— Не, начальник… — ощерился Попов и погрозил мне пальцем: — Тогда ты, вместо мамы моей, кореша моего сюда законопатишь. Это конечно будет для меня полегче, чем маму, но, все равно, я на это не согласен.

— И опять ты, Николай, не прав, законов наших ты не знаешь. Мне до твоего подельника дела нет никакого, напротив, он мне в этом деле будет только мешать. Так, я за это… — я хлопнул ладонью по стопке исписанных листов: — Пару десяток галочек в отчет себе поставлю, а если тут будет группа лиц, по предварительному сговору, то это уже квалификация другая, сто сорок четвертая статья уголовного кодекса, часть вторая, и подследственность уже не моя. В этом случае, придется мне результаты моих трудов чужой тете из следственного отдела передавать, за что она премии и медаль получит, ну, и другие плюшки от начальства. А оно мне надо?

— Ишь, как у вас, законников, все хитро устроено. Я хотя половину слов не понял, но суть уловил. — Попов почесал, коротко стриженный затылок: — Только одного не могу понять — тебе мой подельник в деле нужен и не нужен одновременно. Ты меня так запутать пытаешься, гражданин начальник?

— Да тут все очень просто, Николай. И никакой ловушки для тебя нет. — я сделал самое честное выражение лица: — Ты, по сравнению с твоим другом, здоровее, крепче его, или нет?

— Ну покрепче я, конечно, буду. — Попов гордо повел литыми плечами.

— Ну вот. Напишешь, что, под угрозой физической расправы заставил своего знакомого тебе помогать, но денег или солений ему не давал, забирал все себе. Понял?

— Начальник, ты это, если врешь мне сейчас…

— Да мне зачем врать то тебе? Допрошу твоего друга, как свидетеля, покажет на месте, откуда ты соленья-варенья вывозил, да и все, никто его привлекать к ответственности не будет. Ну что, договорились?

— Ладно, давай попробуем. Славенюк это Петька, живет в сером доме, где городская справочная аптечная, последний подъезд, третий этаж. — жулик пригорюнился, понимая, что я его «развел», но не осознавая еще, чем, лично ему, это грозит. В утешение, как ребенку конфетку, я дал Николаю, очередную, пятую по счету, американскую сигарету, которую жулик, с благодарным кивком, принял.

— Ну ладно, пора, наверное, заканчивать. Ты мне только одно скажи — зачем вы, в части погребов, крышки открытыми оставляли?

— А это, начальник, я тебе расскажу, только нигде под этим подписываться не буду — если у человека под основной крышкой внизу, еще одна, которую ломать задолбаешься, мы таким иногда пакость делали — оставляли крышки нараспашку, чтобы они честным жуликам жизнь не осложняли. Знаешь, как тяжело вторую решетку ломать?

— Не знаю, не ломал. Ладно, с крышками я понял, оставлю все это на твоей совести. Значит все вопросы мы с тобой закрыли, скоро вызову тебя в ИВС, чтобы оттуда по всем погребам проехаться, и ты на территории показал, что и как вскрывали. Просьбы какие будут? Может у матери что-то к твоему визиту вкусное заказать?

— У матери не надо, а вот у бабы одной я бы заказал…

— Так какой вопрос? Если все нормально покажешь и расскажешь, то можно и знакомой твоей заказ на что-то вкусное сделать. Ты главное, крутить –вертеть не начинай, чтобы всю эту неприятную историю быстрее закончить и быстрее под суд пойти…

Николай мрачно кивнул, спрятал полученные у меня сигареты в… даже не хочу знать, куда прятал, от обязательного обыска, мой презент жулик, надеюсь, что в жизни мне это знание не пригодится.

Отправив Николая в ласковые руки конвоира, я начал собираться, когда меня окликнули. Дама- адвокат, разделившая со мной допросный кабинет, еще двадцать минут как, рассталась со своим клиентом, после чего, усиленно делавшая вид, что изучает записи в блокноте, теперь обернулась ко мне, и я ее узнал. С этой девушкой мы проучились в одной группе последние четыре года, встречаясь дважды в год на экзаменационных сессиях и установочных лекциях.

— Привет, Софья. Хорошо выглядишь.

— Спасибо. — Софья Прохорова захлопала, густо накрашенными ресницами, как бабочка крыльями: — Как ты? Вижу, дела крупные в работе…

— Ха-ха, смешно. Но, кому-то и кражами из погребов надо заниматься. А ты как? Вижу, в адвокаты выбилась? В какой конторе сидишь?

— В центре, Пашенька, в центре…- ухоженная женская рука протянула мне шикарную визитку с большим количеством позолоты: — ты все, здесь закончил? Подвести тебя?

— Да я на машине, сам доберусь. — я собирал со стола многочисленные листы признаний Коли Попова.

— Сам-то ты где обитаешь, Паша?

— Я, Софья Игоревна, в Дорожном РОВД обитаю, там по коридору до конца, спускаетесь в подвал и возле, извините, уборной, самый маленький кабинет. Так он мой.

— И почему самый маленький?

— А у меня это… — я задумался: — В общем, забыл название, боязнь больших помещений. Поэтому начальство пошло мне навстречу, выделило помещение, как раз, под мои запросы…

— Слушай, у ваз же в Дорожном РОВД какой-то скандал недавно был…

— Не знаю, Софья, я в отпуске почти полтора месяца был, поэтому, наверное, все самое интересное пропустил. Слушай, дай мне несколько визиток своих, если что, клиентов тебе денежных «подгоню».

Раскланялись мы с адвокатом на стоянке перед тюрьмой. Она гордо прошла в сторону юркой «Хонды-Цивик», после чего, лихо вырулила на дорогу, но я «сделал» ее на первом же светофоре, после чего, сразу вышел из соревнования, свернув на узкий, внутриквартальный проезд, оставив первое место в мини –гонке за собой.

Глава четырнадцатая.

Сентябрь 1993 года.

Золотая осень.

Локация — Дорожный РОВД.

— Громов, ты где вчера был целый день? — голос, раздавшийся за спиной, по всем признакам можно было классифицировать, как женский, но однозначно утверждать это мешал явственно слышимый в нем лязг металла.

Пацаны, с которыми я трепался «ни о чем» у крыльца РОВД, деликатно отвернулись, а я медленно и осторожно начал оборачиваться.

— И вам доброго утречка, Ольга Борисовна.

Я снял с головы фуражку с красным околышем и, прижав ее к груди, поклонился.

— Ты мне зубы не заговаривай… тьфу, не паясничай. — прекрасные глаза моей начальницы метали молнии: — Где вчера был?

— Так в СИЗО, я же вас предупреждал об этом.

— Что, целый день в СИЗО проторчал? Уверена, с тамошними операми водку пил…

— Нет, вчера не получилось, у них карантин и уставной порядок, по крайней мере, на месяц. Так что я, честно, с обеда одни только явки принимал.

— А до обеда где был?

— В Заречном РОВД разрешение на работу с жуликом выпрашивал, у майора Куделкиной…

— И что, эта сука тебе разрешение дала?

— Сначала не давала, но я сказал, что я под вами хожу, и она сразу все подписала…

— Врешь ты все, Громов…- уже спокойно, констатировала капитан Супрунец: — Сколько там явок получилось? Сколько погребов он на себя взял?

— Да кто их считал? Таких как, «пришел к психиатрическому диспансеру на улице Первой Революции, и, между двумя старыми домами вскрыл семь или восемь погребов», таких двенадцать по двум районам, если место далеко от нашей территории получается, то я такие не оформлял, итак работал до упора, уже выгнали меня из СИЗО под конец, типа, они до шести работают.

— Ну тогда молодец, конечно. А только что ты с этими явками делать будешь? Тебе жулика, на одних только явках из СИЗО, для проверки показаний на месте, не выдадут, сам знаешь, сколько таких явок из тюрьмы и зон каждый месяц приходит. Зека покататься хотят, обстановку сменить, вот и пишут всякую ерунду.

— Вы, Ольга Борисовна, не волнуйтесь, у меня все продумано. Во-первых, я вчера вечером заехал к госпоже Поповой, маме жулика и изъял у нее все эти банки при понятых…

— Да? Молодец. Пошли, покажешь…

— Э… Я, Ольга Борисовна, эти банки у гражданки Поповой оставил.

— Паша, ты дурак? Она же их…

— Да ничего она с ними не сделает. Я как изъял соленья, так, при этих же понятых, гражданке Поповой под ответственное хранение соленья и выдал, под роспись. У нее, все-таки, условия, а мне и хранить их негде. Да и вообще, я, в конце концов, офицер милиции, а не грузчик, и машина у меня не для перевозки ржавых банок предназначена.