— Пошли. Посмотрим, научил ли Айрес тебя играть в бильярд так же хорошо, как математике.

Мы пошли в игровую, и Ной подвинул руку, чтобы прижаться своими пальцами к моим. Моё сердце забилось галопом. Это был Ной Хатчинс. Ной Хатчинс, который был против длительных отношений. Или просто отношений. Ной Хатчинс, который хотел лишь девушек на одну ночь. Наркоман. Моя противоположность. И, на данный момент, он был всем, чего я хотела.

Эхо спряталась за пеленой волос в тот же момент, как наши пальцы переплелись. Я уже месяц не курил травку, но почему-то я парил над землёй, кровь в моих венах стала горячее, я был словно под кайфом. Нет, не под кайфом. Я чувствовал себя… непобедимым.

— Можно задать тебе вопрос? Если что, я не подразумеваю под ним издевки, — сказал я.

Её рука ослабла, но я вцепился в неё, не позволяя Эхо убрать ладонь.

— Наверное…

— За твоим именем скрывается какой-то тайный смысл?

Мы дошли до аркады. Несколько школьников собрались вокруг игры в стрелялки. Звук летящих пуль прерывался криками из игры. Студент колледжа переворачивал страницы комикса, сидя за стеклянным прилавком, полным дешёвых призов из скибола19. Я сжал крепче руку Эхо и провёл её мимо игр к пустым бильярдным столам позади.

Затем, с неохотой, отпустил её и вставил несколько долларов в автомат с жетонами.

— Мама была помешана на греческой мифологии. Я названа в честь горной нимфы Эхо.

Имя Айреса тоже начинало приобретать смысл. Я вставил две монеты по 25 центов, и из отверстий сразу покатились шары. Эхо немедленно кинула их на стол.

— Восемь или девять?

— Восемь. — С девятью шарами игра усложнялась. Я уже планировал выложиться процентов на шестьдесят, надеясь, что Эхо хорошо проведёт время.

— И что за миф с ней связан?

Она поставила шары в треугольник, а затем убрала его.

— На самом деле их несколько. Ты разбиваешь.

Я встречал нескольких девушек, как она: боящихся разбивать, потому что они не могли выбить более двух шаров из группки. Лучше пусть она разобьёт и загонит хотя бы один шар в лузу, чем ничего.

— Дамы вперед. — Я не мог дождаться, чтобы эта игра закончилась, и я мог научить её правильно разбивать.

Из-за мысли о том, как её тело, прижатое к моему, склонится над столом, джинсы стали тесноваты в определённом месте.

— Тебе конец, — пропела она, и мои губы изогнулись в улыбке от её вспышки самоуверенности. Эхо крутила своим кием как воительница, направляющаяся на битву, ни разу не отрывая взгляда от белого шара. Она склонилась над столом. Я сосредоточился на её упругой заднице. Моя сирена убивала меня с каждым мгновением. Когда она прицелилась, Эхо потеряла всякое сходство с той хрупкой девушкой в школе — она стала снайпером.

Быстрый и громоподобный стук шариков застал меня врасплох.

Они покатились в лузы в таком спешном успехе, что я потерял им счёт.

Эхо обошла стол, снова крутя своим кием, изучая оставшиеся шарики, как четырехзвёздочный генерал — карту.

Чёрт… а девчонка умела играть!

— Мои — полосатые, — крикнула она. Эхо склонилась над столом, чтобы ударить во второй раз. Её прекрасная грудь была единственным, что я замечал, но мне хотелось большего, чем просто смотреть, я хотел…

— Лучше спрячь свой язык обратно в рот. Если он высохнет, останется неприятный привкус. — Она одним ударом отправила два шарика в лузы.

— Что же я могу поделать, если ты сексуальная. — Мне нравилось, когда она ставила меня на место. — Так что там за миф?

После ещё двух ударов она, наконец, промазала. Теперь была моя очередь. Шестьдесят процентов выкладки не станут для неё помехой. Чёрт, да даже ста процентов могло оказаться недостаточно.

Я обследовал стол, пока Эхо устраивалась на стуле.

— Зевс любил поразвлечься с нимфами на земле, а его жена Гера не совсем одобряла внерабочие занятия своего мужа. Потому он послал Эхо, прекрасную древесную нимфу, отвлечь Геру, пока он будет «отдыхать». Та всё поняла и наказала Эхо, забрав её голос, проклиная нимфу повторять то, что говорят другие. После этого девушка влюбилась в придурка, который не ответил ей взаимностью. С разбитым сердцем, она бродила по лесам, плача, пока от неё ничего не осталось, кроме голоса, который до сих пор разносится по земле.

Некоторых из нас называли в честь личностей из Библии, других именем, выбранным наугад в детской книге. Эхо назвали в честь шизанутого греческого мифа. Я забил два шарика в правую лузу.

— Твоей маме не нравились обычные сказки?

Эхо рассмеялась.

— Это и были мои сказки. Я росла, понимая историю за каждым созвездием. Какой греческий бог на кого злился. Любовь, похоть, злость, месть. Долгое время я засыпала с включённым светом.

Я промазал и едва сдержался, чтобы не выругаться. Эхо продефилировала к столу с хитрой усмешкой на губах. Я ничего так не хотел, как убрать поцелуем эту маленькую ухмылку с её лица. Вместо этого я дернул за один из её шелковых рыжих локонов. Её смех щекотал мне кожу.

— Твоя очередь отвечать на вопрос, — сказала она.

— Валяй.

— Почему ты так хочешь заглянуть в свою папку? — Она прицелилась в восьмой шарик и ударила по нему.

Уже много лет никто, кроме Киши или миссис Колинз, не задавал мне столь личных вопросов. Я вставил ещё пару центов в стол.

— А ты расскажешь, почему хочешь посмотреть в свою?

Эхо снова расставила шарики.

— Ты уже знаешь большую часть. Разбивай.

Чувствуя лёгкую слабость, я опёрся на кий.

— У меня есть два младших брата. Джейкобу восемь, Тайлеру четыре. После смерти родителей нас разлучили. Они живут в плохих условиях. Я хочу доказать это и выиграть опеку над ними после окончания школы. В этой папке есть их адрес. Если я смогу поймать этих ублюдков на горячем, что они причиняют вред моим братьям, тогда я заберу их, и мы снова станем семьей. — Я разбил шар с большей силой, чем намеревался. У меня из головы не выходило воспоминание о лице Тая, которое было всё в кровоподтеках. Мои братья не станут жертвами, как Бет, и не превратятся в жестоких оболтусов, как я.

Биток отскочил несколько раз, ударив по группке шаров.

— Цельные. Твоя очередь отвечать.

— Мама ранила меня, но я этого не помню.

Её голос был равнодушным, но я знал: Эхо хотела заглянуть в свой файл так же сильно, как я в свой. Я рассказал ей свою историю и хотел услышать её.

— Расскажи то, что знаешь.

Эхо перекатывала кий в руке.

— Мы мало знакомы.

Как, чёрт возьми, мне заставить её доверять мне? Она доверяла, на определённом уровне. Но не так, как мне хотелось. Моя школьная репутация с девушками шагала впереди меня, как команда болельщиц перед оркестром. Чёрт, а что, если она мне доверится? Что я буду с этим делать?

Я опёрся бедром на стол.

— Что, если только один из нас сможет добраться до папок? Я рассказываю тебе это дерьмо не потому, что фанат групповой терапии, а потому, что, если у тебя появится возможность проникнуть в наши файлы, мне нужно, чтобы ты нашла информацию о приёмных родителях моих братьев. Фамилию, адрес, номер телефона. Если я загляну в твой, что мне искать?

Разрази меня гром, если она не превратилась в вампира. Вся кровь ушла с её прекрасного личика.

— Поклянись, что никому не расскажешь.

Что может быть хуже, чем считаться мазохисткой и самоубийцей?

— Что бы это ни было…

— Поклянись, — прошипела она. Наклон её головы, то, как вспыхнули и сузились её тёмно-зелёные глаза, будто у дикого животного — все предупреждало меня, что отшутиться будет не лучшим решением.