Как вы понимаете, все встречи с населением из числа погребовладельцев, в основном, происходили по одному сценарию. Сначала меня встречала агрессивная группа граждан из числа самых обездоленных и особенно обиженных новой демократической властью. От применения физического насилия к «представителю администрации» оберегала только милицейская форма и наличие зубастой пасти Демона, жизнерадостно гавкающего из приоткрытого окна «Ниссана».

Дав людям прокрываться и выплеснуть негативные эмоции, я минут за пять добивался тишины, после чего объявлял, что у меня для собравшихся две хорошие новости, после чего объявлял, что решение о сносе незаконных хранилищ отложено на неопределенный срок, а жулик, вскрывший зимой или весной их погреба сейчас находится в тюрьме, кается и очень хочет погасить причиненный гражданам –владельцам погребов, материальный ущерб. Образцы заполнения заявления закреплены на лобовом стекле автомобиля, а бланки заявлений с самыми дешевыми шариковыми ручками, которые я купил в количестве ста штук и заранее списал на убытки, можно получить у меня. В суд или милицию ходить не надо, после вынесения приговора на ваш адрес будут приходить извещения о возмещении вреда от преступника. На большие деньги рассчитывать не стоит, но какие-то деньги придут. Обычно изъявляли желание написать заявление процентов семьдесят собравшихся, написание заявлений занимало около часа, после чего, собрав заполненные бланки и отобрав у народа часть ручек, которые не «ушли» с концами, я ехал к новому месту сбора. По моим расчетам, в течении двух месяцев я, проставляя даты подачи заявлений, мог работать не особо напрягаясь и числится молодцом в глазах моего начальства. За это время я собирался разобраться со своими, изрядно обмелевшими, финансовыми потоками и попробовать раскрыть тайну смерти женщины из погреба, в продвижению в раскрытию этой загадки, у меня, к сожалению, дела шли не очень хорошо.

Посетив несколько оптик и медицинских центров, работающих с контактными линзами, я был разочарован — линзы на «-9,50» вообще били не ходовыми, с ними практически, никто не работал, окулисты-коммерсанты, в основном, заканчивали свой модельный ряд на восьми диоптриях, и вообще, такую упаковку от линзы никто опознать не мог, а данные производителя на фольге облатки отсутствовали. Конечно, я не охватил и десятой части клиник и оптик Города, которые торговали линзами, но тревожные звоночки в голове уже зазвучали.

Локация — частный сектор центральной части Города.

— Привет. — я отделился от забора.

— Кто здесь? — невысокая хрупкая девушка испуганно охнула, после чего пригляделась к темнеющей с тени двухметрового дощатого забора, фигуре и вполголоса ругнулась: — Громов, черт такой, напугал! У меня чуть сердце не разорвалось… Ты что здесь прячешься?

— Да не прячусь я, просто тебе тут жду. — я отлепился от забора: — А у тебя в доме свет не горит и тишина, только кот с крыльца орет…

— Кот орет? — Тамара Александровна Белова обогнула меня и заспешила отпереть калитку: — Заходи скорей, щеколду задвинь за собой.

Стоило нам оказаться во дворе, с крыльца, с обиженным мявом, под ноги Тамаре бросился худой черный кот с белой манишкой на груди.

Девушка подхватила кота на руки и, что-то нежно воркуя, потащила в тепло дома, приглашающе оставив дверь приоткрытой.

— Одна живешь? — я скинул куртку в сенях и вошел в комнату.

— Нет, с мужиком. — Тамара кивнула в сторону кота, что, восторженно задрав хвост трубой, уже что-то увлеченно, с утробным урчанием, жрал из миски на полу: — Трутень несколько месяцев жил, но выгнала, сильно много кушал, причем, что характерно, трижды в день…

— Я твой намек понял, но хоть чаю нальешь? — я уселся на табурет у обеденного стола.

— Да даже накормлю, только подожди десять минут. — Тамара улыбнулась мне и открыла дверцу в холодильника.

Спустя полчаса.

— Спасибо. — я благодарно кивнул, принимая от гостеприимной хозяйки большую керамическую кружку с каким-то иероглифом на боку, что заполонили, в последнее время, магазины: — Очень вкусно было.

— Ну и хорошо. — Тамара налила себе и села напротив, глядя на меня сквозь пар, поднимающегося от ее чашки: — Рассказывай, зачем приехал?

— Ты все там-же? Все шьешь?

Тамара была прекрасным скорняком, работала с мехом и кожей, из-под ее крепких рук выходили прекрасные, а главное эксклюзивные вещи, тем более, что кожа сейчас была в моде. Вот только у этого отличного мастера была проблема — она была никому неизвестна. Богатые люли готовы были платить дорого за красивые вещи в единственном экземпляре, не, только в том случае, если эта вещь имела лейбл известного западного дома моды, а работы безвестной мастерицы их не интересовал. Вот и приходилось девушке выживать, гоня потоком массовые шапки –ушанки и «формовки» и меховые варежки, которые она сдавала оптом продавцам вещевого рынка «под реализацию».

— А куда я денусь? Конечно шью. — судя по погрузневшим глазам, у дела у Тамары шли не очень.

— Рассказывай, что случилось, авось, я тебе помогу.

Тамара много лет арендовала помещение в швейном ателье, расположенном недалеко от ее дома, на одной из центральных улиц Города, а, в процессе произошедшей в прошлом году приватизации, умудрилась выкупить одну из комнат в этом помещении. Но, воспользоваться удачной сделкой она не смогла — пришли лысые ребята в кожанках и сказали, что надо делится. Швеи безропотно стали платить ребятам за «безопасность», а упрямая скорнячка это делать отказалась, за что должна была быть показательно наказана.

Тамару я вывез у «бандосов» из-под носа, вместе со всем ее оборудованием, которое мы разместили в смежном, с колбасным цехом Димы Ломова, помещении, благо завод, на территории которого квартировал Ломов, сдавал свои, мгновенно ставшие не нужными цеха, раскинувшие на громадной территории, буквально за копейки.

И хотя ездить на работу стало гораздо дальше, но первое время Тамара была довольна — никто к ней не лез, кроме ухажеров с колбасного производства, что не могли пройти мимо интересной девушки.

Но белая полоса сменилась сначала на серую, а сейчас на черную.

Бандосы, «оседлавшие» ателье, по своей привычке, ежемесячным отчислениями не ограничились, а «отжали» помещение, выгнав белошвеек на улицу. Не знаю, как они все оформили, но сейчас в помещении во всю шел ремонт. Тамара туда соваться боялась, продолжая оплачивать коммунальные услуги за свою комнату по ранее заключенному договору через банк, и пребывала в тоскливом ожидании, что восемнадцать квадратных метров площади, за которые она заплатила приличные деньги, просто уходят из ее рук в неизвестном направлении.

— А что ко мне не обратилась? Мы же друзья.

— Я пыталась, зашла к тебе на работу, только никто не мог сказать, где ты. Оставила парням в кабинете, в подвале, рядом с твоим, записку для тебя, что мне срочно нужно с тобой встретится…

Я покивал головой. Вероятнее всего, в это время, когда Тамара разыскивала меня, я, не помня, кто я есть, бомжевал в районе вокзала, а записка, скорее всего попала в руки Князю или его оперов и полетела в мусорную корзину, прежде чем за Тамарой закрылась дверь.

— Извини, я на задании был, «под прикрытием» был в это время, на работе не появлялся и контактов ни с кем не поддерживал. — соврал я — рассказывать о травме головы я никому не собирался, ибо такая информация могла навредить в первую очередь мне.

— А теперь еще на заводе… — продолжила Тамара свой рассказ, из которого выходило, что финансовые трудности начались и на заводе.

Если Дима Ломов, по своей мужицкой простоте, просто покрасил стены арендованного цеха самой дешевой масляной краской, то Тамара, по присущей женщинам тяги все улучшать и украшать, нашла среди местных работников, страдающих от задержек выплаты заработной платы, так как «сеялки» с системой наведения, что десятилетиями клепал завод, оказались никому не нужны, бригаду ремонтников, которые за неделю сделали в ее помещении весьма приличный ремонт, отделав стены дорогой итальянской плиткой, мимо которой Тамара не смогла пройти в магазине.