Но в его жизни также был поезд. И купе. Как в жизни отца. Только все было по-другому. Неуверенный в себе школьник Северус Снейп. Его высмеяли. Тео тоже высмеяли. Но он ответил. Силой. Проник глубоко в память мальчишки. Извлек самое страшное воспоминание. Вот и все. Не словами ответил. Силой. Потому что у него не было девочки с зелеными глазами. Был лишь он сам.

Влюбленный юноша Северус Снейп. Он мучался. Он переживал. Ревновал. Тео это было сложно понять. Зато он понял другое. Лили Эванс. Джеймс Поттер. Гарри Поттер. И четверо мальчишек. Их сила против отца. Ее гнев против отца. Унижение.

Ненавидящий и презирающий Северус Снейп. Тео никогда не видел такой ненависти. Но даже в воспоминаниях она была ощутима.

А потом — молящий Северус Снейп. Готовый сломаться. Одинокий. Тео тоже был одинок. Но он не терял никого. Отец потерял свою зеленоглазую девочку. Сначала отдав ее другому. Врагу. Потом позволив убить.

Значит, Гарри Поттер. Тот, кого охранял Северус Снейп. Охранял и ненавидел. Отец был темным магом. Тео этого не понимал. Он сам был целителем. Он возвращал людей к жизни. Отец же был Пожирателем смерти. Метка на его руке. Как клеймо зла.

Пожилой волшебник. Из памяти Гарри Поттера. Очевидно, очень близкий народному герою. Но отец доверял Дамблдору. Директору Хогвартса. Школы, где Тео должен был учиться. Так хотел отец. Но не хотел сам Тео. Директор, которого убил его отец. Убил по просьбе Дамблдора. Убил, спасая еще одного мальчика.

Рыдающий Северус Снейп. Плачущий над фотографией зеленоглазой девочки. И над ее письмом.

Потрясение. Потому что Гарри Поттер это тоже видел. И пошел на смерть, раз победил. Потрясение. Потому что это было предательство. Четко рассчитанное предательство. И его отец участвовал в этом. С легкой, минутной тенью сомнения. Но он довел дело Директора. Он довел Мальчика, Который Выжил, до границ смерти. Довел и оставил одного.

Отец.

Тео вернулся в свою комнату. На лбу был пот. На глазах — слезы. Детские слезы. Невыплаканные слезы мальчика.

Он оплакивал отца. Так никем и не оплаканного.

Великий человек. Одинокий человек. Жестокий человек.

Отец.

Глава 5. Скорпиус Малфой

И чем он все это заслужил? Он хорошо себя вел и даже вытирал ноги прежде, чем войти в гостиную. Ну, и чем же он заслужил все это?!

МакГонагалл читала им лекцию на тему «да как вы могли!» и «что на вас нашло?!» минут пятнадцать. Ее вдохновению можно было только позавидовать. Даже отец не мог так долго орать на Скорпиуса, поджимать так красноречиво губы, полыхать взглядом и делать выразительные паузы после особо важных слов. Интересно, Поттер оценил?

Скорпиус скосил глаза на гриффиндорца, который сидел за соседней партой, понуро опустив голову. Все правильно, пусть чувство вины и совесть как следует погрызут твою подозрительную душонку.

Наконец, и МакГонагалл, кажется, выдохлась. Наверное, они не выказали должного раскаяния, потому что вторая часть ее монолога была не такая долгая и красноречивая, зато не менее впечатляющая. Она описала великий план исправительных работ сроком на две недели, куда входило не только любимое чистописание, но еще приятное времяпрепровождение с больничными утками, волнующие часы в обществе склянок и колб Моржа, чудесная компания волшебного скотча и книжек Пинс, а также еще десяток маленьких, но чрезвычайно полезных дел.

Да, очевидно, все домашние эльфы Хогвартса уехали в отпуск. А тут они с Поттером подвернулись удачно. Кто-то же должен спасать ситуацию. И кто, как не продолжатель великой фамилии героев и спасителей мира? Только вот Малфой никак не мог понять, при чем тут он. Группа поддержки?

А вообще настроение у слизеринца было замечательное, если не обращать внимания на колющую боль под ребрами. И на душе было спокойно. Во-первых, Поттер, если бы хотел его убить, то уже это сделал бы. Значит, его мозг все-таки начал работать. А, во-вторых, внутри собралось нежное тепло, подаренное ему Лили Поттер.

Целый час просто быть с ней — это оказалось лучше всего, что было раньше у него с девчонками. Час без единого поцелуя, лишь с недолгими объятиями. Наверное, так бывает, когда попадаешь в рай. Входишь — и сразу понимаешь, что тебе больше ничего не нужно. И никого. И душа мурлычет от удовольствия где-то глубоко внутри. Это ощущение стоило сотни дуэлей. Но только не с Джеймсом Поттером.

Когда МакГонагалл покинула кабинет, предварительно хлопнув по столу перед Малфоем древним фолиантом страниц в тысячу, Скорпиус лениво взял перо, придвинул пергамент и открыл книгу.

Судя по всему, ее написали прадедушка Слизерина и прабабушка Гриффиндора. Причем писали они ее под бутылочку неплохого Огневиски — таких прыгающих и косых строчек Скорпиус не видел даже у Филча. А ведь Филч и писать-то, кажется, не умел.

Слизеринец даже не взглянул на книгу, которую вручили виновнику всего этого. Конечно, единственный человек, повинный во всем, был Поттер. Детектив, чтоб на тебя фестрал плюнул! Его блестящим умозаключениям позавидовала бы даже Трелони с ее чаинками в форме задницы гоблина и прыгающим в разных домах Сатурном.

Малфой вывел лишь несколько букв. Он не любил работать в тишине. Он вообще не любил тишину, тем более в компании Поттера. Если того не отвлекать разговорами, то опять взбредет в эту лохматую голову очередная великая идея типа утренней.

— Поттер, — окликнул он товарища тягучим голосом.

Джеймс не ответил, сделав вид, что увлечен своей книжкой.

— Поттер, ты оглох? Может, поведаешь, что на тебя утром нашло?

— Малфой… — с легкой угрозой произнес Джеймс, не поворачиваясь.

— Поттер, ты вообще с головой своей дружишь? Так свою сестру подставил, это ж не каждый так сможет, да еще пылая праведным гневом.

— Малфой.

— Нет, ну, правда! Каких только ты глупостей за свою жизнь не совершил, но это был верх сообразительности. Тебе орден можно дать — «за расследование года».

— Малфой! — Джеймс, наконец, поднял голову, отбросил перо и воззрился на сокурсника.

— Я, конечно, польщен, что твой богатый словарный запас содержит в себе мою фамилию, но мог бы ты сказать еще что-нибудь, кроме этого? — с милой улыбочкой поинтересовался Скорпиус, поигрывая пером.

— Заткнись, — процедил сквозь зубы гриффиндорец и отвернулся.

— О! Два слова — это уже разнообразие, — продолжал развлекаться Малфой. Раз уж они попали на две недели в рабство к МакГонагалл, должен же кто-то за это пострадать. — Я, кстати, уже готов.

— К чему это? — буркнул Джеймс, не поднимая головы от своего пергамента.

— К твоим извинениям за испорченное утро.

Гриффиндорец вскинулся, сверля глазами Малфоя:

— Не раньше, чем ты извинишься.

— За что это? Ну-ка просвети? — Малфой отложил перо и сел вполоборота к Джеймсу.

— За то, что за моей спиной ухлестывал за моей сестрой, — гриффиндорец тоже перестал писать. — Побоялся признаться?

— Поттер, откуда в твоей головушке такие светлые мысли? Не ухлестывал я за ней! — возмутился Скорпиус. Клевета.

— Ну, конечно… так, пару раз поцеловал ее…

— А ты еще и считал? — ухмыльнулся слизеринец, сам пытаясь припомнить, сколько раз целовал Лили Поттер. Ну, тут надо еще решить, считается ли пятиминутный поцелуй за один или же его надо разбить на несколько. Считать ли случаи, когда он ее целовал, но она не отвечала? В общем, проблемно. Вот если судить по качеству, то…

— Почему ты мне не сказал, что она тебе нравится? — прервал его размышления Джеймс.

— Хм, дай-ка мне подумать, — Скорпиус приложил палец к губе и поднял взгляд к потолку, — может, потому, что ты грозился вырвать пальцы и отрезать уши любому, кто к ней подойдет? По-моему, веская причина для скрытности… Тем более, что я до Рождественского бала как-то не собирался задумываться над вопросом о моих симпатиях к кому-либо. Но ты утром так настаивал, что мне пришлось чуточку изменить свои планы…

— Еще скажи, что я виноват!