— Как ты думаешь, кто надул Поттера? — Скорпиус с довольной ухмылкой оглянулся на Ксению. Та тоже смотрела на Джеймса. Тому было явно не хорошо. Но что особо радовало Малфоя — Лили совершенно невозмутимо ела, изредка наклоняясь к Уизли и что-то ей говоря. Ох, Поттер, так тебя просто разорвет изнутри…
Порыв помочь другу был тут же задавлен малфоевской частью его души, уже давно валявшейся в закромах без востребования. Сегодня как раз тот случай. Пусть беснуется, потому что Поттер сам вечно создает драмы из ничего. Хотя, конечно, сегодня у него была причина бесноваться. Даже хорошо, что Лили не может скрыть свои эмоции… Пусть Поттер помучается, это хотя бы отвлечет гриффиндорца от странностей в поведении Ксении. Не нужно Джеймсу сейчас никаких других забот. Пусть лучше думает о Лили и ее личной жизни. С этим, по крайней мере, Скорпиус знал, как сладить.
— Ты ничего не хочешь мне сказать, Малфой? — Ксения повернулась к парню, заговорщицки улыбаясь. — Есть что-то, из-за чего мне стоит изолировать вас с Джеймсом друг от друга?
— Нет, зачем же? — Скорпиус дернул уголком губ, играя вилкой в руках. — Я просто мечтаю получить еще две недели наказаний. Думаю, и Поттеру без адреналина жизнь кажется скучной. Тем более, ему стоит попрактиковать некоторые боевые заклинания…
— Не неси чушь, Скорпиус, — Ксения покачала головой. — Фауст уже предупредил вас, что исключит, если вы снова подеретесь…
— Да не собираюсь я драться с этим лохматым олухом! — фыркнул слизеринец, беря салфетку. — Я лучше вырезал бы ему воображение, которое снова нарисовало в его воспаленном мозгу сцену оргии с участием его сестры…
— Скорпиус, я тебя прошу — не доводи ты Джеймса, — Ксения, казалось, сама сердита из-за чего-то. — Он же сейчас уже на пределе…
— Да я вижу… С него можно писать портрет Принца Гамлета перед убийством…
— Кого?
— Да ладно, проехали, — Скорпиус поднялся со своего места. Почему никто не читал Шекспира? Ладно, Ксения, ей положено там всяких Гомеров глотать и Эсхилами закусывать, но ведь даже англичане не знают, кто такой Гамлет. Великая фигура, как считал Малфой. Даже Лили не знает Гамлета… Надо будет этот пробел восполнить.
Скорпиус медленно приближался к своему вероятному убийце, а сам вспоминал, как отец глотал воздух с судорожными всхлипами, когда нашел у сына маггловую книгу. Шекспира. Одна эта сцена стоила того, чтобы принести книгу в Малфой-Мэнор.
Слизеринец сел рядом с Лили, тут же окутанный уже родным теплом ее тела. Она повернулась к нему, закусив губу, чтобы сдержать счастливую улыбку. Только силой воли он заставил свои руки остаться лежать на коленях.
— Поттер, у тебя в горле застряла картофелина? Причем размером с яйцо хвостороги? — Малфой гадко ухмыльнулся другу. Ох, как же гриффиндорца пожирает желание убить… И он еще считал Поттеров милыми и добрыми? Да это же хуже, чем пьяный Хагрид, у которого стянули последнего детеныша дракона… — Поттер, тебе за арбалетом сбегать?
— Скорпиус, — Лили положила руку на его плечо. Она тревожно смотрела на брата. Судя по всему, она только заметила, как что-то большое буквально вырывается из Джеймса. Через горло. Такой приятный, вскормленный годами подозрений и воспаленных фантазий, миленький монстрик братской опеки и ревности.
— Я тут вообще ни при чем, — усмехнулся Малфой, поражаясь, что Поттер так долго способен сдерживаться, просто испепеляя взглядом их с Лили. — Мимо проходил, смотрю — человеку плохо, нужно помочь…
И тут Джеймс Поттер совершил совершенно непрогнозируемый Скорпиусом поступок. Он мог бы встать и заорать, проклиная всех подряд. Он мог бы кинуть ножом в слизеринца, раз уж на то пошло. Мог бы размахивать палочкой, как бабуин перед оркестром. Но гриффиндорец просто вскочил и стрелой помчался прочь из Зала, чуть не впечатав в стену какую-то рейвенкловку.
— Лил, только не надо сразу паниковать, ладно? — Скорпиус тут же повернулся к девушке. — Я сейчас его догоню и позволю себя убить…
— Скор…
— Все в порядке, приятного аппетита, — он быстро поцеловал кончик ее носа и поспешил вслед за Поттером, который показывал завидную скорость. Посостязался бы даже с бешеными гиппогрифами, если бы нашел их.
Джеймса же Скорпиус нашел на улице. Тот сидел на скамейке у входа в парк.
— Ну, и что это за очередная сцена из трагедии? — Малфой встал у дерева и засунул руки в карманы. Было холодно, и Скорпиус мысленно подсчитал, куда ему нужно зайти за вещами: в раздевалку за курткой, на Астрономическую башню за метлой.
В Выручай-комнате он, вроде бы, ничего не забыл. Кроме себя самого. Прежнего. Он как-то отстраненно понял, что сегодня утром завершился его долгий путь: от презренного слизеринца со второго курса в гриффиндорца с кое-какими изъянами в малфоевской душе. Что-то ведь не меняется никогда. Или кто-то.
Например, Джеймс Поттер. Злится из-за того, чему не мог помешать и что не мог предотвратить. Просто вообще из-за того, что его и не касалось. Но Малфой начал его даже уважать: столько времени продержаться и еще никого не убить.
Скорпиус ждал вопроса, но и этого Джеймс не сделал. Просто молчал, борясь сам с собой. Очевидный успех. Малфой сел рядом с другом.
— Поттер, я знаю, чего тебе стоит сейчас молчать, и я признателен тебе за это, — Скорпиус решил помочь гриффиндорцу пережить душевную борьбу. — Но посмотри с другой стороны на все это: теперь тебе не придется постоянно беспокоиться. Все уже произошло…
— Значит, это не бред моего воспаленного мозга… — как-то уж очень спокойно откликнулся Джеймс. — Малфой…
— Только не надо угроз, — попросил Скорпиус. — И не лезь в мою личную жизнь, она, вообще-то, тебя не касается… Но раз уж ты мой друг, а она твоя сестра, то я прощаю тебе эту слабость. И если ты жаждешь подробностей, — Поттер фыркнул от отвращения, — то ты их не получишь. Ты все должен был понять по лицу твоей сестры.
Джеймс кивнул, просто глядя прямо перед собой.
— Ты ее любишь?
Скорпиус вздрогнул от этого вопроса. Такого прямого и поставленного так жестко.
Любил ли он кого-нибудь в этом мире? А его кто-нибудь любил? Мама любила, по-своему, по-малфоевски, без всяких нежностей и поцелуев на ночь. Она радовалась его успехам и огорчалась промахам. Но она никогда просто так не обнимала его, не читала книжку на ночь, тем более не целовала перед сном. Разве так должно быть? Нет, потому что у других это было. У Поттеров это было.
Отец любил Скорпиуса. Но тоже по своему. Его успехи он принимал, как должное. Но последнее время сын не очень-то радовал отца. Потому что взгляд Драко Малфоя на поступки Скорпиуса остался тем же, а сам парень изменился. И успехи он стал делать совсем другие, совсем по-другому…
Что значит — любить? Малфой вообще не знал. Нуждаться в ком-то. Быть привязанным к кому-то. Тянуться. Использовать. Отвергать. Презирать. Игнорировать. А любить? Как это — любить? Любовь — это слабость, а Малфои не могут быть слабыми… Но как же тогда быть с тем часом, что он провел в серебряном лесу? С тем раем, что он познал в объятиях Лили Поттер?
Малфой не знал, как ответить. Он смотрел перед собой: то на дальнее поле, то на камень у дороги, то на башни замка. С крыльца спускалась слизеринка. Присцилла Забини. Она шла к воротам Хогвартса. Странно, что она там забыла?
Скорпиус уже внимательно следил за девушкой. Вот она идет, вот подняла руку и заправила локон черных волос за ухо. Странно, Присцилла никогда так не делала. Она считала этот жест простолюдинским. Слизеринец поднялся, ощутив вдруг острое беспокойство. Он смотрел на уже почти достигшую ворот Забини. Что в ней не так? Волосы. Рука. Убранная за ухо прядь. Ухо. Серьга.
Он буквально сорвался с места, совершенно четко понимая, что это не Забини. Потому что в ушах девушки были серьги Лили. Те самые капельки золота, что он всего несколько часов назад видел на гриффиндорке. А с чего бы это Лили отдавать серьги Забини? Тем более что у Присциллы уши вообще не проколоты!