесь, откуда тебе знать?

Римо ухмыльнулся.

— Главное, я хорошо справляюсь.

— Ты учился у превосходного учителя.

Римо парировал очередной удар.

— У меня получается!

Чиун удвоил усилия, и паутина морщин на его лице проступила отчетливее. Он изо всех сил старался не выказать, насколько он польщен нежданным комплиментом.

— Возможно, мы уже готовы встретиться с ронином лицом к лицу, — проговорил старик, следя за тем, чтобы в его голосе не послышалось тщательно скрываемое удовольствие.

— Я-то готов. А вот ты? En garde![15]

И Римо сделал выпад.

Меч мастера Синанджу четырежды успел ударить по клинку Римо.

— Не забывай, кто из нас мастер, — пробормотал Чиун.

Римо не сводил глаз с дрожащего после ударов клинка.

— Отличная защита, — неожиданно тихо признался он.

Оба отложили клинки.

— Интересно, — помолчав, заговорил Римо, — все-таки кто такой Бацука?

— Ронин.

— Но ведь он работает на «Нишицу». Не значит ли это, что у него есть хозяин, и он — самурай? Пусть даже его хозяин — корпорация.

Чиун недовольно насупился.

— На плече у него нет знака своего клана. А значит, он не самурай, а ронин.

— Ну знака у него нет, потому что он террорист. Что же, по-твоему, надо всех подряд извещать, на кого работаешь?

Мастер Синанджу потеребил бороду.

— Не понимаю.

— Все очень просто. Если у него будет знак, всем сразу станет ясно, что за его преступлениями стоит «Нишицу». Он снял знак, потому что не должен афишировать принадлежность «Нишицу» к такого рода делам. Но тем не менее он — самурай.

— Вот уж не уверен, — упрямо возразил Чиун.

— Да ведь на месте каждой аварии мы находили продукцию «Нишицу»!

— Он японец. Ему привычно пользоваться предметами, произведенными в Японии. Пристрастие к отечественным товарам характерно для японцев.

— Пожалуй, верно, — нехотя признал Римо. — И все-таки хотел бы я знать, кто он такой.

Внезапно глаза мастера Синанджу превратились в узкие щелочки. Из рукава кимоно он достал металлическую пластину, найденную им на месте крушения в Мистике, штат Коннектикут. На пластине была изображена эмблема компании — четыре диска, вписанные в окружность.

— Знак сегуна Ниши, — проговорил Чиун.

— Ты опять за свое?

— Знак сегуна Ниши — это фирменный знак «Хидео», подразделения «Нишицу». Как ты не понимаешь? Правнуки Ниши стали сегунами Нишицу!

— Ой, папочка, вряд ли в современных корпорациях есть сегуны.

— Мало этого, — задумчиво произнес Чиун, сжимая кулаки. Он взглянул на сломанный ноготь, и подбородок его затрясся. — Теперь все происшедшее приобретает смысл. — В голосе мастера Синанджу прозвучала досада.

— Жаль, что его не видно, — отозвался Римо. — Я бы на собственный ноготь поспорил, что этот парень — безработный актер или что-нибудь в том же роде.

Для того чтобы стать самураем, Фурио Бацуке пришлось прежде всего потерять голову.

По-японски соответствующий обряд назывался куби-кири. В средние века голова будущего самурая отделялась от шеи в самом буквальном смысле. Но теперь иные времена. А Фурио работал в транснациональной корпорации в современной Японии.

Многое изменилось после того, как лопнул Большой Мыльный Пузырь экономики. Выросла преступность, безработица, страну захлестнула волна банковских крахов, бушевали землетрясения. Кому-то пришло в голову назвать это время «голубым периодом» Японии. Потерять работу для человека было все равно что испытать на себе настоящее куби-кири. Особенно если этот японец играл за бейсбольную команду «Осака Блоуфиш».

— Голову мне рубите, — вздохнул Бацука, когда менеджер команды за чашкой зеленого чая сообщил ему неприятную новость.

— Ты слишком агрессивно играешь. Чересчур по-американски.

— Я играю, чтобы победить.

— Не всегда нужна победа. Иной раз достаточно и ничьей.

Фурио кивнул, но не потому, что согласился. А затем менеджер произнес фразу, которая круто изменила всю жизнь Бацуки:

— Тобой интересовался сегун. Зайди к нему завтра.

Сегуном менеджер назвал Кодзо Нишицу, президента электропромышленной корпорации «Нишицу». Утром следующего дня Фурио уже стоял перед ним. Дверь кабинета была плотно закрыта.

Сегун сразу перешел к делу, не тратя времени на любезности.

— Тебе придется поехать в Америку. Нам принадлежит один бейсбольный фарм-клуб. «Маринерз». Будешь играть за него.

Фурио чуть не подпрыгнул от радости. Счастье-то какое — играть в американский бейсбол!

— Я не против! — не раздумывая воскликнул он.

— Но тебе нужно пройти спецподготовку, поскольку, играя за «Маринерз», ты останешься нашим служащим.

— Шпионаж?

— Террор. У тебя агрессивная натура. И это мне понравилось. Ты обладаешь характером, достойным буси.

Услышав столь серьезный комплимент, Фурио склонился в глубоком поклоне. Предки сегуна были доблестными воителями. Бусидо[16] — их закон.

— Я согласен, — сказал он, выпрямляясь.

В научно-исследовательском отделе «Нишицу» с него сняли мерку, а затем показали безликий манекен, облаченный в классические черные доспехи самурая. На плече панциря красовалась эмблема корпорации — четыре полумесяца.

— Это большая честь для меня, — произнес Фурио Бацука.

Кодзо Нишицу ответил ему высоким голосом:

— Коль скоро ты заслужил право облечься в такие доспехи, тебе обеспечен славный путь.

И подготовка началась. Бацуку привели к старику, чье имя Фурио узнать так и не довелось. Он обучил его воинским искусствам. Шестнадцати ударам катана. Искусству лучника. Искусству боевого копья. Но самое главное — Фурио постиг кодекс бусидо и сделался воином — буси.

Прошел почти год, и старый сэнсэй[17] вновь привел его туда, где хранился вожделенный костюм самурая. Сегун встретил Фурио у дверей зала. В глазах его блестели слезы.

— Мир полагает, что самураи мертвы, — заговорил сегун. — Отныне все изменилось. В твоем лице мы возрождаем самураев, и ты будешь первым. Поздравляю тебя, Бацука-сан.

— Я польщен, — отозвался Фурио.

— Но на дворе двадцатый век, и тебе пристало носить более современное оружие, — продолжал сегун.

Сотрудники технической службы безмолвно окружили Бацуко. Многослойное одеяние обтянуло его тело как перчатка.

Глава корпорации снова заговорил:

— Несколько лет назад наши исследования в области сверхпроводимости привели к созданию пластичного костюма, способного менять межмолекулярные связи человеческого тела. Таким образом, человек приобрел способность двигаться легко и беззвучно, как дух, и, как дух, проходить сквозь стены. Такую одежду мы назвали «костюмом гоблина», но русские агенты выкрали его. Теперь у нас есть новый костюм. Он перед тобой. Мы назвали его «черным гоблином».

Когда на голове Фурио Бацуки оказался черный шлем, а на лицо опустилась гладкая маска, он почувствовал, что купается в лучах славы многих поколений самураев.

Кто-то повернул расположенный на плече реостат, и Фурио ощутил состояние невесомости. Тело сделалось легким, как ветерок, напоенный ароматом вишни.

С этого началась вторая стадия спецподготовки.

Фурио научился проходить сквозь стены. Ступать так, чтобы не провалиться сквозь землю. Правда, страшнее всего было странствовать по телефонным проводам, просачиваться сквозь волокна кабеля, как дым сквозь солому.