Гермиона часто сожалела, что Роза вышла такой похожей на нее. Не внешне — характером. Потому что слишком много дочь пыталась взвалить в свои шестнадцать на свои хрупкие плечи. Пыталась быть взрослой и сильной, хотя никто этого никогда от нее не ждал.
Сколько себя помнила Гермиона, Роза с детства старалась сама принимать решения, самые разные — начиная с цвета нового платья на пятый день рождения и количества крема на именинном пироге и заканчивая предметами ЖАБА и вопросами своих отношений с мальчиками. Самостоятельная Роза.
— Мама, папа тебе писал? — она смотрела на Гермиону понимающими глазами, но все-таки была на ее лице надежда — надежда ребенка на исполнение заветного желания.
— Нет.
— Мне он тоже ничего не ответил, даже не знаю, дошло ли до него мое письмо, — Роза перевела взгляд на руки, а потом на Хьюго. — Мы вот тут думали, почему он ушел… Он ведь говорил с тобой?
— Ну, да, — Гермиона грустно улыбнулась детям.
— И что? Как он объяснил свой уход? — Хьюго чуть насупился, переминаясь с ноги на ногу. — Ну, кроме того, что боится навредить нам…
— Ох… — Гермиона не знала, как облечь в слова то, что она была должна им сказать. Мягко, чтобы они поняли отца, чтобы поняли его уход. — Мне он сказал то же, что и вам. Что боится за нас…
— А точнее — себя? — поправила мать Роза, поджав губы.
— Да, так будет, наверное, точнее, — кивнула Гермиона. Тяжело говорить под пристальными взглядами детей. Им нельзя врать, но и сказать правду — нельзя. Сказать, что на ее теле еще затягивались раны от его лап и рассасывались синяки от его объятий. — Вы же понимаете, что папе сейчас нелегко…
— И он посчитал, что, порвав все связи с прошлой жизнью, ему будет легче, — тихо произнесла Роза. Милая, все понимающая Роза. Как рано мы заставили тебя повзрослеть. — Глупо.
Гермиона промолчала, не зная, что ответить.
— Мам, что он еще говорил? — Хьюго чертил ботинком узоры на промерзшей земле. — Он вернется?
— Нет, я думаю, что нет, — Гермиона знала, что это жестоко, но в этом вопросе она обещала себе быть честной с детьми. — С ним разговаривал Гарри…
— Да… Раз даже дяде Гарри не удалось его вернуть… — пробормотала Роза, а потом посмотрела на маму. — Где он сейчас, наш папа?
— Не знаю. Он не позволяет нам этого знать, но, уверена, что если ему будет плохо, он попросит о помощи, — Гермиона говорила это действительно уверенно. Это же Рон, он не может не обратиться за помощью. Он всегда так делал. Но ведь он всегда возвращался…
— Значит, это не ваша обычная ссора, — Хьюго грустно вздохнул и все-таки сел — между Розой и матерью. — У папы вышел легкий сдвиг в мировоззрении…
— Хьюго! — укорила брата Роза. — Не говори так, папе тяжело!
— А нам не тяжело? — фыркнул мальчик, тут же вставая. — Мог бы и зайти к родным детям прежде, чем удариться в бега… Вот дядя Гарри почему-то никуда не удрал, хотя ему не легче…
— Он не стал оборотнем, как папа, — тихо заметила Роза, глядя на Хьюго. — Ему не от кого бежать…
Гермиона промолчала. Гарри было от кого бежать так же, как и Рону. Но ни тому, ни другому было не убежать от себя. Только Гарри привык жить с этим, а Рон… Рон был другим. И, наверное, выбрал самый подходящий в такой ситуации ему самому вариант. Просто уйти. Как сказала Роза, оборвать все связи с прошлым Роном, и создавать мир нового Рональда Уизли.
— Дядя Гарри ни от кого и никогда не убегал…
— Хьюго!
— Тихо, ребята, — Гермиона примирительно положила руку на плечо сына. — Дело не в Гарри и не в храбрости. Просто так случилось. Ваш папа принял решение. И мы должны принять его. Оно нам не нравится и даже причиняет боль, но мы ничего не можем с этим сделать…
— Можем! — Хьюго поднялся, сердито глядя на Розу. — Нужно найти его и заставить его вернуться! Какая нам разница, оборотень он или вампир?! Да хоть полтергейст! Он же наш отец!
— Хью, даже если мы сможем его найти, в чем я сомневаюсь, — терпеливо говорила Роза, — мы не сможем заставить папу вернуться. Он. Принял. Решение. Мама правильно говорит — мы должны если не понять, то принять это. И надеяться, что он вернется. Или же… что он будет счастлив…
Сильная девочка. Роза, как же ты смогла найти в себе такие силы, чтобы переступить через свою любовь к отцу и подумать о нем самом?
— Он не будет счастлив без нас! Без мамы! Без дяди Гарри! — возмутился Хьюго.
— Но мы можем пожелать ему этого счастья, — сказала Гермиона, глядя на возмущенного сына. — Потому что ничего не можем исправить… это его решение.
— Мама, почему? Почему ты так легко смирилась? — Хьюго недоверчиво смотрел на Гермиону. — Почему отпустила его?
— Потому что я люблю вашего папу, — просто ответила она, зная, как неестественно глупо звучит ее ответ для пятнадцатилетнего сына. Вот Роза ее понимала — Гермиона видела это по глазам девушки.
Хьюго промолчал, кинул взгляд в сторону замка, где в окнах уже горел свет.
— Прости, мама, — он пожал плечами. — Наверное, это ваше дело… Я пойду, обещал Шелли, что до ужина помогу ей с Заклинаниями.
— Хорошо, сынок, — Гермиона поцеловала наклонившегося к ней мальчика. — Береги себя. И передавай привет ребятам Уизли.
Хьюго кивнул, махнул на прощание большой рукой и пошел к замку, понуро опустив плечи.
— Мама, ты не огорчайся, он просто пока еще не привык…
Гермиона обернулась к дочери. В сгущающихся сумерках глаза Розы стали почти черными.
— Да мы все еще не привыкли, Роза, — она обняла дочь за плечи. — И ты не привыкла, просто почему-то решила, что не должна этого показывать… Я не знаю, когда мы с твоим папой упустили момент, что не смогли показать тебе, что ты не должна так быстро становиться взрослой.
Роза грустно улыбнулась, целуя мать в щеку:
— Может, вам не нужно было заводить Хьюго? Или же тебе — выходить на работу, когда ему было лишь четыре…
— Да, наверное, ты, как всегда, права, — Гермиона согласно кивнула.
Но тогда все казалось правильным. Она не хотела сидеть дома, она мечтала реализовать себя, работать в Министерстве, иметь не только семью, но и удавшуюся карьеру. Она не хотела судьбы Джинни. Плоха ли была судьба Джинни, которая всю себя посвятила мужу и детям, дому? Нет, не плоха, наверное. Но для Гермионы это было недопустимо. Она не могла отказаться от себя самой. — Ты всегда смотрела за Хьюго, словно между вами был не год, а как минимум пять…
— Потому что он вечно все путал, попадал в переделки и безобразничал, — усмехнулась Роза. — А еще был папа, который приходил с работы раньше тебя…
— Прости меня, дочка…
— Нет, все хорошо, правда… — Роза отстранилась и улыбнулась матери. — Я не представляю себя другой, понимаешь? Иногда хочется быть просто любимой доченькой, девочкой, которую все оберегают и защищают… Но — иногда, когда очень устаю… Но мне нравится быть собой… Потому что… моя жизнь полная до краев. У меня есть, о ком заботиться, причем с избытком… У меня есть друзья, которые всегда помогут… Я чувствую себя нужной…
— Ох, Роза… — Гермиона покачала головой. — А для себя-то ты когда жить будешь? Кстати, как твой роман с Майклом Уильямсом?
Роза отвернулась, пряча легкую улыбку:
— Да никак. Мы решили остаться друзьями…
— О, верю, он был в восторге, — рассмеялась Гермиона, вспомнив пламенное лицо светловолосого мальчика, приходившего в июле поздравлять Розу с днем рождения. — А почему так? У тебя есть кто-то другой? Или просто нет ни на кого времени?
Роза хитро взглянула на мать, снова позволяя себя обнять:
— Время найти не трудно… Трудно найти человека, который бы меня выдержал больше пяти минут.
— Не верю, что в школе нет таких ребят.
Роза молчала, но Гермиона чувствовала, что дочь над чем-то размышляет.
— Мам, а бывает такое: что человек тебе нравится и одновременно пугает?
— Хм, не знаю, смотря какой человек и почему он тебя пугает, — Гермиона насторожилась. — Это ты о ком?
— Да есть у нас один такой в школе, — Роза смутилась. — Мне иногда кажется, что он просто чудовищно несчастен.
