— Ваше… — начала она и, вновь порозовев под смеющимся взглядом мужа, неловко пробормотала: — Простите, Астор… А баронесса Д’Освальдо б-будет на охоте?

— Абель? Всенепременно, — хохотнул маркиз, расправляясь с ветчиной. — Попробовал бы кто ее остановить!

Лавиния опустила ресницы. Супруга хранителя первой заставы была её единственной подругой, и отставать от нее Лавинии не хотелось. Да и что люди скажут? Все, получается, приедут к Хардингам семьями, а его сиятельство — один как перст? «Первый охотник на всё пограничье», чья жена явится только на ужин?..

— Я так давно не садилась в седло, — пробормотала Лавиния, крутя в пальцах бахрому салфетки. — И амазонку, наверное, придется перешивать, мне все платья тесны стали…

Астор, потянувшись к бокалу с водой, машинально скользнул взглядом по ее серому платьицу. Что есть, то есть, подумал он. Роды супруге определенно пошли на пользу, и Лавиния приятно округлилась в некоторых местах. «А толку теперь?» — привычно уже вздохнул про себя его сиятельство. И поторопился отвести глаза в сторону, чтобы не быть уличенным в излишнем разглядывании. Не дай боги, заметит, всполошится на пустом месте… то есть, не сказать, чтобы совсем на пустом, но всё равно извиняться замучаешься.

— Ну, — проговорил он, сделав глоток и вновь берясь за вилку, — с амазонкой я вам не помощник, а что касается седла — у вас ведь есть лошадь. Если хотите, могу составить вам компанию на прогулке, да вот хотя бы завтра утром. Навыки легко восстановить, было бы желание.

— Спасибо, — смущенно улыбнулась Лавиния. — Я люблю ездить в-верхом.

— Значит, договорились, — кивнул маркиз. И добавил, бросив озабоченный взгляд в темное окно: — Только бы погода планы не спутала. Что за февраль — метель за метелью!..

— Может быть, ночью отбушует, — предположила жена, — да и уляжется?

Ей вдруг ужасно захотелось прокатиться верхом. Она действительно любила долгие конные прогулки и до сих пор толком не видела Алваро — а та лошадка, которую ей подарил муж, так по сей день и скучала в конюшне. Ведь буквально на следующий день они узнали, что их станет трое, и врач строго-настрого запретил маркизе тряску в седле. Лошадь Лавиния назвала Звездочкой и часто наведывалась к ее деннику, чтобы угостить питомицу морковкой или сахаром, но предписания врача нарушить не решилась. А потом родился Алонсо, и его матери сделалось уже не до прогулок. «Но теперь ему почти что полгода, — подумала Лавиния. — И есть Роуз… Как было бы хорошо, если б завтра не было метели!»

— А если в день охоты случится ненастье? — помолчав, спросила она. Маркиз Д’Алваро пожал плечами:

— Будем превозмогать! И так уже на неделю перенесли, из-за Карлоса, не отменять же совсем?..

Он вновь покосился в окно и опустил голову к своей тарелке. Упоминание о захворавшем друге всколыхнуло иную тревогу. Райленд. Они с Карлосом не стали обсуждать это в присутствии Абель, но каждый думал об одном и том же — и уже ни на что не надеялся. Первокурсников Даккарая отправили в Разнотравье, в один из самых крупных и хорошо укрепленных военных лагерей страны, а вот прочих… Их ждала война. И братьев Д’Освальдо, и Кайю, и Кэсс. Ситуация на западе складывалась не в пользу Геона, со всей страны к Неспящей равнине тянули резервы, которых всё равно не хватало — а что будет дальше?.. Астор бездумно подцепил вилкой кусок ветчины, поморщился и опустил прибор. Что будет дальше? Да ясное дело, что ничего хорошего! Волчьи холмы сданы, перевал тоже вряд ли продержится долго. А возможности резервных лагерей не безграничны. Кадетов пошлют на запад, хотя бы для обеспечения прикрытия обозных колонн и госпиталей — и если карты лягут не в пользу Геона, если враг прорвется к Черной долине, птенцам Даккарая доведется отведать крови…

Снова поморщившись, Астор вернулся к еде. Остаток ужина прошел в молчании, под мерное позвякивание приборов и шорох юбок Пэт. Маркиза несколько раз взглядывала на супруга, словно желая что-то спросить, но так ни разу и не осмелилась. Резкая перемена настроения мужа сбила ее с толку. Ведь, кажется, только минуту назад он был такой веселый, смеялся, подшучивал над Пэт — и вдруг как отрезало! «Может, я что-то не так сказала? — тревожно подумала Лавиния. — Или это из-за охоты? Он понял, что мне не хочется ехать, и расстроился?..»

— Еще ветчины, ваше сиятельство? — спросила кухарка, протягивая руку к опустевшей тарелке хозяина. Астор, качнув головой, потянул с шеи салфетку.

— Спасибо, Пэт, — сказал он. — Я уже сыт.

— Как прикажете. Кофе как обычно подать, в библиотеку?

— Нет, — подумав, отозвался маркиз, бросая салфетку на стол и поднимаясь. — В спальню подай, я буду у себя… С вашего позволения, дорогая.

Он склонил голову, улыбнулся супруге бесцветной улыбкой и покинул столовую. Лавиния проводила мужа растерянным взглядом. Она решительно не понимала, что происходит. Если бы на заставе было неладно, как тогда, когда его срочно вызвали запиской, он не поехал бы к Д’Освальдо. И не сидел бы здесь потом как ни в чем не бывало, разглагольствуя об охоте. Так в чем же дело?

Шумный вздох Пэт отвлек маркизу от ее беспокойных дум. Качая головой, кухарка принялась убирать грязные тарелки, что-то бормоча себе под нос.

— …и никогда никого не слушает, — долетело до Лавинии. — Велел же доктор беречься, так нет! Ни минуты дома не усидит, а потом головою мается по полночи…

Маркиза Д’Алваро медленно выпрямилась. Ну конечно, снизошло на нее. Голова! Врач ведь предупреждал, что она у его сиятельства болеть будет еще очень долго, запретил утомляться и ездить верхом, а дороги по этой ужасной погоде все замело. Растрясло, верно, по пути домой от соседей, вот контузия и дала о себе знать. Лавиния, преисполнившись сострадания, потянулась к салфетке. «Уложу Алонсо, — решила она, — и загляну к нему. Может, от компресса на лоб полегчает?..»

Однако когда спустя час маркиза Д’Алваро перешагнула порог спальни супруга, его сиятельства она там не нашла. Поставив на умывальную тумбу принесенную с собой миску с водой и травяным льдом, для компресса, Лавиния обвела взглядом комнату. Жарко пылающий камин, столик у одинокого кресла напротив, где остывал в чашечке едва тронутый кофе, аккуратно расправленное покрывало на широкой кровати… Его сиятельство куда-то вышел? Лавиния прислушалась к тихому дому, приподняла кофейник — совсем полный — и в неясной тревоге наморщила брови. Где он? Спустился в библиотеку? Но почему тогда не позвал и ее?

Маркиза понурилась. Вчера библиотека тоже осталась закрытой. А позавчера они вдвоем не провели там и получаса — его сиятельство, вот как сегодня, едва притронулся к кофе, а после, сославшись на усталость, пожелал супруге доброй ночи. Неужели он вновь стал тяготиться ею?.. Лавиния, опустив голову, подошла к окну и прижалась щекой к не задернутой бархатной занавеси. Она любила их вечерний кофе вдвоем: ей нравились эти мирные, тихие минуты, нравилось прислушиваться к гулу огня в камине и негромкому глуховатому голосу из соседнего кресла, нравилось представлять, что всё это по-настоящему. Конечно, Лавиния знала, что муж старается для Алонсо, и правда была благодарна ему за это, но всё же… Тихий вздох вырвался из груди. Ради нее самой никто никогда не старался. А его сиятельство, похоже, понемногу начал уставать от роли примерного мужа, и кто бы стал его осуждать? Он изменился ради семьи, а вот Лавиния осталась такой же — всё той же серой мышкой, разве что прибавившей в талии…

Из коридора раздались знакомые тяжелые шаги. Заныли половицы, громко скрипнули дверные петли — и маркиза Д’Алваро, придя в себя, обернулась.

— Лавиния? — удивился возникший на пороге супруг. Лицо у него было красное, словно от ветра, и мокрое. — Что вы здесь делаете, дорогая? Что-то случилось?

— Нет, — пролепетала жена, заливаясь румянцем. — Я… Я п-просто… просто решила, что у вас опять болит г-голова, и п-подумала…

Она шевельнула рукой в сторону умывального столика, и его сиятельство, повернув голову, заметил у медного таза знакомую плошку. Уголки его губ тронула понимающая улыбка.