Его светлость откинулся затылком на подголовник. Тепло разгоревшегося камина и привычный уют кресла навевали дремоту. Всё-таки, он устал за этот день. «И до выздоровления мне еще далеко, стоит, наверное, всё же вернуться в постель», — вяло подумал герцог, не делая даже попытки встать. Да, он устал. И от своей болезни, и от череды сплошных поражений, и от собственного бессилия. Ничего уже не хотелось, только забыться, и Кендал не стал этому противиться. Отяжелевшие веки потянуло книзу, голова склонилась на грудь, а перед глазами его из сгустившейся вокруг мягкой, зыбкой тьмы возник Туманный хребет, весь окутанный у подножия покровом цветущей желтозубки. Над хребтом кружились драконы. Большие и малые, черные и бурые, они парили в вышине, задевая крыльями облака, а их тени скользили по ядовитому ковру желтозубки, делая его похожим на пятнистую леопардовую шкуру. Да, желтозубка растет только в предгорьях, кадету Д’Элтар нечего опасаться… Первый алхимик Геона, уже совсем было провалившись в сон, вдруг потревоженно шевельнулся. Неясно нахмурил брови, пожевал губами и открыл глаза.

— Драконы, — хрипло уронил он, глядя прямо перед собой. — На Туманном хребте есть драконы? Дикие? Есть?..

Библиотека молчала, только в камине негромко потрескивали поленья. Его светлость моргнул и медленно выпрямился.

— Есть, — сам себе ответил он. — Должны быть! И падальщики среди них должны быть тоже!

Рассвет королевский алхимический корпус встретил в полном составе и на ногах. В лабораториях экспериментальных отделов ярко горел свет, по коридорам от одной двери к другой носились гонцами младшие лаборанты, а в личном кабинете первого алхимика яблоку негде было упасть. Верховный маг, граф Бервик, магистр щита, оба заместителя его светлости, главы экспериментальных отделов… Секретарь магистра, это воплощение невозмутимости, сновал из кабинета в приемную и обратно — то с опустевшим и вновь наполненным кофейником, то с запиской для герцога эль Гроува, то с ответом на эту записку, и лишь напряженный взгляд, что он то и дело бросал на запертую дверь лаборатории патрона, выдавал его тщательно скрываемое волнение. Секретарь не был алхимиком, но под началом его светлости служил уже почти десять лет и о Дымке, конечно, знал. Здесь, сейчас решалась ее судьба — а значит, в немалой степени судьба всего Геона — и с каждым новым, убийственно неторопливо текущим часом смирять нетерпение становилось всё сложнее.

Первый алхимик, по слухам, лежащий дома едва ли не при смерти, во втором часу ночи шагнул из воронки в центр своего кабинета — как всегда, деловитый, подтянутый, облаченный в строгий магистерский камзол и совсем не похожий на умирающего. Разве только лицо его было бледней обычного да щеки ввалились — однако серые глаза знакомо сверкали сталью. Герцог разбудил дежурного, послал с ним записку верховному магу и заперся в личной лаборатории. А спустя всего час корпус встал с ног на голову. Секретарь, которого выдернули из шахтерского городка близ лагеря Россайн, уже успел отвыкнуть от такой суеты и положительно сбивался с ног — что, однако же, не мешало ему ловить обрывки разговора, долетающие из кабинета.

— …почти с десяток видов, от пещерных когтекрылов до всякой мелочи, вроде красноголовок, но…

— Красноголовки?

— Летучие змейки, магистр, мелкие падальщики, их даже за драконов многие не считают — так, кормежка для более крупных собратьев…

— Падальщики? Значит, он полагает… Но желтозубка! Как вы могли упустить из виду бич всех наездников, она же известна каждому в Геоне!

— Мы проверяли, граф, но отдельно, не принимая во внимание драконов, — а они, очевидно…

Крышка кофейника, стоящего на спиртовке, мелко задребезжала. Секретарь, нехотя отвлекшись от чужой беседы и погасив огонь, переставил кофейник на стоящий тут же поднос. Подумав, взял с полки свою кружку, плеснул в нее немного кофе, поднес ко рту — но и глотка сделать не успел. В приемную ворвался топочущий вихрь, в котором смутно угадывались очертания кого-то из экспериментаторов шестого отдела. Вихрь, едва не снеся по пути секретарский стол, пролетел через приемную, и спустя мгновение из кабинета первого алхимика донеслось:

— Ваша светлость! Ваша светлость, сожрал! Всё до последнего листочка!

В наступившей тишине раздался легкий скрип двери и голос магистра:

— Реакция есть?..

— Почти сразу пошла, ваша светлость! Впал в анабиоз, мы фиксируем изменения, но, похоже…

— Изменения какого плана? В плюс или в минус?

— В плюс, ваша светлость, в плюс! Кажется, вы были правы!

— Хорошо, если так. Возвращайтесь в опытный зал, Фортес, я сейчас подойду. И не спускайте глаз с дракона, важна любая мелочь.

— Будет сделано, ваша светлость!

Топочущий вихрь пронесся мимо секретаря в обратном направлении. Тишина, окутавшая было кабинет магистра алхимии, всколыхнулась и вновь рассыпалась голосами. Все присутствующие говорили одновременно, грохотали отодвигаемые стулья, скрипели подошвы по паркету…

— Я оставлю вас, господа, — долетел до замершего у спиртовки секретаря голос патрона. — Дело требует. Тэйт! Берите выжимку и за мной!

— Слушаю, ваша светлость!

Секретарь, забыв про кофе, вытянул шею: из кабинета показался герцог эль Хаарт — в длинной серой робе, прямой и сосредоточенный как никогда. За ним, прижимая к груди стойку с рядом заткнутых пробками колб, семенил еще один экспериментатор, на этот раз из восьмого отдела. Вдвоем они торопливо пересекли приемную и скрылись за дверью. Секретарь его светлости, опустив зажатую в пальцах кружку, обернулся к кабинету. Там вновь стало тихо.

[1] Стихотворение Екатерины Шашковой

В гостиной верховного мага Геона тихо позвякивали кофейные чашечки. Снаружи, за плотно задернутыми оконными портьерами, угасал день. Снова накрапывал дождь, ветер гонял по серому небу мелкие бледные облака, но в окутанной вечным полумраком гостиной было тепло и покойно.

— Еще кофе, ваше величество? — спросил Данстен эль Гроув.

— Не откажусь.

Мягко забулькал кофейник, и Рауль Норт-Ларрмайн с благодарным кивком принял из рук его светлости изящную чашечку расписного фарфора.

— Надеюсь, — сказал он, возвращаясь к прерванной беседе, — первый алхимик не напрасно рискует здоровьем. Наш главный лекарь едва сам не схлопотал сердечный приступ, узнав, что его светлость вернулся в Россайн.

— Не беспокойтесь, ваше величество, — улыбнулся в ответ эль Гроув, — полагаю, ни того, ни другого мы не потеряем. Магистр, слава Танору, всё же успел немного окрепнуть, а господин главный лекарь — один из самых здоровых людей, что я когда-либо встречал!

Он улыбнулся снова, и государь улыбнулся в ответ.

— Что ж, — помолчав, сказал он. — Положимся на ваше известное чутье, мэтр.

— Не беспокойтесь, ваше величество. В любом случае, риск оправдывает себя.

— Надеюсь, — повторил король, поднося к губам чашечку.

С той беспокойной ночи, когда герцог эль Хаарт, нарушив все врачебные предписания, оставил дом ради службы, прошло без малого три дня. И ни минуты из этих трех дней королевский алхимический корпус не знал покоя — однако, к чести магистра, тому была веская причина. Боги не отнимают, не даря ничего взамен: словно бы в утешение генералам Геона, вновь проигравшим и вновь вынужденным отступать, они улыбнулись его первому алхимику. Загадка багровой смерти была разгадана — тогда, когда никто уже этого не ждал, так, как никто и представить себе не мог. Драконы! Магистр алхимии предположил, что их организм под воздействием яда желтозубки выделяет в кровь некий токсин, меняющий ее состав и нивелирующий последствия отравления токсином фосса небула, и оказался прав. Первые же опыты, поставленные на красноголовках, спешно доставленных в корпус по требованию его светлости той же ночью, подтвердили жизнеспособность идеи, а серия опытов на заключенных Последнего предела окончательно развеяла все сомнения. Противоядие было найдено. И как только первый алхимик уверился в этом, он испросил высочайшего соизволения немедленно вернуться в Россайн. Из двух тысяч бойцов, пострадавших от Дымки в памятную ночь двойной диверсии, еще дышало лишь чуть более восьми сотен — и пять из них ожидали своей участи в общих бараках заброшенного городка рудокопов. «Я не уверен, ваше величество, что мы не опоздали, — прямо сказал герцог эль Хаарт. — В конечном итоге, заключенные Последнего предела были отравлены Дымкой гораздо позже этих несчастных, но я должен проверить — и, если всё же есть шанс, попытаться вернуть их к жизни!»