— Ну как тут узнаешь? — мои собеседники пожали плечами:- Сказал, что место страшное по ночам, где то у химзавода.

— Ну ладно, и на этом спасибо… — Я собрался отклоняться, но в последний момент остановился на пороге кабинета: — Мужики, а наш опер из группы Князя не у вас содержится?

— А ты знаешь, что нам дали указание, кто опером по этому делу интересуется, тех из ИВС не выпускать, и докладывать в областное управление о таких интересантах? — сразу стали серьезными мужики.

Пока я раздумывал, чем мне грозит очередной залет, эти два скучающих шутника снова заржали, как кони, после чего сообщили мне, что опера из группы Князя они в глаза не видели, к ним его не «спускали» и официально не задерживали.

— Значит будем искать. — я задумчиво попрощался с коллегами и покинул это мрачное заведение в смятении чувств — мне срочно нужна была информация от Руслана.

Локация — Дорожный район, окрестности Химзавода.

Химзавод в Городе, как и многие другие производства, появился в лихую военную годину, в процессе эвакуации. Только чрезвычайными военными обстоятельствами можно объяснить, что жутко опасное химическое производство, выпускающую десяток видов смертельно опасной дряни, разместили в самом центре Города, снеся для этого парк культуры и отдыха «Хвойный». С точки зрения транспортной логистики может быть и правильно — с одной стороны земельного участка рельсы Транссиба, с другой стороны — автомагистраль и краны речного порта, но вот местным жителям позавидовать было трудно. Правда с началом перестройки аборигены свое «фи» наконец-то сказали, завод стал закрывать самые опасные производства и соответственно, хиреть, но все это была предварительная лирика. Драматизм ситуации был в том, что обойдя огромную территорию комбината я не нашел ни одного жилого дома или погреба. Или привязка к месту была неточная, тогда информация для меня бесполезна, или… Я даже не стал обдумывать, что за «или», а махнув на заводской забор рукой, двинулся в сторону переходного моста по улице Вождя рабов. Выйдя на мост, возносящийся над стальной магистралью Транссиба, я остановился, чтобы оглядеть открывающуюся вокруг красот, но, тут-же заспешил обратно — за стоявшим недалеко двухэтажным бревенчатым домом, довоенной еще постройки, я увидел людей, возящихся у… погреба.

На мою удачу, на небольшом закутке, зажатом меду домами «поселка речников» и железной дорогой вклинились два десятка погребов, выкопанных в один ряд. И второй моей удачей было то, что через несколько дней начиналась календарная осень и мне не пришлось искать владельцев подземных хранилищ — здесь их крутился с десяток, готовивших закрома к засыпки картошки.

Я подошел к пожилой женщине, что принимала из погреба мусор и остатки прошлогодних овощей, который ей снизу подавал хмурый парень лет восемнадцати, которого, явно, бабушка, подписала на скучную и грязную работу.

— Добрый день. — я откозырял: — Вопрос до вас имеется, дама. Не подскажите, ваши погреба по зиме не вскрывали?

— Ой, лышечки! — женщина всплеснула руками и заголосила: — Смотри, Мишка, как работать надо! И года не прошло, как милиция заявилась. Конечно, касатик, вскрывали, я январе еще. Восемь погребов вскрыли за ночь, двое ваших приезжали, снег попинали и сказали, что дело темное и мало раскрываемое. А через две недели Нинка Столярова у кинотеатра «Виктория» у тетки, что соленьями напротив «Универмага» торгуют, узнала заготовки свои — ей зять из Германии крышки с картинками, на банки закатывать, привез… Чего бы путного привез, а то крышки! Себе и машину германскую пригнал, и телевизор с «видиком», и посуду красивую, как из музея, а теще — крышки. Я говорит, мама, купил вам самое для вас подходящее. И Нинка у женщин, что там постоянно торгуют, узнала, что тетку с Нинкиными крышечками, зовут Наталья Попова. Мы к участковому подошли, он все записал в свою книжечку, сказал, что разберется. И где ваш участковый? Или он по зиме чего-то не записал, прислал тебя уточнить? Так у тебя, вроде, звездочек поболи, чем у него будет…

— Я, уважаемая гражданочка, не знаю, как ваше имя отчество, к вашему участковому отношение имею, примерно, как вы пенсионерка к другому пенсионеру — нам просто из одного окошечка иногда заработную плату выдают. А пришел я сюда, потому что, как я понимаю, сыночка гражданки Поповой Натальи — Николая, арестовали, и теперь мы с ним разбираемся за все его прегрешения…

— Ой, да какая радость то, товарищ начальник, что вы этого злыдня поймали. Да ты просто не представляешь, сколько он нашим соседям зла то наделал. Мало того, что самые лучшие соленья и варенья покрал, он же напакостил еще — у меня они войлок, что для утепления на решетке лежал, наружу выбросили, только крышкой металлической закрыли, так у меня половина картошки, что сверху была, перемерзла, и банок несколько полопалось, что на верхней полке стояли. А Селиванов Егорка, у которого погреб обворовали и нараспашку бросили, даже крышку на место не набросили, он вообще с ума сошел…

— Почему сошел?

— Да откуда же я знаю? Наверное, потому, что все его заготовки перемерзли, тогда же морозы, помнишь, наверное, какие стояли? Вот он после того странный стал, погреб свой на новый замок запер, и после этого не разу не заглянул. И с людьми не разговаривает. Только пьет и орет. Его жена, Маринка, после этого и сбежала, да и правильно — кто же с таким буйным алкашом жить то будет? Тем более она моложе его, женщина, я тебе скажу, очень интересная.

— Вы точно помните, что жена Егора ушла после того, как погреб вскрыли? — на моих глазах стройная схема бытового убийства рушилась, как карточный домик.

— А кто же ее знает сынок? Я же с ними в разных домах живу…- пенсионерка помотала головой: — Мне женщины рассказали, а как оно у них на самом деле было — то я точно не ведаю.

— Не подскажите, какой погреб Селиванову принадлежит.

— Так вот тот, второй с того края.

Я двинулся в указанную сторону, но пройдя два десятка шагов, мимо неровной шеренги, торчащих из земли металлических или деревянных творил, накрытых тяжелыми крышками, резко остановился — тяжелый, липкий трупный запах ни с чем нельзя было спутать.

— И что тут у вас так воняет?

— Да тут собаки дохнут, одна за другой, просто не знаем, что делать.

— В каком смысле — дохнут?

— Так, как весна пришла, постоянно на этом месте собачки умирают. А убирать то их не кому — женщины боятся, а мужики — не хотят.

Раздувшийся, облепленный мухами труп большой дворняги лежал между крайними погребами, сквозь слипшуюся шерсть на шее несчастного животного виднелась толстая проволока.

Не знаю, сколько скелетируется труп в погребе, но этот упырь чтобы замаскировать неминуемую вонь убивал и подкидывал рядом дворняжек. Очень странный и извращенный план сокрытия следов убийства, но примем как данность. В любом случае надо искать погреб и разбираться с его содержимым, но сегодня заниматься этим вопросом я не хотел — комплект формы, в котором я по требованию начальника отдела дознания ходил на службу был последним, сборной солянкой, а если я полезу в нем в пропитанный трупным запахом погреб — его проще будет потом выбросить. Поэтому завтра, оденусь во что-то старенькое, что не жалко и с утра займусь этим Селивановым Егором, а пока поеду добивать дело ветеранов-скандалистов, чтобы у прокурора не возникло желание направить дело на доследование.

Локация — клуб Ветеранов при ДЭУ-45.

— Я вас молодой человек не понимаю… — заведующий клубом ветеранов, одышливый дядька с красным, отечным лицом, очевидно, ради представительности, влезший в старую офицерскую форму с полковничьими погонами и эмблемами ВВС на петлицах, не застегивающегося на необъятном животе, кителя промокнул огромным носовым платком взопревший лоб: — Складывается впечатление, что вы пытаетесь обелить правонарушителя, а не призвать его к ответу.